На какой-то момент он замер, прислушиваясь, и, когда я решила в очередной раз перебежать в другой угол комнаты, ловко схватил меня за руку. Как это произошло, я и сама не поняла. Неужели почувствовал лёгкий ветерок, создаваемый моими движениями? – Попалась! – Вот блин, – с досадой вздохнула я. – Что значит «блин»? А как же поцелуй?! С этими словами он положил руки мне на плечи, осторожно ощупывая их, пытаясь понять, где я, стою ли к нему лицом или спиной. Где мои глаза, моя шея, мои губы. Его пальцы медленно проскользили по ключице, поднялись по шее, нащупывая подбородок и наконец нашли то, что искали – губы. На какой-то момент я даже задержала дыхание – настолько трогательно и беззащитно Герман выглядел со стороны. И в этом жесте, в этом поцелуе, который он мне подарил, было еще больше чувственности и страсти. Он точно пытался понять, кто я, какая я. В тот момент невольно подумалось о том, как живут люди, которые никогда не видели свет. Как они чувствуют? Ощущают ли они поцелуи иначе, чем мы? А прикосновения? Может быть, в них больше искренности и чистоты, ведь они не видят человека, они его чувствуют? Какого это – познавать мир с помощью осязания? – Это так необычно, – точно в ответ на мои мысли прошептал Герман. – Но я бы хотел видеть тебя, – с этими словами он стянул шарф с глаз. – Хочу смотреть на тебя каждую секунду. – Так что, ты будешь отыгрываться? – улыбнулась я, разрушая романтику момента. – Да. Сейчас я покажу тебе, что такое настоящая игра. Спорим на еще одно желание? – По рукам! Все равно ты снова продуешь. Прозвучало слишком самонадеянно – это была самая короткая партия из трёх сыгранных за сегодня. Герман поставил моей армии мат в три хода. – Ты выиграл, – растерянно констатировала я. – Да, и настала моя очередь загадывать желания. Сними с себя что-нибудь из одежды. Учитывая то, что я была в одних лишь лосинах и растянутой футболке Германа, и снять какой-нибудь носок тут не прокатит, это его «что-нибудь» звучало издевательски. Думая, от какой части одежды из этих двух избавиться, я все-таки выбрала лосины. – Ты должна мне ещё одно желание, помнишь? Мы спорили, что я смогу выиграть тебя, и я сделал это. – И что ты мне загадаешь? Чтобы я сняла что-нибудь еще из одежды? – с вызовом спросила я. – Нет, – спокойно ответил Герман, – только чтобы ты приняла со мной душ. – Только если ты донесёшь меня на руках. А впрочем, даже не «только если» – ты же обязан носить меня на руках! – на моем лице сияла ехидная улыбка. – Мне не трудно. С этими словами он подхватил меня на руки и закинул на плечо, как часто бывает во всяких романтических фильмах. Я взвизгнула. Доставив меня прямиком в ванную комнату, Герман открыл кран, и сотни маленьких струек забились о стекло душевой кабины. Он хотел было снять футболку, но я помешала этому, обвив его шею руками. Он не мог устоять и не поцеловать меня. И с каждой секундой этот поцелуй становился все более и более страстным. Я вновь потеряла голову, и пришла в себя, лишь когда Герман потянул меня за собой под потоки горячей воды. – Постой. Мужчина вопросительно взглянул на меня, пытаясь усмирить разбушевавшегося дыхание. – Промокнуть до нитки в порыве страсти – это, конечно, до чёртиков сексуально, но боюсь, что мы не сможем высушить нашу одежду до завтрашнего утра, если сейчас не снимем ее. Он жадно сглотнул и одним движением буквально сорвал с меня футболку. Подтолкнул к стене, нависая над моим хрупким телом всем своим существом. Моя теперь уже оголенная спина соприкоснулась с холодным кафелем, покрываясь мелкими мурашками. Когда мы переместились под душ, мои ноги обвивали его крепкую спину, а его сильные руки поддерживали меня, не давая упасть. Мы теряли голову друг от друга, и потоки воды водопадами стекали по нашим телам. В эту ночь мы уснули почти сразу и спали крепко, не увидев ни одного сновидения. Еще благополучно забыли поставить будильник и проспали до десяти часов утра, что в нашем путешествии было непозволительной роскошью: по расписанию наш подъём планировался в семь. Впрочем, мы выспались, и это было главное. Лучше продолжить дорогу в бодром состоянии и отличном расположении духа, чем случайно уснуть за рулём. Почти все наши вещи остались в машине, поэтому утром почти не пришлось собираться. Мы наскоро набросили удобные спортивные костюмы и поспешили покинуть мотель. Позавтракать решили на этой же заправке. Еды у нас осталось не слишком много, и она бы пригодилась на случай, если мы проголодаемся прямо в дороге. А пока что можно было позволить себе чашечку кофе. – Поведёшь ты, – сообщил Герман, отпивая глоток своего эспрессо. – Как ты вообще пьёшь эту дрянь? – я оставила его утверждение без ответа. И вправду не понимала, как люди могут пить кофе без молока или сливок, тем более когда он такой крепкий. Я всегда выбирала что-нибудь лёгкое – латте или раф. – Я привык, – пожал плечами Герман. – Так что ты скажешь на то, что настала твоя очередь вести машину? – Ладно, ладно, уговорил. Остаток завтрака мы провели, обсуждая, чем займёмся, когда приедем на Камчатку. Герман сказал, что нашёл какую-то хорошую больницу, где мы оба могли работать, пока не наступит следующий семестр, чтобы я смогла перевестись в новый университет. Он хирургом, я – медсестрой. Я напомнила ему, что не могу делать этого без соответствующего документа, который выдают только в конце третьего, а то и начале четвёртого курса. Но Герман сказал, что в небольших городках, где не хватает персонала, всем все равно. – Я уже отправил им свое резюме. И они готовы взять меня с руками и ногами. – Это здорово, что ты снова сможешь оперировать. Мы просидели около получаса и, доев остатки завтрака, отправились в машину. Нужно было продолжать путь. Герман запустил дистанционный прогрев двигателя, и минивэн дружелюбно поприветствовал нас, подмигнув фарами. – Постой, я, кажется, кое-что забыла. – Что ты забыла? – В одно место сходить. Ну не смотри ты на меня так, я быстро! С этими словами я закинула рюкзак в машину и поспешила обратно на заправку. Мы были единственными посетителями, поэтому мне даже не пришлось стоять в очереди, и это не могло не радовать – четыреста миллилитров латте и два стакана воды, выпитые еще в мотеле, давали о себе знать. Спокойно сделала свои дела, осталось лишь помыть руки и вернуться к Герману. Нужно быть экономнее со временем, иначе в конце концов мы опоздаем на наш самолет. Включила горячую воду и взглянула в зеркало, чтобы поправить волосы. И в этот момент сердце пропустило удар, а потом, казалось, и вовсе замерло. На зеркало была прикреплена какая-то бумажка. Указания для уборщицы? График мытья туалетов? Да кто вообще крепит бумажки на зеркала? Мне не хотелось думать об этом, но, кажется, я уже знала ответ на этот вопрос. Я прекрасно понимала, кто крепит бумажки на зеркала. Это может быть только один человек. Он. Я сделала шаг назад и крепко зажмурила глаза в надежде, что когда открою их, записка исчезнет. Может, мне просто померещилось? Наверное, я мало спала за последние два дня, мой организм слишком устал и теперь выдаёт сюрпризы в виде галлюцинаций. Но когда я открыла глаза, бумажка никуда не делась. Она попрежнему висела на зеркале. Прямо по центру. Я протянула руку и дрожащими пальцами отклеила полоску малярного скотча. «Нельзя читать чужие письма!» – говорил голос в моей голове. «Этот не чужие письма. Это ТВОЁ письмо». – Это невозможно, – вслух прошептала я. «Зря ты попыталась сбежать. Ты разочаровала меня, моя девочка. И ты заплатишь за это. Хотя…я дам тебе шанс спастись. Немедленно возвращайся домой. Даю тебе сутки, чтобы сделать это. И если завтра не увижу, как ты заходишь в свою комнату, то будет страшно и больно. Но не тебе. Твоей семье. Так что, ты еще хочешь увидеть свою мамочку?» Я закричала. Завопила так истошно, что казалось, сюда должна была сбежаться вся заправка. Но именно в этот момент продавщица вышла на улицу покурить, и толстые стены поглотили мой крик. Наедине со своим страхом я осталась совсем одна. – Ненавижу тебя! – зло выкрикнула я, не до конца понимая, кому вообще адресованы эти слова, скомкала записку и с силой швырнула ее в стену. Только что умерла наша последняя надежда. Я пулей вылетела с заправки и направилась к машине. – Мы едем домой! Герман, сидевший на пассажирском месте и перемещавший кристаллы в игре «Три в ряд» на допотопном кнопочном телефоне, медленно перевёл на меня взгляд, полный растерянности и непонимания. Вместо слов я протянула ему скомканную бумажку, которую в последний момент все же подняла с пола. Я наблюдала за тем, как его длинные пальцы аккуратно разворачивают помявшийся листок, как глаза бегают по строчкам, выведенным до боли знакомым почерком. – Только не это, – пробормотал Герман. Глава 29 АНОНИМ Утром тридцать первого декабря я проснулся поздно. Чёрные блэкаут-шторы совсем не пропускали солнечный свет, из-за чего казалось, что за окном сейчас глубокая ночь. Но часы на телефоне показывали полдень. Вылез из-под пледа и подошёл к окну, чуть отодвигая штору. Яркий луч солнца ударил в глаза. Старый уличный термометр показывал минус двадцать. Задёрнул штору обратно и отошёл от окна – я никогда не оставлял его открытым, поэтому в моей квартире царила вечная темнота. Наверное, скоро стану таким же бледнокожим, как Эдвард Каллен, ведь единственная причина, по которой я выхожу на улицу – это она. Даже продукты и еду почти всегда привозит курьер из доставки. Я не видел ее очень давно. Так было нужно – пусть думает, что Рома действительно решил залечь на дно. И это было мучительно. Я не мог подавлять свои обсессии, и поэтому каждый день писал ей новые письма. И каждое подписывал рисунком заброшенной башни. Не мог контролировать это – руки сами тянулись к карандашу и бумаге. Я писал письма с особой тщательностью, и в то же время стремительно и быстро, а потом просто складывал их в ящик. Мне так хотелось отправить их, сделать так, чтобы она увидела. Но нужно было немного потерпеть. Терпение и выдержка – главные козыри моей игры. В это утро я проснулся со стойким ощущением, что что-то не так. Правда, так и не мог понять, что именно. Солнце было слишком ярким, обстановка – слишком спокойной. Что-то определённо было неладно. Я хотел отбросить эти мысли. Отправился на кухню и впервые за много дней приготовил себе яичницу. После этого решил сделать уборку. Даже погладил свои футболки, но чувство тревоги так и не отпускало. – Ну что ты путаешься под ногами? – буркнул я Афоне, который в это время решил поиграть с моим носком. – Не ори, я и так недавно положил тебе корм. Или ты хочешь сказать, что уже все съел? Афоня выдал протяжное «мяу». – Нет, я не дам тебе еще, даже не проси. Ты столько ешь, что и так скоро разжиреешь и у тебя разовьётся кошачий атеросклероз. Понятия не имею, существует ли такой на самом деле. – Ладно, уговорил, – наконец сдался я. Стены небольшой квартиры давили со всех сторон. Поэтому, насыпав коту еще одну миску корма, я плюнул на все, нацепил толстовку и зимнюю куртку и решил все-таки выйти на улицу. Конечно же мой путь лежал к ее дому. Но ее там не оказалось. Свет в доме Рыбниковых горел лишь на кухне. Мать Даши, стоя в строгом деловом костюме и облокотившись на тумбу, держала в руках маленькую кружечку. Наверное, допивала утренний кофе. Интересно, она только что вернулась домой или наоборот, планирует уехать? И где все? Где Даша? Пока я наблюдал за кухней, прячась за лапами огромной старой ели (это был мой любимый наблюдательный пункт), из дома вышел отец Даши и ее младший брат. С шумом поднялась дверь гаража, и они исчезли внутри. К тому времени мать допила напиток, оставила чашку в раковине и исчезла из моего поля зрения. Через пару минут она тоже появилась на улице. Я услышал щелчок закрывающегося замка. Значит, они куда-то уезжают из дома и запирают его на замок. Но куда? И где сейчас Даша? Неужели снова с ним?