Мы часто гуляли с друзьями, пару раз даже выбирались на природу покататься на горных лыжах и пожарить шашлыки в уютных беседках. Днями я отвлекалась, как могла, а ночами приходила домой, ложилась на кровать и плакала. Все казалось отличным лишь до ночи. А ночью на землю опускалась невыносимая грусть. Ночью, когда зима официально сменилась весной, я впервые за много дней осталась дома одна – родители уехали на юбилей к какой-то дальней родственнице по папиной линии. Они настаивали на том, чтобы я поехала с ними, но путешествие в соседний город на все выходные было непозволительной роскошью: в понедельник предстоял очередной зачет по фармакологии. Когда я преуспешно сообщила об этом родителям, они тут же решили, что никуда не поедут, но я настояла на обратном. В конце концов, не могла же я привязать их к себе навечно. Прекрасно видела, как работа изматывает маму круглые сутки на пролет, как дёргается глаз папы от очередных деловых переговоров. Им нужно было отдохнуть и расслабиться, и держать родителей на привязи было бы слишком нагло и эгоистично. – Мам, мой прекрасный невидимый друг уже больше двух недель не объявлялся, – успокаивала я. – Не думаю, что решит объявиться именно в тот день, когда вы уедете. – Именно в тот-то день он наверняка и решит это сделать! – парировала мама. Вообще-то, по всем законам логики она была права. Аноним всегда появлялся, когда его не ждали. Всегда приходил в те моменты, когда я была наиболее уязвима. Но еще никогда прежде не оставлял меня одну так надолго. Это могло значить только два варианта: либо его целью было рассорить нас с Германом (чего он и добился), и в таком случае вряд ли когда-нибудь он объявится вновь. Либо я встретилась с очередным затишьем перед бурей. Но, как бы там ни было, родителей на праздник я все равно сбагрила. – В холодильнике стоит плов. Там целая кастрюля, должно хватить. Если вдруг не хватит, свари макароны или закажи себе что-нибудь. А может быть, Вику позовёшь? – Мам, вы уезжаете всего лишь на ночь, а не на вечность, – устало вздохнула я. – И у Вики там свои дела. – Может, мы все-таки останемся? – не унималась мама. – Посмотрим фильм все вместе, а лучше – сходим в кино. – Мама, ну хватит. Мы ведь все уже решили. Уезжали родители не в самом довольном настроении. Смотрели на меня так, будто я вновь стала той маленькой девочкой из детства, за которой нужен глаз да глаз и комендантский час впридачу. Кажется, даже из-за Макса они никогда не тряслись так сильно, как из-за меня сейчас. Не зря просила Германа не писать заявление и не втягивать их во все это дерьмо. Ведь полиция как всегда не нашла никаких зацепок, а мама каждый вечер глотала валерьянку и пила корвалол. Я просидела за фармакологией почти весь вечер, так что беспокоиться о моем досуге не пришлось. Часы пролетели незаметно. Разобрала три темы из пяти, оставив две самые сложные на завтра, прежде чем мой мозг вскипел окончательно. Препараты, группы, дозировки – от обилия информации можно было сойти с ума. Поэтому, дописав очередной рецепт, я захлопнула тетрадь и откинула ее в дальний угол стола. Пожалуй, на сегодня хватит. Часы показывали девять минут одиннадцатого; я ужасно хотела есть. Немудрено! Я провела за учебниками несколько часов, даже не вставая. «Что ж, одиннадцатый час – лучшее время для маминого плова», – подумала я, а желудок подтвердил эту мысль голодным урчанием. После ужина налила себе полный бокал вина. Одной бутылкой в нашем погребе больше, одной меньше – какая разница? Мне всегда претила мысль остаться дома одной, медленно распить бутылку дорого вина и много думать о жизни. Спустя несколько глотков стало легко. Когда кончился бокал – весело. Со вторым бокалом я отправилась в ванну, решив продолжить своё блаженное романтическое уединение. Налила любимую лавандовую пену, отсыпала полпачки какой-то дорогой гималайской соли, которой обычно пользовалась мама, зажгла свечи. Горько пожалела о том, что во всем этом великолепии романтики я была одна. Я пила вино и считала крупинки на потолочной плитке. На середине бокала настигла новая стадия – страдания. Вдруг очень некстати вспомнились все счастливые моменты, произошедшие со мной за эти полгода. А потом пришло осознание того, что как было раньше – уже никогда не будет. Крепко зажмурилась, чтоб отогнать от себя непрошеные мысли, но вместо этого из сомкнутых глаз просочились слёзы. Упали, смешиваясь с и без того соленой водой. И вот тогда-то началось. Боль пронзила тело насквозь. Я рыдала, била воду, расплескивая брызги пены по всей ванной, сжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони и оставляя небольшие полуовальные кровоподтеки. С трудом вспоминаю, как вылезла из тёплой ванны, закуталась в мягкий махровый халат и добралась до своей комнаты. Голова кружилась, все вокруг плыло, хотелось плакать, смеяться, говорить, кричать. И я делала все это, выплескивая накопившиеся эмоции, пока силы окончательно не покинули тело. Я рухнула на кровать прямо так, в халате, даже не расправляя покрывала. Не знаю сколько я проспала, прежде чем проснуться от невыносимой головной боли. В комнате царила кромешная тьма, а значит, утро еще не наступило. Я протерла глаза и села на кровати. Что ж, вино было хорошим, но несколько бокалов в купе с пролитыми слезами сделали своё дело. От боли хотелось умереть. Вслепую нащупала тапки где-то под кроватью, откинула плед, и только собралась встать, чтобы пойти на кухню за водой и таблеткой, расправить кровать и переодеться, как голову посетила ужасная мысль. Я засыпала без пледа. Осознав это, почувствовала, как тело обдаёт волной жара. – Так, Даша, стоп, – сказала я самой себе, – ты выпила достаточно вина и, вообще-то, не очень хорошо помнишь, что происходило после того, как ты покинула ванну. Ты вполне могла прихватить плед где-нибудь по дороге в спальню и благополучно забыть об этом. Но в душе я понимала, что это невозможно. Этот плед был из гостиной, куда я абсолютно точно не могла спуститься и забыть об этом. «Мало ли, куда плед мог мигрировать из гостиной. Может быть, его утащил оттуда еще Макс», – вторил голос в голове, и я предпочла согласиться с ним. Сделав глубокий вдох, за которым тут же последовал выдох, я наконец собралась с силами и встала с кровати. Подошла к двери и на секунду замерла. Я почувствовала на спине чей-то тяжёлый взгляд. Буквально каждой клеточкой тела ощущала, как глаза сверлят меня в глубокой темноте. Сжав руки в кулаки, я обернулась. Немой крик застрял где-то глубоко в горле. Передо мной стоял Туре. Глава 33 ДАША Я пыталась кричать, но лишь глотала ртом воздух. Кажется, я окончательно сошла с ума. Этого не могло быть, просто не могло! Но Туре стоял передо мной, здесь и сейчас, такой материальный и реальный, что на секунду я подумала: это действительно мог быть он. Но это невозможно. Туре умер несколько месяцев назад. Сгорел в пожаре. Это его тело вынесли из пепелища квартиры. На нем были обрывки его любимой чёрной толстовки, которая, скорее всего, загорелась первой, и серебряное кольцо, которое он никогда не снимал – подарок покойной бабушки. Единственное место, где он мог быть – на том свете. Но никак не в моей комнате. Времени на рассуждения не было. Из комнаты я вылетела молнией, включая каждую лампу на своём пути. Вот-вот уйдёт темнота, а вместе с ней – все страхи и видения. Сердце бешено колотилось. Вбежав в гостиную, я схватила первое оружие, попавшееся мне под руку – кочергу из камина. От кого я собралась обороняться – даже не думала, но эта штука точно пригодится. Испуганно огляделась по сторонам: в доме пусто и тихо. Но я видела его, так четко и по-настоящему, что принять мысль о том, что передо мной возникла всего лишь галлюцинация, была не в состоянии. В тот момент я вообще утратила способность рассуждать здраво. Нужно было срочно позвонить в полицию, и я начала судорожно шарить по карманам халата, прежде чем осознала, что телефон остался в комнате наверху. В моей комнате, в которую я не вернусь ни за что на свете. – Черт, черт, черт, соображай, – бубнила самой себе, но соображать выходило плохо. Поэтому единственное решение, которое пришло мне в голову – покинуть дом. Правда и у этой идеи имелись серьезные препятствия. Например, на улице был лютый мороз, а вся моя одежда также осталась наверху. Но выход из ситуации я нашла быстро: залетела в прачечную (не забывая держать кочергу начеку!) и достала из корзины с грязным бельём первые попавшиеся спортивные штаны и тёплые вязаные носки. Около входа прямо на халат накинула мамин пуховик и вылетела из дома. Снег хрустел под ботинками. Уже через минуту я почувствовала, как начинают мерзнуть ноги. Никогда прежде не ходила без колготок зимой. Но я все равно бежала, не замечая ничего и никого вокруг. На этой планете было лишь одно место, куда я могла побежать, увидев призрак прошлого в своей спальне. Да, мы были в ссоре и не разговаривали уже больше месяца, но сейчас это казалось мне таким мелочным и неважным. Я почувствовала, как смерть ходит со мной по одному канату. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Ощущала ее дыхание на своей шее. И мне было абсолютно плевать на все разногласия, произошедшие между мной и Германом. Даже плевать на то, что когда-то ночью он ездил к бывшей. Я позвонила в звонок, наверное, раз сто. Била дверь калитки кулаками. Но он не открывал мне. – Герман! Герман, открой, пожалуйста, я знаю, ты меня слышишь! – кричала я, будучи совсем неуверенной в последнем. Но он не подошёл к калитке ни через пять минут, ни через десять. Свет в окнах не горел и, скорее всего, хозяина даже не было дома. Где он? У Алены? Я набрала охапку снега в ладони и, слепив из него снежок, со злостью швырнула его через забор. Остатки снега таяли на покрасневшей от холода ладони, и ледяная вода стекала между пальцев, а вместе с ней уплывала и моя надежда на спасение. Прислонившись спиной к каменному забору, я опустилась на корточки и дала волю слезам. Не знаю, сколько просидела так. От страха и разочарования я совсем перестала чувствовать холод. Пришла в себя лишь когда в глаза ударил яркий свет. Я рефлекторно зажмурилась, пытаясь скрыть источник света рукой. Рядом остановилась крутая чёрная машина, но я почти не могла разглядеть ее из-за ослепивших меня фар. – Девушка, с вами все в порядке? Может, вам нужна помощь? Из машины вышел незнакомый мужчина в аккуратном чёрном пальто, с густыми усами и проседью в волосах. – О нет, простите, все в порядке, – почувствовав себя неловко, я поднялась и поправила растрепавшиеся волосы. Было ужасно стыдно: наверняка он принял меня за сумасшедшую алкоголичку или, того хуже, наркоманку. На его месте именно так я бы и подумала: ну какая нормальная девушка будет сидеть одна в сугробе глубокой ночью в слезах и какой-то непонятной одежде? Но мужчина оказался намного добрее и учтивее, чем я ожидала. – С парнем поссорились? – спросил он, и я даже почувствовала в его голосе теплоту. – Неужели он выгнал вас на улицу в такой мороз? Вы же совсем легко одеты! – Нет. Точнее, не совсем. – Садитесь в машину, я отвезу вас домой. – Я живу здесь рядом. Но мне нельзя домой, – с горечью вздохнула я. Куда угодно, только не туда. – Тогда что я могу сделать для вас? – О нет, спасибо, ничего не нужно. Вы уже и так много сделали, приведя меня в чувство. Дальше я как-нибудь сама, – грустно улыбнулась я. По-прежнему освещённая яркими фарами, я направилась в противоположную от машины сторону. Но куда – я и сама не знала. Дом был последним местом, куда бы мне хотелось вернуться. Я окажусь там не раньше, чем приедут с праздника родители. Но больше пойти было абсолютно некуда. Хотя… Я остановилась и обернулась. Мужчина садился в автомобиль, провожая меня взглядом. – Постойте! – окликнула его я. Уже через полминуты мы выезжали из Копей. Услышав меня, мужчина вновь вылез из автомобиля и, обойдя его спереди, любезно открыл пассажирскую дверцу. Кстати, автомобиль оказался новеньким «Мерсом», и оставалось лишь диву даваться, как он вообще не побрезговал впустить меня, мокрую и грязную, в это крутое авто. – Почему вы помогаете мне? Разве не решили, что я алкоголичка или наркоманка? Почему не вызвали дурку? – Меньше всего ты похожа на алкоголичку или наркоманку, – спокойно ответил мужчина. – А «дурка» уже на месте. Я психиатр-нарколог, – пояснил он, видимо, заметив на себе мой удивленный взгляд. – И за свою работу видел разных пациентов. От философских размышлений у людей, которые просто перебрали, до наркотического делирия. А ты просто находишься в глубокой тоске. И, похоже, чем-то очень напугана. – Кругом одни врачи, – горько усмехнулась я. – Я бы мог прочитать нотацию о том, что даже в глубоком горе не стоит вести себя опрометчиво. Ведь вместо меня рядом с тобой мог оказаться кто-нибудь другой. Но не буду. Думаю, ты взрослая девочка и все понимаешь и без этого. Расскажешь, что случилось? – Вы все равно мне не поверите. Или поймёте, что ошибались в выводах и я всё-таки ваш пациент. И я рассказала ему обо всем. Начиная с первой записки и заканчивая моей сегодняшней галлюцинацией. Это было так странно – открыть душу незнакомому человеку. Тому, кто примет мой рассказ и не покрутит пальцем у виска. Когда я поставила в истории последнюю точку, «Мерседес» как раз свернул во двор дома Ника и компании. – Скажите, я съехала с катушек? – Нет. Это нормально. Вернее, ничего нормального в происходящем, конечно же, нет, но таким образом мозг пытается справиться с навалившимся на него стрессом. Сновидения, галлюцинации – его закономерный результат. Скорее, съехал с катушек тот, кто делает это все с вами, – мужчина ловко переходил с «ты» на «вы» и обратно. – Спасибо вам за помощь. Вы хороший человек. Когда я вылезла из автомобиля, мужчина настоял на том, чтобы проводить меня прямо до квартиры. Он буквально передал меня в руки сонной, помятой и порядком шокированной Вике. – Если потребуется какая-то помощь, можете звонить в любое время. Уверен, когда этого человека поймают, ему потребуется психиатрическая экспертиза, – с этими словами мужчина протянул маленькую картонную визитку. Загвоздин Виктор Александрович. Что ж, не думаю, что дело когда-нибудь дойдёт до психиатрической экспертизы, но я хотя бы узнала имя моего спасителя. Когда я заявилась в квартиру к друзьям, они уже давно спали. Вика вышла в коридор в старых пижамных шортах и растянутой майке и, кажется, немного смутилась, увидев рядом со мной незнакомого мужчину. Тогда же я впервые узнала время: часы показывали половину четвёртого. – Даша, что произошло? А это еще кто? И…что это на тебе? – подруга непонимающе оглядела мой внешний вид. – Кажется, только что я с-столкнулась с пот-т-тус-сторонним, – проговорила я. От холода зуб на зуб не попадал. – Так, снимай этот грязный пуховик, сейчас я принесу одеяло и горячий чай, и ты все расскажешь. Подруга исчезла из гостиной, а появилась вновь уже с Ником и большим одеялом.