Он стоял недалеко от крыльца задрипанной кафешки. Спина ровная, без шапки, несмотря на то, что на улице ужасный мороз. Волосы немного отрасли, странно, вчера я даже и не заметила, хватала на лице каждую эмоцию, лишь бы запечатлеть в памяти его приевшийся образ. Матвей уехал. Щербаков остался один. Думаю, если бы меня не увидел, уехал вместе со своей шавкой. Не знаю, Матвей меня не впечатляет, поэтому слова другого не смогла подобрать. Да и что церемониться, если это и есть правда. Илья мне внушает больше доверия. Может, дело в том, что у него лицо более располагающее, а сам он не кажется тем, кто может прихлопнуть тебя сию секунду же. Я так и стояла на крыльце, зависнув на последней ступени. Руслан не выдержал первым, не спеша подошел, на ходу выбросив сигарету, и поравнялся со мной ростом. От его взгляда всегда хотелось съежиться: слишком холодные, слишком бездонные глаза выжигали на твоем месте дыру. Знает ли он кто такой Дима? По глазам вижу, что в курсе. Бесится, что была с ним, что держалась с ним за ручку. – Ну и как свидание прошло? – интересуется он, сощурив глаза. – Новое узнала что-то? Я как погляжу, у тебя дохуя поклонников. Это кажется невозможным, но все же делаю еще шаг, и мы оказываемся не просто непростительно близко друг другу, а начинаем дышать одним воздухом, который с каждой секундой становится все меньше и меньше. – Злишься? – этот вопрос более уместный и честный. – Дима мой старый знакомый, давай уйдем отсюда, пока он нас не застал вдвоем. Иначе у него будет много вопросов, поверь. – Принцесса, если бы ты знала, как меня достала… Он делает паузу, стреляет глазами туда, где должен сидеть Дима, и резко хватает своими лапищами за локоть, отчего я не сильно пугаюсь и охаю. Но слов вымолвить не получается. Мужчина цедит мне прямо в губы, опаляя их свежим мятным дыханием: – Что это за чмырь, милая? – зло усмехается, затем сжимает пальцами мои порозовевшие от холода щеки и буквально целует, задевая губами мои губы: – держитесь за руки. Интересно, если я отрежу ему руку, он сильно опечалится? Неподходящее место, неподходящий мне совсем мужчина, который выворачивает мне душу наизнанку, а я стою и позволяю себе очередную глупость. – Не смей, – голос неживой, словно не я сказала. – Ты этого не сделаешь! – И что же меня остановит? – Ты расскажешь мне всю историю с делом Степанова? – перевожу разговор в нужное мне русло. – Только в горизонтальной плоскости, – служит мне честным ответом фраза. Смелею и поднимаю руку к лицу мужчины, исследуя кончиками пальцев запретную, но до ужаса притягательную территорию. Руслан морщится, будто ему неприятно, и он терпит мои едва ощутимые прикосновения. Я сглатываю появившуюся желчь во рту и с кривой улыбкой на лице обхожу его. Не понимаю, почему он ведет себя таким образом: в одно мгновение забывается и стирает между нами границы внешнего мира, в другое – выдвигает несокрушимую стену, которую невозможно даже попытаться пробить. Если только кувалдой, да и то останешься с раной, если не на пальце, то на сердце. В себе я, кажется, разобралась. К Щербакову у меня не просто очередная симпатия, которая испарится через несколько недель, а серьезное чувство, которое с каждым чертовым днем пробирается все глубже и глубже, основываясь где-то в верхнем левом боку. За мной слышатся тяжелые шаги на хрустящем снегу. Через пару секунд меня догоняют и опережают. Хватают сильно, но не больно за локоть и подводят к дверце черной машины. – Новая тачка? Кого вы на этот раз убили? – знаю, что над последним смеяться негоже, но сейчас мне хочется уколоть этого человека. – Кабана, – без запинки ответил мужчина и засунул меня на переднее сидение, совсем не по-джентльменски, между прочим. – А теперь заткнись. Когда мы ехали на вечерней трассе, я прислушалась к себе и поняла, что совсем не боюсь находиться рядом с ним в тесном пространстве. Мне комфортно. Так я думала до определенного момента, пока Руслан не повернул вправо, когда нам нужно было свернуть налево. Так, стоп. Я непонятно взглянула на водителя из-под опущенных ресниц и решила уточнить, однако, мужской голос первым разрезал тишину: – Тебе придется потерпеть несколько дней мою компанию, принцесса. Дела в городе плохи. – Мне вообще-то в понедельник на учебу. И что значит, что дела плохи? – До понедельника должно все утрястись. И коль я все равно тебя трахну, – мы как раз остановились на одном светофоре, когда Щербаков провел большим пальцем по нижней губе и усмехнулся, продолжая держаться длинными пальцами левой руки за руль: – так и быть, расскажу. Я ловлю воздух, подбирая возмущения, которых по закону подлости в такой ситуации не находятся, поэтому беру с панели пачку сигарет и, открыв окно, выбрасываю на улицу. Все происходит в мгновение ока. Детский глупый поступок, но злость уходит, и постепенно сменяется на терпкое горькое чувство, прожигающее изнутри грудную клетку. Я жду, что Руслан сорвется, начнет психовать или заставит меня вернуться за сигаретами. К моему удивлению, ничего из перечисленного не происходит. Мне достается лишь короткий взгляд, а затем слышится по-настоящему раскатистый красивый смех: – Ебать, ты пизданутая. Пачка пустая. – Это я ненормальная? Ты вообще…бандит. Щербаков деловито кивает головой, но все же переспрашивает: – Бандит? Ты уверена, что знаешь значение этого слова? К тому же, так сейчас не говорят. Я решила не умничать, забила в поиске «бандит» и выяснила, что в уголовщине так именуют грабителей. Да какая к черту разница! Оставшийся путь едем молча. Поначалу я хотела выведать, куда мы спешим, но будто проглотив язык, решила объявить негласное молчание, а потом не заметила, как уснула. Снилось мне что-то странное, я даже подумала, что это наяву. Уж больно было все достоверно, и звуки такие правдоподобные, словно не зрителем являешься, а находишься непосредственно в фильме. Я оказалась в далеком детстве, когда родители были еще женаты. Меня отправили на летние каникулы к бабуле в деревню. Любопытной всегда была, так что ничего удивительного, когда в антресоли нашла старый, покрытый пылью альбом. В нем хранились по большей части черно-белые фотографии. Мое внимание привлекло цветное фото, на нем моя мама с отцом, а посередине молодой мужчина, улыбающийся в камеру. После я спросила у бабули, что это за человек и почему я никогда его не видела, хотя на том снимке все выглядели счастливо. Мне тогда было десять, и бабушка объяснила, что если в молодости люди дружат, это не значит, что дружба сохранится до зрелости. Я все равно не поняла. Сейчас же я уловила то, что она хотела донести до меня. Некстати, я вспомнила Светку. Мы дружим со старших классов, затем вместе поступили в один университет, на один и тот же факультет. Изменилось ли между нами что-то? Кажется, да. Я почувствовала тревогу, но отнюдь не за меняющиеся отношения, а за подругу. Словно в голове прозвучал ее голос. Но разобрать сквозь затуманенный разум ее слов не смогла, лишь интонацию. Я дернулась и распахнула глаза. – Мы почти приехали. Что случилось? – спросил Руслан и обеспокоенно на меня взглянул. Достав из кармана куртки телефон, чертыхнулась про себя. Разряжен. Надеюсь, запасной зарядник от андроида найдется, поскольку свой я оставила благополучно дома, когда опаздывала утром на пару. – Куда мы приехали? – поинтересовалась я, едва увидев перед собой частный дом, прямо как бабушкин в деревне. Жаль, бабуля умерла несколько лет назад, и дом родители продали. – Здесь живет моя тетя. Побудем пару дней подальше от лишних глаз. Я даже, возможно, смотаюсь еще в город несколько раз. Ладно, вылезай, – Руслан притормозил и вынул ключи из зажигания. – А как же Ваня? То есть, ему в городе небезопасно. Да, ведь? – Ваня тебе звонил несколько раз, но твой старый телефон сломан. Я обещал ему устроить вам встречу. Именно поэтому ты здесь. Не обольщайся! Я поторопилась в дом, так как на улице стало невероятно холодно, к тому же начался снег с дождем. – Почему ты просто не можешь признаться, что тебе не все равно на меня? – задала я, пожалуй, каверзный вопрос и стала выжидающе смотреть на широкую спину мужчины. Руслан открыл дверь и придержал ее, ожидая, пока я пройду внутрь. В лицо сразу же ударил теплый воздух, а в нос – запах жареной картошки. – Ты обворожительна, когда злишься, – прошептал мне на ухо, намеренно задевая холодными губами мочку. Я попыталась сохранить беспристрастное лицо, когда в нос ударил знакомый терпкий запах, но меня хватило на долю секунды, а после стояла, замерев, и вдыхала аромат мужского одеколона. Боже! Это становится невыносимо, и как выживу буквально в трех стенах наедине с Русланом? – Ты пытаешься уйти от ответа. Щербаков довольно ухмыльнулся и пояснил: – Что поделать, если я в этом хорош, – развернулся и стал раздеваться. – Бабуль, мы пришли! Я решила последовать примеру Руслана и сняла с себя куртку, оставшись в тех же джинсах и рубашке, что надела утром. Если бы знала, что судьба принесет меня в снежное захолустье, взяла бы шерстяные носки и вязаный теплый свитер. Полы в деревне всегда холодные. Пока вешала куртку на вешалку, призадумалась: – Ты же говорил, что мы к тетке твоей едем. Мужчина взъерошил волосы и кинул на меня быстрый взгляд. – Она родная сестра моей бабули. Расспрашивать, почему он именует родную тетку бабулей, я не посмела. Да и не думаю, что мне бы ответили. Если эта тайна за семью замками – Руслан в своей манере скажет заткнуться и не лезть ни в свое дело. Мы миновали коридор и вошли в небольшое помещение, Руслану даже пришлось пригнуться, настолько в доме были низкие потолки. Комната оказалась кухней, с огромной печкой из далекого прошлого, столом около маленького окна, из которого можно лишь увидеть забор за высокими сугробами. Поистине прекрасная атмосфера. Худенькая пожилая женщина стояла за разделочным столом и что-то резала. По-видимому, плохо слышит, раз не встречает Руслана. Он же, в свою очередь, подошел к ней ближе и чмокнул в щеку: – Ой, Руслан, милый мой! Как ты меня напугал, – причитала она, но голос восторженный. Кажется, она его долго не видела. – А я и не слышала, как ты приехал. Сейчас ужин будет, сделала картошку с грибами и салат. Все как ты любишь.