– Но Водовоз – только через мой труп. – Хм. Мне надо серьезно задуматься о том, чтобы выйти за тебя замуж, – сказала я. – Это же не надо будет беспокоиться о платьях. – Да вы меркантильное создание, Екатерина… – Все мы такие. Сессию я сдала на отлично, а Андрей в этот раз – на четверки, быстро оправдавшись тем, что одни пятерки – это перебор и вызывает подозрение. А четверка – самая человеческая оценка. После сессии мама вдруг выложила на стол путевки в санаторий. На то самое море, куда мне так важно было съездить после одиннадцатого класса и куда совершенно не хотелось ехать сейчас. Я отказалась наотрез. После чего включился папа, стучал по столу кулаком и заставлял немедленно согласиться. Я психанула и ушла к Андрею. А он – нет чтобы посочувствовать – заявил, что я неправа и мне нужно ехать. Еще и Ольга Владимировна поддержала. Мол, они тоже куда-то уедут на пару недель. И, конечно, мне надо отдохнуть, а то я бледная и замученная после сессии. Всем было наплевать, что я не хочу оставаться без Андрея даже на день, не то что на месяц… А он сам теперь уговаривал меня уехать. – Ты просто хочешь меня вытолкать, – сказала я. – Наверное, я тебе надоела. Конечно, мелькаю постоянно перед глазами… Мне хотелось, чтобы он лишний раз сказал: люблю, не надоела, буду ждать и скучать. Перед самым моим отъездом Андрей не выдержал и спросил: – Ну мне что, татуировку сделать – «люблю Катю»? И тогда я расхохоталась, смеялась до слез и икоты. Вспоминая, как в феврале думала то же самое про себя, только про табличку. А Андрей все требовал подтверждений. Нет, мы точно одинаково чокнутые. Девятого июля я уехала – купаться в море, загорать, есть арбузы и скучать. Вычеркивала в календарике каждый день, написала кучу сообщений и устала от маминых разговоров. Маму все интересовало, что же я собираюсь делать дальше. И неужели всерьез считаю, что Андрей – это навсегда? Я сказала, что собираюсь закончить университет, выйти за Андрея замуж, устроиться работать экономистом в «Мечту», ну а потом, лет в двадцать пять, родить ребенка. Лучше, конечно, девочку. Потому что мальчики – существа загадочные. Никогда не знаешь, что им придет в голову: пить водку, драться на показах мод или хранить игрушечного робота, связанного сумасшедшей тетенькой. Про водку, драку и робота я маме, конечно, не сказала. Подумала про себя. Потом мы с мамой поссорились – вместо того чтобы через двадцать один день вернуться домой, она потащила меня в приморский поселок к своим знакомым, и там мы застряли еще почти на две недели. Может быть, проторчали бы и дольше, но я сказала, что если к пятнадцатому августа меня не привезут в Москву, я уеду сама. Пешком уйду, в конце концов. Потому что пятнадцатого у Андрея день рождения. Мы взяли билеты на поезд, прибывающий в Москву тринадцатого. А в последний день у моря я ходила и собирала ракушки. Что еще можно было привезти на память… Он Все-таки медики очень любят перестраховываться. Я чувствовал себя отлично, как никогда раньше, а меня убеждали, что таблетки бросать нельзя и якобы у меня эйфория от быстрых изменений… Хотелось запротестовать и послать всех к чертовой матери, но в последний момент я вдруг вспомнил, что так же был уверен в разных других вопросах, но оказался неправ… Катя уехала на море. Очень не хотелось ее отпускать, но после сессии было видно, что она устала, выворачиваясь ради пятерок наизнанку. Как только Катя уехала, мама тоже потащила меня в санаторий. Только не на двадцать один день, как Катю, а на четырнадцать, и не на море, а в лес. И все тоже из-за медиков, которые ей внушили, что жара – не то, что мне сейчас нужно. Нет, в лесу как раз было здорово. Если бы мама не пыталась наобщаться со мной за все то время, что мы не разговаривали. Для меня этих разговоров было слишком много. Хотя я ничего против мамы теперь не имел, все понял, почему и что она делала, даже немного чувствовал себя виноватым… Но она упорно пыталась поговорить о Кате. Причем, кажется, сама не знала, чего хочет. Катя ей нравилась, но без нее было бы проще. То есть пусть Катя будет, но не навсегда. А как первая любовь… Мол, у кого она первая и последняя? Редко. «Только не женитесь, Андрей». Как будто было непонятно, что жениться я не могу. Я не работаю, да и жить с родителями, женившись, считаю неправильным. Плюс вся эта ерунда с тем, что нельзя сказать, будто с головой у меня теперь полный и окончательный порядок… Неужели мама считает меня настолько глупым, что я плюну на все это и понесусь ставить штамп в паспорт? Не так все должно быть. Но эти мамины опасения напомнили мне, что я хотел работать. Законным способом, за который не тащат в полицию. Например, как в прошлые разы – курьером или помощником в офисе. Но когда мы вернулись и я сунулся к отцу с этой просьбой, он сказал, что может предложить мне только одно место – отправить до сентября в отпуск свою секретаршу. Когда я поднял челюсть с пола и спросил: он что, хочет, чтобы я ему кофе варил? – отец сказал, что генеральным директором мне быть рановато, так что вот… Так в конце июля я оказался в приемной отца за гламурным стеклянным столом, и мне действительно пришлось освоить кофейный автомат, а еще телефоны, которые трещали как ненормальные, и на все звонки надо было предельно вежливо отвечать. С Катей мы общались сообщениями, пересылали друг другу фото и короткие видео, и, конечно, я скучал, но вполне терпимо, потому что знал: она вернется, и все будет хорошо. Тридцать первого июля ко мне вдруг пришла Катина подруга Наташка. Собственно, они не так уж и дружили, дружбой я бы это не назвал, но в начале июня, когда отец пригласил нас с Катей на очередной показ мод, Катя притащила эту Наташку с собой. И еще пару раз мы пересекались. Теперь же она явилась на ресепшн и спрашивала, где меня найти. Когда я к ней вышел, она пожаловалась, что живет у каких-то родственников, смотрит за квартирой, пока они в отъезде, и до прошлой недели продавала мороженое, но сейчас эту торговую точку закрыли и ей срочно нужна работа, иначе придется ехать домой в деревню, так не могу ли я ей помочь. Я повел ее к отцу, тот сказал, что может предложить поработать уборщицей в офисе. А когда Наташка ушла, выразил надежду, что я не всех своих девушек буду устраивать к нему. Как будто у меня были толпы девушек. Водовозов, узнав, что я замещаю секретаря, сделал настолько довольное лицо, что снова захотелось разбить ему нос. Он-то, конечно, мнил себя только генеральным. Причем, по его мнению, это должно было произойти как-то сразу… Бах – и ты уже на коне. В бизнесе, где ни дня не работал. Бедный Водовоз, никак не вырастет из сказок… Через пару дней, в течение которых Катина подруга усердно отмывала пол и листья фикуса в приемной, она предложила мне пройтись по городу. Погулять после работы. На улице было пасмурно, зато не жарко и без дождя. Я проводил Наташку до дома ее родственников, там мы еще посидели на лавочке, поели мороженого и разошлись. Сама Наташка меня не интересовала, она была слишком болтливая, но, во-первых, было нечего делать, во-вторых, оказалось, что Катя еще неизвестно когда вернется, после санатория они остались у знакомых, и это начало меня тревожить – ей что, не хочется в Москву? Я вспомнил, что первый парень у нее случился как раз на море. Поэтому Наташка своей болтовней мешала думать о плохом, что было полезно. Ну и, в-третьих, просят проводить – почему бы и нет? Я не видел особого повода для отказа. Катина же подруга, не посторонняя девчонка. Через пару дней она снова предложила прогуляться, потом еще. За день мне надоедало сидеть на одном месте в обнимку с бумажками и телефонами, поэтому я всегда соглашался. Катя написала мне, что скоро приедет, а когда – не скажет, пусть, мол, это будет сюрприз. Но что-то мне было уже совсем невесело. Кажется, это «скоро» могло наступить и после моего дня рождения, а я почему-то считал, что этот день мы проведем вместе… И чем он был ближе, тем мне становилось тоскливей. А я ведь всерьез думал, что такого напряжения испытывать больше не буду, меня же вылечили… Тринадцатого к вечеру я получил очередное сообщение: «Скоро буду». И швырнул телефон в стену. Что значит «скоро»? Через час, через неделю? Телефон, естественно, разбился. Я вытащил сим-карту, положил в карман и порадовался, что в комнате один и никто меня не видит… Вскоре вошла мама и сказала, что мне звонят. Какая-то девушка, на домашний телефон. Я подумал, что Катя, а мама просто не узнала ее голос… Но это была Наташка. Позвала гулять… В этот вечер мы гуляли дольше обычного, поднялся холодный ветер, она замерзла в тонком сарафане и предложила зайти к ней попить чаю. И я пошел. – Может, не чаю? – спросила Наташка. – У меня есть вино. – Нет, давай чай. – А почему? – На работу завтра. Не мог же я сказать, что принимаю лекарства, которые с алкоголем не совмещаются. Да и вообще – я, кажется, выпил свою норму и теперь склоняюсь к трезвому образу жизни. Никаких градусов, ничего сомнительного. – Ты чего такой замученный? Что-то случилось? С Катькой поссорились? – Как мы могли поссориться на расстоянии? – Ну мало ли, по телефону. – Нет, мы не ссорились. – Не похоже. – Послушай, я не хочу говорить о Кате. Ты вроде чай собиралась наливать? И тут она махнула в сторону чайника рукой, прижалась ко мне и выдала что-то вроде: чего скучать и мучиться, когда можно чудесно провести время. И полезла целоваться. Она Я не сообщила Андрею, в какой день приеду. Сначала сама не знала, а когда уже взяли билеты, захотелось сделать сюрприз. Приеду неожиданно, неожиданная радость очень приятна. Тем более что он прекрасно понимает: до пятнадцатого я окажусь в Москве, чего бы мне это ни стоило. Приехали к вечеру, пока добрались домой, пока я торчала в душе и сушила волосы… Уже темнело. Мама даже попыталась сказать, что я могу и завтра пойти к Андрею, не обязательно нестись сломя голову. Не только не обязательно, но даже и неприлично. Странная мама, я и так еле дождалась, когда окажусь в Москве. Мне казалось, что даже поезд ползет медленно назло мне… А теперь я сидела на скамейке у подъезда Андрея и не понимала, куда он делся воскресным вечером. Ему же завтра на работу… Ольга Владимировна не знала, куда он ушел. Это было странно: насколько я помнила, она теперь старалась его контролировать. Еще она сказала, что я прекрасно выгляжу, загорела и вообще замечательно, что съездила. Я покивала, спустилась во двор и села на скамейку. Да, я прекрасно выгляжу, только где тот, кто должен мною восхищаться? Похвала его мамы – это немного не то, в чем я нуждалась… Просидеть я успела, наверное, с полчаса, потом решила все-таки позвонить Андрею. Конечно, это уже был не такой сюрприз, как если бы неожиданно появиться на пороге, но все же… Телефон у него оказался отключен. Я встала, чтобы уйти домой. В легком недоумении и немного в обиде – ну и куда он подевался? И увидела Андрея: он шел через детскую площадку, руки в карманах, смотрел под ноги… У меня внутри подпрыгнуло, и я пошла навстречу. Точнее, почти побежала. И он, когда меня увидел, не сразу среагировал. К этому я уже привыкла. Так часто бывало – он сначала словно обдумывал, может ли видеть то, что видит. – Привет, – сказала я. Тут он схватил меня в охапку, начал кружить и требовать, чтобы я никогда, никогда больше не делала таких сюрпризов. Чтобы предупреждала, когда вернусь. Так разнервничался, что я испытала желание врезать себе по лбу… Дура, совсем забыла, что он не ко всему относится так же, как я. Наверное, правильней было все-таки сообщить заранее. – Ты где ходишь-то, я давно тебя жду! – Гулял, – сказал он. – Да какая разница. Пойдем ко мне? – Пойдем. Мы взялись за руки и пошли в подъезд. Андрей мне сообщил, что я очень красивая и что он меня ждал. – Тебя до которого часа отпустили? – спросил Андрей. – А я вообще домой не пойду, – сказала я. – Сейчас сообщение маме скину, что остаюсь на ночь. Конечно, это был рискованный ход и завтра папа мог промыть мне мозги насчет приличного и неприличного, но я просто не смогла бы уйти. Да и, в конце концов, родители же понимают, что мы давно не просто за руки держимся… – Скоро папина секретарша выйдет из отпуска, и я обрету работу приличней, – поведал Андрей, – и сниму квартиру, хоть на краю Москвы, только чтобы жить одному. Я собиралась сказать, что тоже этого очень жду, но он начал меня целовать, и разговаривать мне уже не захотелось… А утром я поехала с Андреем в офис. Одной из причин было то, что мой папа еще не вышел на работу, а мне нужно было отложить беседу о морали до вечера. Отец Андрея с нами на эти темы, к счастью, не разговаривал, молча довез до офиса. Потом я помогала Андрею разбирать почту и расставляла по алфавиту папки, которые он перепутал и никак не собрался расставить. Ближе к обеденному перерыву в приемную вдруг явилась Наташка. В халате и косынке, какие в приличных конторах носили уборщицы. Меня она заметила не сразу, рванула прямиком к Андрею и даже сказала «привет». – Привет, – отозвался он, взял документы, которые разбирал, и ушел в кабинет Павла Ильича. – А ты тут откуда? – спросила я. – Работаю. Меня Андрей устроил. Ты не в курсе, что ли? Я промолчала. – Пойдем, поболтаем, покурим? – предложила она. Мы пошли в женский туалет. Наташка зачем-то дала и мне сигарету и спросила: – Ну как там, на море? – Хорошо, только жарко. – Все тебе, Звонарева, не так, – вздохнула Наташка. – На море жарко, Стас занудный, Егор, видите ли, домогался. Андрея кинула, отдыхать рванула. Тебе корона не жмет? – Почему это кинула? – Катька, ты больная, что ли? Думаешь, парни тебя месяцами ждать будут? Я крутила сигарету в пальцах, потому что Наташка несла какой-то бред, и я начала понимать, на что она намекает. Но понимать мне это не хотелось, проще было сделать вид, что это чушь, в которую мне и вдумываться не стоит. И я сказала: – По-моему, ты мне просто завидуешь.