– Было бы чему, – фыркнула Наташка. – Ну, ты очень старательно бегаешь именно за моими парнями. Своего завести не судьба? Мои хороши? – Звонарева, ты точно пуп земли. Только в своих глазах. Сильно хороши… – Она потушила сигарету. – Первый тормоз, второй на тебя спорил, что уложит, проспорил, бедолага, третий шизофреник и в постели так себе… А ты и этих удержать не в состоянии. Да, конечно, тебе весь белый свет завидует. И вышла из туалета, а я осталась с сигаретой в руке и головой, в которой мысли теперь путались так, что, пожалуй, меня можно было отправлять в психушку Егор… Спор какой-то… Да и черт с ним, с Егором. Вот фраза про третьего сильно меня пришибла. Внести ясность во все это мог только Андрей, но я как-то не очень представляла себя с вопросом: «Откуда Наташка знает, какой ты в постели?» Он Наташку после вчерашнего даже видеть было неприятно, поэтому я и ушел из приемной. Она Катина подруга, пусть с Катей и общается. За вчера было неудобно. Нет, конечно, я поступил правильно, отстранил ее и сказал, что ухожу. Она принялась ныть, что теперь ее, конечно, уволят, а работа нужна, я же ей просто нравлюсь… Я пообещал, что увольнять ее никто не будет, но пусть ко мне больше не приближается. Скорее всего, она не знала, насколько у нас с Катей серьезно, поэтому и притащила меня к себе. А я не задумался зачем… Но могла и знать, пытаться увести. Все это, в принципе, не имело никакого значения. Потому что с кем-то, кроме Кати, я спать не собирался. Значит, тема была закрыта. Когда я вернулся на рабочее место, Кати не было, зато уже почти наступило время обеденного перерыва и можно было уйти из офиса, сходить в кафешку, пообщаться. Ведь вчера мы почти не поговорили… Я вышел к ресепшн – поискать, где Катя. И увидел ее – она вышла со стороны женского туалета. С сигаретой в руке, что меня очень удивило. Не видел Катю курящей. На море, что ли, научилась? – Кать, идем на обед? Она посмотрела на меня как-то странно, и мы вошли в лифт. В лифте она на меня снова уставилась так, будто впервые видит. – Ты чего? – спросил я. – Ничего. Мы вышли на улицу. Там Катя вдруг развернулась ко мне. – Ты помнишь, как обещал мне никогда не врать? Ни с какой целью? Пусть даже правдой меня убьет? – Про «убьет» не помню, но да, обещал. Какая-то она была напряженная, серьезная, как будто я уже соврал. Разглядывала меня, но при этом в глаза не смотрела, изучала все, кроме глаз. – Почему ты устроил Наташку в офис? – Подруга же твоя, попросила, я устроил. Что в этом такого? Хотя я уже начал догадываться, в чем дело. Наверное, Катя узнала, что я Наташку провожал домой. Кто ей мог это сказать – непонятно, а может, та и сама похвасталась. Катя молчала. Опустила взгляд на свою руку и сигарету эту незажженную теперь катала в пальцах так, что та была совершенно измята. Тогда я решил сам сказать о том, о чем она не решается спросить. – Да, пока тебя не было, я несколько раз ее проводил домой. И еще один раз мы с ней просто так погуляли. Вчера. Но это ничего не значит. – Просто погуляли? Я отнял у нее эту дурацкую сигарету, выкинул подальше. – Если тебя интересуют подробности, то твоя Наташа – клиническая идиотка. И да, я с ней гулял и даже домой к ней зашел. Наверное, потому что я тоже идиот, а еще потому, что ты мне не написала, когда вернешься, и я уже на стенку полез! – Скажи правду, и, может быть, я тебя даже прощу. – Простишь за что? – Я возмутился: ничего такого не сделал, а Катя решила поревновать. – Какую правду? – Хорошо. – Катя сделала шаг назад, скрестила руки на груди и выдала: – Ты с ней спал? – Я? Нет, конечно. Но она уже развернулась и рванула от меня. Пришлось ловить. Естественно, она убегала, потому что слезы на глаза навернулись и ей не хотелось, чтобы я их видел. – Кто тебе сказал такую чушь? – Она и сказала. И про Егора на спор, и про тебя… – И про спор сказала? Она-то откуда знает? – тут я уже еле удержался, чтобы не продолжить нецензурно. – А ты? Ты откуда знаешь? Все-таки ты мне врешь! Врешь и скрываешь! – заорала Катя. – Ну, ты сама скрыла, что к тебе Водовоз лез и ты ему врезала, – отбился я. – Я чтобы не расстраивать… – У меня были те же причины! Теперь мы оба орали. При этом я ее обнимал. И на нас уже оглядывались. – Может, успокоимся? – предложил я. – Может быть. Только если ты мне все расскажешь. – Да хоть с момента зачатия. Правда, первые лет пять будут только с показаний свидетелей. Пойдем, что ли, в кафе, не тут же исповедоваться. Пришлось выложить все о Егоре, раз уж он оказался настолько сволочью, что поделился с Наташкой, а та, тоже гадина, – с Катей. Вот точно, тайное стало явным. Ну и про вчерашний день. Еще и повозмущался, как она могла подумать, что я способен ей изменить. Конечно, мы все выяснили и помирились. И Катя поехала домой, потому что опасалась, что с каждым часом ее мама все больше раздражается. А я пошел к отцу и попросил уволить Наташку. Отец отказал. Это непоследовательно: то прими, то уволь. До первого сентября не так уже далеко, мол, потерпишь. И разбирайся со своими девочками в другом месте, вне офиса. Почему я прошу ее уволить, я объяснить не мог, поэтому решил – пусть уж трет фикусы, две недели переживу. На день рождения я попросил в подарок акции. Это родителей очень удивило. Не знаю уж, чего они ждали в виде просьбы. Но мне надо было думать о том, что будет дальше. Водовозов, унаследовав пакет от отца, имеет право голоса на совете директоров, я – нет. А я решил, что все сделаю, чтобы Водовозов никогда не стал генеральным. Чтобы это осуществилось, надо было не вылезать из офиса. Чтобы, когда придет время, отец мне доверял полностью. Пока же он относился ко мне очень осторожно. Еще один день в конце августа был для меня очень сложен… Годовщина Данькиной гибели… Она Дома я нарвалась даже на больший скандал, чем рассчитывала. Папа вдруг решил, что может мне запретить встречаться с кем-то до окончания университета. Ну, как минимум запретить ночевать не дома. – Вот выйдешь замуж – ночуй с мужем. А так – это бардак, – закончил он свою речь. – Отлично, – я тоже разозлилась, – выйду замуж. Почему бы и нет? Мы, конечно, хотели подождать еще, поучиться. Но раз только так… Поженимся! – Катя! – мама явно приготовилась упасть в обморок. – Ну а что нам делать? Поженимся, буду работать после учебы, он тоже. Как-нибудь проживем… Я пошла собираться. Тут и папа потерял дар речи. Он точно не ожидал, что я могу побросать в сумку вещи и уйти. А у меня дрожали руки, и я надеялась, что меня остановят и мы как-то договоримся. Иначе мне придется вот прямо сейчас нарисоваться с сумкой у Андрея на пороге, и там будет еще пара родителей в таком же шоке, как сейчас мои. – Катя, подожди. Мама зашла ко мне в комнату, и мы все-таки начали договариваться. Уже спокойней. И в итоге пришли к соглашению, что замуж мне рано, а раз я вся такая отличница, то личная жизнь явно не мешает моей учебе. И так уж и быть… Главное, чтобы в результате этой личной жизни кто-нибудь не родился. Перед сном, когда я чуть-чуть успокоилась после этих скандалов – сначала с Андреем, потом с родителями, – задумалась о Егоре. Теперь я все знала: и по какой причине возник этот спор, и на что спорили. Только не могла понять, как человек в здравом уме может быть на такое способен. И очень-очень хотелось найти его и врезать по физиономии. И Наташке тоже. Да и вообще скрыться от всех, остаться с Андреем вдвоем, как будто больше на земле никого нет… Сохранить то, что есть между нами и что почему-то норовят испортить со стороны… А кто не хочет специально испортить – тот не верит, что это серьезно. Но я-то знала: серьезно и навсегда. И Андрей знал. Даже на Наташку не повелся, ему нужна только я. Когда-нибудь мы обязательно поженимся, и у нас будут дети, и Андрей станет успешным бизнесменом. Иначе и быть не может. Я вдруг вспомнила про ракушки – побежала вчера к Андрею и забыла пакет, а ведь хотела предложить ему выбрать самые красивые. Выберу сама. Самое удивительное, что на следующий день в офисе Наташка подошла ко мне как ни в чем не бывало, а когда я высказала все, что о ней думаю, очень стараясь не орать – все-таки вокруг ходили люди, – пожала плечами. Ну, мол, сказала гадость, так просто Андрей обидел. Ну спала с Егором, пока он со мной встречался, – ерунда же. Я поняла, что она непрошибаема. И решила, что проще вообще не разговаривать. У нас сегодня праздник, день рождения Андрея. Вспоминая свой собственный, я теперь удивлялась – как смогла-то к нему прийти?! – и радовалась, что смогла… Вечер его дня рождения прошел у нас, я бы сказала, традиционно и «как у больших»: дизайнер «Мечты» дал мне напрокат платье, сопроводив его десяти минутной лекцией, что вернуть вещь надо в идеальном состоянии, иначе я не только платья больше не дождусь, но и на порог мастерской не зайду. И мы пошли в ресторан. Домой Андрей вернул меня в одиннадцать, ведь следующий день был рабочий. Мне тоже хотелось выспаться, к тому же я выпила вина и меня слегка качало. Но настроение было – лучше не придумаешь. Сказав маме с папой, что иду спать, я вошла в комнату, и… в окно осторожно постучали. Я распахнула створки. – Напишу в домоуправление, чтобы эту лестницу срезали. Андрей перелез через подоконник, глянул на часы и шепотом сказал: – У меня еще полчаса день рождения. Сделай мне подарок. – Что, ракушки не понравились? – М-м-м… Представляешь, пришла ты ко мне в прошлом декабре, а я подарил тебе ракушки… И пошел задвигать дверь креслом… А под утро выбирался обратно в окно, а я держалась за подоконник и обливалась холодным потом от страха. Надо запретить ему эти фокусы раз и навсегда… Ехать к Даньке на кладбище я боялась. Вспоминался прошлый раз, похороны Водовозова-старшего, равнодушный, ненастоящий Андрей. Я опасалась, что он, чтобы быть спокойным, опять наглотается лишних таблеток. Еще у меня была мысль вообще не ехать с ним – пусть один, ведь передо мной надо следить за своими реакциями. Это был главный, пожалуй, недостаток в наших отношениях. Он никак не мог принять тот факт, что я люблю его любым: взвинченным, заторможенным, обычным… Все старался быть для меня получше. Наверное, я сама была виновата, что ушла тогда в выходные, дала повод думать, что не все выдержу… И теперь с этим ничего не поделаешь… Но обошлось без плохого. Если визит на кладбище к погибшему другу вообще можно посчитать за неплохое. Андрей не передозировал лекарства, не впал в депрессию, взял меня с собой и выглядел почти нормально. То есть ему, конечно, было грустно, но объяснимо, как и должно было быть… А вот с Ольгой Владимировной чуть не случилась истерика. Когда мы вечером сидели у них на кухне, а Андрей на несколько минут вышел, она принялась вытирать слезы и говорить, что думала – сын ее никогда не простит и к ним никогда не вернется. Видно было, что она сдерживается, чтобы не разрыдаться по полной программе… Хотя, казалось бы, теперь повода нет. Но когда в сентябре Андрей решил снова жить отдельно, я понимала, почему Ольга Владимировна против. Павел Ильич был противоположного мнения: если может – пусть живет. А мне оставалось только подождать, чего они там решат… Он В сентябре я сделал новую попытку самостоятельной жизни… Уехать на окраину города, где квартиры подешевле, родители мне не дали. Сказали, что пока будут помогать со съемом, по крайней мере в этом учебном году, только жить я должен недалеко от них. Зачем это было нужно – я не очень понимал: как раз теперь меня не тянуло на приключения и, где бы я ни жил, им не за что было волноваться. Совмещать универ и работу оказалось сложнее, чем я думал. Я списывал это на лекарства. Конечно, в том, что, приходя из офиса, я падаю и вырубаюсь, виноваты таблетки. Мне даже не до Кати стало, честно говоря. Она приезжала ко мне на выходные. После пар в субботу мы ехали ко мне вместе, а в понедельник вместе отправлялись на занятия. Получалась такая игра в семью… В остальные дни виделись только в университете. Это меня начало раздражать. Я не ощущал себя полноценным. Было нечто мне недоступное. Как другие еще по полночи умудряются гулять, а утром чувствуют себя нормально? Нет, у меня две крайности – или не спать сутками, или спать на ходу. В начале октября психиатр наконец-то сказал, что можно попытаться обойтись без лекарств. Я обрадовался, и… все стало еще сложнее.