И я передумала признаваться. Решила, что приду, а там разберемся. Посидим, поболтаем. Я хоть его увижу не во сне. А может, он и сам что-нибудь мне скажет и мне напрягаться не нужно будет. Андрей открыл дверь. И хоть я и ожидала увидеть именно его, ведь Виктор мне четко сказал, что он тут сейчас один, но все равно меня тряхануло. Наверное, невозможно подготовиться заранее к таким встречам. Он стоял и смотрел на меня, а я ждала, когда он скажет: «Привет». Ну или еще что-нибудь. Что-то же он должен произнести. Я все-таки не пустое место. Но он среагировал именно как на пустое. Посмотрел внимательно, развернулся и ушел. Но дверь не закрыл. Значит, можно было войти. Я вошла, разулась, заглянула в комнату. Андрей лежал на разложенном кресле, поставив перед собой ноут. – Мог бы и поздороваться, – сказала я его спине и затылку. Он взял наушники, валяющиеся рядом с ноутом, надел их и включил какую-то музыку. Я разозлилась. Да, мне его жаль. И потому что с ним такое случилось после первого курса, и потому что он сейчас явно болеет – кашляет, и вон около кресла табурет, а на нем чай и какие-то таблетки. Но все это – не повод отворачиваться от человека, который к тебе не просто так пришел. Честно было бы прогнать, если уж настолько не хочется общаться. Но уходить я не стала. Это означало сдаться и остаться опять в непонятках – а что, собственно, между нами происходит. Если вообще происходит. Я села на диван и сказала Андрею: – Надеюсь, у тебя не очень длинный плейлист. Потому что я не уйду, пока мы не поговорим. Он даже не пошевелился. Отлично. Это уже был вызов. Что ж… Я прошла на кухню, потрогала чайник – тот был горячий. Я налила себе чай, нашла сахар. После зачета и всех волнений очень хотелось есть. В холодильнике я обнаружила масло и сыр, сделала себе бутерброд и с чаем и бутербродом вернулась в комнату. Не вышел штурм – возьмем осадой. Когда-то ему осточертеет слушать музыку в моем присутствии. Пока я ходила на кухню, он сдвинул ноут, подтянул к себе подушку, уткнулся туда носом и еще и глаза закрыл. Мол, усну под музыку, и на всяких Кать мне наплевать. Тогда я подошла поближе, чтобы меня стало труднее игнорировать. Села на пол у кресла и сосредоточилась на бутерброде. А дожевав его, сказала: – Понимаешь, я уже пришла. Если ты совсем не хочешь меня видеть, так признайся. Лучше разобраться сразу. Он молчал, и я вдруг подумала: что, если заснул? Кто его знает… Я поставила недопитый чай на табурет рядом с его чашкой и осторожно потрогала его за плечо. – Андрей! Он вдруг дернулся, вскочил, уронил ноут на пол и посмотрел на меня так, как будто я не торчу тут уже полчаса, а только вошла. – Катя? Кажется, пришла моя очередь потерять дар речи. – Не может этого быть. Ты не знаешь адреса… Он так разволновался, что я испугалась. Происходило что-то странное. И я сказала: – Адрес мне дал Витя. – Я думал, ты мне мерещишься. Теперь мы стояли друг напротив друга, я протянула руку и прикоснулась к его щеке. – Нет, я пришла на самом деле. Впервые в жизни мне нужно было всерьез доказывать человеку, что я настоящая. Я не знала, как это делается… Но, кажется, он уже сам во всем разобрался, потому что засунул руки в карманы и спросил: – И зачем? Он Такое уже было. Когда я немного очухался от лекарств в ожоговом, в палату привезли Даньку. Я четко его видел. Очень тогда обрадовался, что все-таки его вытащили. Потому что, когда на меня упали те доски, последнее, что я понял, – что Данька остался там, не вышел. И я боялся узнать что-то плохое. А тут его привозят, и все вроде в порядке. Мы даже поговорили немного. Об этой его курице Ленке, которая выскочила на улицу первая, вместо того чтобы его разбудить. И уже на улице орала… А потом оказалось, что я в палате был один, Даньку не привозили, а то, что я видел, – галлюцинация. Психоз. Бывает. Но тогда я даже подумать не мог, что это нереально. А теперь я был опытней и сразу понял, что Катя тут появиться не должна. Даже если подумать, что ей вдруг захотелось поговорить, все равно она не знает адрес. Это было похлеще конца света. Последний год я очень боялся сойти сума. Самое страшное для меня было – стать как те, кого я видел в психиатрической больнице. Потерять чувство реальности. Боялся я этого до тошноты, до обморока. Когда меня выписали, я поклялся, что сделаю все что угодно, только бы не попасть туда снова. Мне казалось, что, если я еще раз попаду к ним, я сам стану как они. Поэтому, когда летом снова начались кошмары, я перестал спать и порой видел всякую ерунду – например, загоралось то, что на самом деле не горело, или кто-то орал «пожар», а никто не кричал… И когда отец сказал, что так жить нельзя, надо лечиться, я и ушел из дома. Мне нужно было справиться с этим самому. Алкоголь помогал. Ненадолго, но… Еще, как ни странно, помогали драки. Боль отвлекала. И не позволяла сомневаться в реальности. Больно – значит, жив. Ту дерьмовую жизнь, которую я себе устроил, выдумать было нельзя, только прожить на самом деле. И несмотря на то, что я почти не спал, несмотря на все мои задвиги, я мог поручиться, что в психушке мне делать нечего. Да таких придурков, как я, вокруг толпы. Теперь же понял, что все серьезней, чем можно было подумать. Столь полновесная галлюцинация, как приход Кати, – это не просто мгновенные видения… Я включил музыку и ждал. Может быть, пройдет. Пусть пройдет… Наверное, все это время, пока чувствовал ее присутствие, я думал одну и ту же фразу: «Пожалуйста, пусть это пройдет». А Катя… она оказалась настоящей. Я это понял, когда она меня дернула за плечо. Данька в видении ко мне не прикасался. И это было как-то уже слишком для иллюзии. Она пришла на самом деле. Только зачем? – Я волновалась, – сказала Катя. – Ты с этой штукой от молнии… я же тебя звала. – Зачем? Катя промолчала. – Что ты хочешь? – спросил я. Если пришла, то ведь зачем-то, не просто так. – Помириться. – А мы что, поссорились? – Разве нет? – Дай подумать. – Я смотрел мимо нее, потому что чувствовал, что, погляди я на нее, окончательно сойду с катушек от одной только мысли, что вот она, настоящая, не во сне. – Нет, мы не ссорились. Сначала ты пришла ко мне, а потом сказала, что тема закрыта, и повторения ты не хочешь, и вообще это не повод для знакомства. Разве это ссора? – Ну извини, просто ты с той шоколадкой в магазине… – Я пошутил. – Я поняла потом. Слушай, посмотри на меня, а? Ты же не со стенкой разговариваешь. Да, Катя всегда добьется того, чего хочет. Я это начал понимать. – Ну смотрю. – Мир? – Мир. Она выдохнула и улыбнулась. – Наконец-то. Я, между прочим, три дня к тебе домой ходила, хотела помириться. Пришлось к твоей матери идти, искать, где ты… – Что ты сказала? – Ничего, – Катя села на диван, – еле нашла тебя, говорю… Кстати, ты что, получается, зачеты пропускаешь? А тебе их хоть поставят? Я не успел ничего ответить, как она вдруг предложила свою помощь. Мол, у тебя уже был год академа, не сдашь сессию – и что, снова в академ? А она может мне помочь, если нужно. Потому что она отличница и вообще. У меня начало темнеть в глазах. Все стало понятно. Катя как-то откопала мою мать, та расчувствовалась и поведала, что я вот-вот помру без помощи… – Ты любишь котят? – спросил я. – Что? – Котят. Или щенков. Не знаю… голубей полудохлых. Пойди найди себе зверушку и помогай ей сколько влезет. – Ты о чем? Она еще и тупила. Смотрела совершенно убойными своими глазами и тупила. И я понял, что сейчас просто выкину ее на лестницу. Потому что она пришла не просто так. Не потому, что я ей нравлюсь или она хочет общаться, а из глупой девчачьей жалости… Надо было переключиться. Не схватить ее за руку и не отправить за дверь. Ведь я точно сделаю ей больно. Я взял табурет и швырнул его в стену. – Уходи! Когда она все-таки бросилась к двери, в квартиру вошел Водовоз, увидел разбитые чашки и разлитый чай. – Вы что делаете?! Громов, иди домой, а? Ты меня достал! – Не пойду, – сказал я, – ты мне друг или нет? – Друг? – вдруг психанул Водовоз. – Калинников был твоим другом. С тобой дружить можно только под дулом автомата. – Ого. И кто же на тебя это дуло навел? Мне стало смешно, хоть я и понимал, что это нервный смех. – Неважно, – Водовоз снял с вешалки мою куртку и кинул мне. – Давай уматывай. – И не подумаю. Пока не скажешь, что же такое тебя заставило со мной дружить. Катя в прихожей застегивала сапоги. Так же неудачно, как восьмого числа пыталась их расстегнуть.