Часть 15 из 63 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я начала говорить сама с собой, как та старуха, таскавшаяся через Клифтонский подвесной мост с хозяйственными сумками, набитыми газетами. Как-то она там, все еще ходит каждое утро на правый берег и обратно каждый вечер? Стоит откуда-нибудь уехать и кажется, что там все по-прежнему, хотя ничто не остается неизменным надолго. Моя жизнь в Бристоле будто принадлежала кому-то другому.
Я прогоняю эту мысль и натягиваю ботинки, а на шею наматываю шарф. Повоевав с замком, который норовит зажать ключ и не дать ему провернуться, я запираю коттедж и опускаю ключ в карман. Бо бежит за мной по пятам. Щенок следует за мной тенью, не желая терять из виду ни на миг. Когда я впервые принесла его домой, он скулил всю ночь, просясь на кровать. Стыдно признаваться, но я накрыла голову подушкой и игнорировала плач щенка, зная, что если привяжусь к нему, то потом пожалею. Через несколько дней песик перестал скулить и спит теперь у нижней ступеньки, просыпаясь на каждый скрип половиц в моей комнате.
Я перечитываю сегодняшние заказы; я помню их наизусть, но нельзя же допустить ошибку. Бетан, верная слову, горячо рекомендует мои снимки всем постояльцам трейлеров, и даже не верится, что у меня теперь нет и минуты свободной. Не как раньше, с выставками и заказами, но тем не менее я загружена работой. Я уже дважды пополняла запас фотографий в магазине и не устаю выполнять заказы, поступающие на мой доморощенный сайт. Ему, конечно, далеко до моего прежнего профессионального сайта со множеством функций, но всякий раз меня охватывает гордость, что я создала его сама, без посторонней помощи. Это, конечно, мелочь, но я начинаю думать, что, пожалуй, я не так бесполезна, как мне казалось.
Я не указала на сайте своего имени – только галерея фотографий, довольно неуклюжая и примитивная система заказов и название моего нового предприятия: «Надписи на песке». С выбором мне помогла Бетан – за бутылкой вина, распитой в коттедже однажды вечером, когда она заговорила о моем бизнесе с таким энтузиазмом, что я невольно увлеклась.
«А если так? Что скажете?» – то и дело спрашивала она.
Моим мнением никто не интересовался уже очень давно.
Август – самый разгар сезона, трейлерный парк переполнен, и хотя я вижусь с Бетан минимум раз в неделю, мне не хватает зимней тишины, когда мы могли проговорить час и более, грея ноги у старого масляного радиатора в углу магазина. На пляжах тоже яблоку негде упасть – приходится вставать до рассвета, чтобы застать гладкий песок.
Над головой кричит чайка, и Бо с лаем носится вдоль прибоя. Птица дразнит его со своей недосягаемой высоты. Ногой я отбрасываю выброшенные морем обломки и поднимаю длинную палку. Сейчас отлив, но песок теплый и уже подсыхает. Придется писать ближе к воде. Вынув листок из кармана, я напоминаю себе о первом заказе:
– Джулия, – говорю я. – Незатейливо, зато по существу.
Бо вопросительно смотрит на меня – щенку кажется, что я разговариваю с ним. Может, так и есть, хотя я не должна к нему слишком привязываться. Я отношусь к Бо, как Йестин к своим пастушьим собакам: это его инструменты для выполнения определенных задач. Бо – мой охранник. Пока мне не была нужна защита, но, может, и понадобится.
Наклонившись, вытянутой рукой я вывожу заглавную «джей», отступаю, прикидывая размер, и дописываю остальные буквы. Радуясь, что так удачно вышло, я отбрасываю палку и берусь за фотоаппарат. Солнце уже поднялось над горизонтом, и ранний утренний свет придает песку красивый розовый оттенок. Я делаю десяток снимков, низко присев на корточки, пока надпись не скрывается под белой пеной набежавшей волны.
Я ищу новый чистый участок пляжа, проворно набирая целую охапку выброшенных на берег обломков. Выложив из них своеобразное обрамление, критически оглядываю результат. Пряди мокрых водорослей смягчают торчащие концы палок и твердость камней. Сердце из плавника шести футов в ширину получилось достаточно большим, чтобы внутри уместилось витиеватое «Прости меня, Элис». Я дотягиваюсь до одного из кусков дерева, желая его передвинуть, как вдруг Бо бросается к скалам, заливаясь лаем.
– Спокойно! – кричу я, прикрывая висящую на шее камеру на случай, если щенку вздумается прыгнуть на меня. Однако Бо, не обращая внимания, несется мимо (из-под лап разлетается мокрый песок) к дальнему концу бухты, где принимается прыгать вокруг человека, идущего по пляжу. Сперва я решила, что это тот владелец собаки, который заговаривал со мной месяц назад, но мужчина убирает руки в карманы плотной куртки, и у меня перехватывает дыхание, настолько знаком мне этот жест. Как такое может быть? Я здесь никого не знаю, кроме Бетан и Йестина, однако мужчина, до которого остается едва сотня метров, явно направляется ко мне. Я вижу его лицо – я его знаю, однако не могу вспомнить, и эта беспомощность делает меня слабой. Заикаясь от страха, я подзываю Бо.
– Вы Дженна, да?
Я хочу бежать, но ноги будто свинцовые. Мысленно я перебираю всех знакомых из Бристоля. Я точно встречала его раньше.
– Простите, я не хотел вас напугать, – говорит человек, и я осознаю, что меня бьет крупная дрожь. Он, кажется, действительно сожалеет и обезоруживающе улыбается, будто извиняясь. – Я Патрик Мэтьюс, ветеринар из Порт-Эллиса.
И тут я вспоминаю – да, именно так он убирал руки в карманы голубого хирургического халата!
– Простите, пожалуйста, – опомнившись, говорю я. Голос звучит тоненько и неуверенно. – Я вас не узнала. – Я бросаю взгляд на тропинку, ведущую наверх. Скоро отдыхающие потянутся к морю, готовясь провести целый день у воды, вооружившись против капризов погоды штормовками, кремом от солнца и зонтами. Впервые я радуюсь тому, что сейчас разгар сезона и в Пенфаче яблоку негде упасть: улыбка у Патрика приятная, но однажды я уже поверила приятной улыбке.
Он нагибается и чешет Бо за ушами.
– Вы отлично справляетесь! Как вы его назвали?
– Бо[3].
Не в силах совладать с собой, я отступаю на два маленьких шажка, и комок в горле сразу делается мягче. Я заставляю себя опустить руки, но они будто сами поднимаются и находят друг друга.
Патрик садится на песок и всячески гладит и чешет Бо, который моментально подставляет пузико, радуясь непривычной ласке.
– Надо же, совсем не боится!
Меня ободряет спокойствие Бо – недаром же говорят, что собаки чуют хорошего человека.
– Да, он молодец.
– Замечательный пес. – Патрик поднимается и отряхивает колени. Я стою неподвижно. – С Йестином проблем не возникало? – улыбается Патрик.
– Ни малейших, – искренне отвечаю я. – Больше того, он считает, что в хозяйстве без собаки не обойтись.
– Склонен с ним согласиться. Я бы и сам с удовольствием завел пса, но при моей загруженности бедняге пришлось бы несладко. Впрочем, я постоянно общаюсь с животными, так что жаловаться не приходится.
Он явно много времени проводит у моря: в его ботинки въелся мелкий песок, складки куртки белые от соли. Патрик кивает на сердце на песке:
– А кто такая Элис и почему вы просите у нее прощения?
– О, это не я… – Он, должно быть, считает меня чудачкой, рисующей на песке. – То есть извинение не мое. Я только делаю фотографию.
Патрик, кажется, не совсем понимает.
– Я фотограф, – поясняю я, приподняв камеру для пущей убедительности. – Люди присылают мне заказы, пишут, что именно хотели бы увидеть на песке, я спускаюсь сюда, пишу слово или фразу, а потом высылаю фотографии… – Я замолчала, но Патрик вроде бы искренне заинтересовался:
– И что просят?
– В основном любовные послания или предложения руки и сердца, но вообще чего только не бывает. Это вот извинение, а иногда заказывают знаменитые цитаты или строчки из любимых песен. Всякий раз что-то новое. – Я замолкаю, чувствуя, как густо краснею.
– Так у вас свой бизнес? Какая прекрасная работа! – Я силюсь расслышать в его голосе нотки сарказма, но ничего такого не нахожу и позволяю себе немного погордиться. Это действительно прекрасная работа, и я создала ее из ничего.
– Я и другие фотографии продаю, – хвастаюсь я. – В основном Пенфачского залива. Здесь удивительно красиво, многие хотят увезти с собой снимок на память.
– Да, очень живописная бухта, мне здесь нравится.
Мы замолкаем, глядя, как разбиваются о берег поднявшиеся волны. Во мне растет смутное беспокойство, и я стараюсь придумать, что еще сказать.
– Что привело вас на пляж? – спрашиваю я. – Немногие спускаются сюда в такую рань, разве что собаку выгулять.
– Мне нужно было выпустить птицу, – объясняет Патрик. – Женщина принесла баклана со сломанным крылом, и он жил у нас в больнице, пока не поправился. Я его и привез выпустить вон оттуда, сверху. Птиц надо выпускать там, где подобрали, тогда у них больше шансов выжить. А потом я разглядел ваше послание на песке, не устоял и спустился полюбопытствовать, кому вы пишете. И только на пляже понял, что мы уже встречались.
– Баклан улетел, все нормально?
Патрик кивает:
– С ним все будет хорошо, у них не редкость такие травмы. Вы вроде бы не местная? Я помню, вы говорили, что недавно приехали в Пенфач. А где вы жили раньше?
Не успеваю я ответить, как у Патрика пиликает мобильный. Механическая музыка кажется неуместной здесь, у моря. Я внутренне вздыхаю с облегчением, хотя у меня наготове давно придуманная история, обкатанная на Йестине, Бетан и случайных прохожих, подходящих иногда поговорить. По профессии я художница, но повредила руку и не могу рисовать, поэтому занимаюсь фотографией. В конце концов, это недалеко от истины. О детях меня еще не спрашивали, и я гадаю, неужели ответ настолько очевиден.
– Простите, – извиняется Патрик, хлопая себя по карманам, и извлекает маленький пейджер вместе с пригоршней сухих отрубей и соломинок, которые стряхивает на песок. – Я ставлю на максимальную громкость, иначе не услышу… О, мне нужно бежать. Я волонтер на спасательной станции в Порт-Эллисе, два раза в месяц дежурю. Похоже, что-то срочное. – Он бросает пейджер в карман: – Очень приятно было встретиться, Дженна. Очень!
Помахав на прощание, Патрик действительно бежит по песку до крутой тропинки и исчезает, прежде чем я успеваю с ним согласиться.
В коттедже Бо без сил плюхается в свою корзинку, а я загружаю утренние снимки в ноутбук, ожидая, пока закипит чайник. Фотографии вышли лучше, чем я думала, учитывая, что меня прервали: буквы прекрасно читаются на сохнущем песке, сердце из плавника выглядит идеально. Я оставляю на экране самую удачную фотографию, чтобы позже отредактировать, и иду с кофе наверх. Пусть потом я об этом пожалею, но удержаться я не могу.
Опустившись на пол, я ставлю кружку рядом и лезу под кровать за шкатулкой, к которой не прикасалась с самого приезда в Пенфач. Сев по-турецки, я открываю крышку и вдыхаю запах воспоминаний. Мне почти сразу становится нестерпимо больно, и я понимаю – лучше не копаться в шкатулке, но, как наркоман в поисках дозы, я остаюсь глуха к доводам разума.
Я беру маленький фотоальбом, лежащий поверх документов. Один за другим я перебираю снимки с таких далеких времен, что они кажутся чужими. Вот я стою в саду, вот в кухне, готовлю. Вот я беременная, гордо выставляю живот и улыбаюсь в камеру. Комок в горле становится плотнее, и глаза знакомо начинает щипать. Я моргаю, прогоняя слезы. В то лето я была счастлива как никогда, уверенная, что эта новая жизнь, ребенок – все изменят, и мы начнем все заново. Я думала, это наш второй шанс. Я поглаживаю фотографию, проводя пальцем по очертаниям своего живота, вспоминая – где в то время была его головка, согнутые ручки и ножки, едва сформировавшиеся пальчики.
Нежно, словно чтобы не побеспокоить моего нерожденного ребенка, я закрываю альбом и убираю в шкатулку. Стоило бы пойти вниз, пока самообладание не оставило меня вовсе, но это как раскачивать шатающийся зуб или отдирать засохшую корку с раны. Я шарю в шкатулке, пока пальцы не касаются мягкого кролика, с которым я спала каждую ночь, пока была беременна, чтобы отдать новорожденному сыну вещь, пахнущую мамой. Я прижимаю игрушку к лицу и вдыхаю, отчаянно стараясь почувствовать запах моего ребенка. У меня вырывается подавленный вой, и Бо бесшумно взбегает по лестнице и входит в спальню.
– Марш вниз, – приказываю я.
Пес не слушается.
– Вон отсюда! – ору я, обезумев, вцепившись в детскую игрушку. Я кричу, не в силах остановиться, хотя вижу перед собой не Бо, а человека, отобравшего у меня сына, мужчину, оборвавшего мою жизнь вместе с жизнью моего ребенка. – Вон! Вон!
Бо прижимается к полу, напрягшись всем тельцем и прижав уши, но не сдается. Медленно, дюйм за дюймом, он поползает ко мне, не сводя с меня взгляда.
Ярость отступает так же внезапно, как и овладела мной.
Бо подползает вплотную и кладет голову мне на колено. Он зажмуривается, и я чувствую вес и тепло щенка через ткань джинсов. Моя рука сама тянется его погладить, и из глаз капают непрошеные слезы.
Глава 13
Перед операцией «Прорыв» Рэй собрал свой отдел. Кейт он поручил сбор вещдоков – непростая задача для того, кто работает в полиции всего полтора года, однако инспектор не сомневался: девушка справится.
– Конечно, справлюсь! – заявила она, когда начальник поделился с ней своими соображениями. – Я же всегда смогу подойти к вам с вопросами?
– В любое время, – подтвердил Рэй. – После работы выпьем?
– Только попробуйте меня остановить!
Они взяли в привычку встречаться два-три раза в неделю посовещаться о деле Джордана. Исчерпав темы касательно расследования, они стали меньше говорить о том роковом наезде и больше о себе. Рэй с удивлением узнал, что Кейт тоже страстная болельщица «Бристоль сити», и они провели немало приятных вечеров, сокрушаясь по поводу вылета команды из высшей лиги. Впервые за много лет Рэй почувствовал себя не только мужем, отцом и инспектором полиции, но и самим собой.
Из осторожности он не занимался делом Джордана в рабочие часы. Рэй напрямую нарушал приказ, но, раз он делал это в свое свободное время, то рассудил, что Риппон придраться не к чему. Вот найдут они вескую улику, которая позволит задержать подозреваемого, – тогда начальница запоет по-другому.
Необходимость таиться от сотрудников привела к тому, что Рэй и Кейт начали встречаться в пабах подальше от полицейского управления. Заведение «Лошадь и жокей» было малолюдным, с высокими перегородками вокруг столиков; можно разложить бумаги, не рискуя выдать себя, – хозяин паба головы не поднимал от кроссвордов. Это был отличный способ сбросить стресс, прежде чем ехать домой, и Рэй ловил себя на том, что поглядывает на часы в ожидании конца рабочего дня.