Глава 18 Али Шукри покинул Найфел, желая разыскать Ленхатепа, и это ему удалось. Когда-то и Али, и Ленхатеп бежали из того места, где была предана Найфел: одного мучила совесть за совершённое предательство, другого – сердечная боль, которую он никак не мог погасить, вспоминая чуть ли не каждый день, какое потерянное лицо было у Найфел, когда он сказал ей, что Ленхатеп уехал. Но по прошествии долгих лет (двадцати восьми!) друзья сперва очень обрадовались встрече. А потом, конечно же, стали говорить о причине долгих лет разлуки. – Я много знаю о тебе, Ленхатеп, – как всегда первым начал трудный разговор Али. – Немудрено, – отозвался его друг. – Я достаточно известный в Египте человек, чего и хотели мои родители. Да, я не сановник, что смотрит в рот фараону, помогая решить те или иные – экономические ли, военные ли, социальные, наконец, – вопросы, но без архитектора, как ни крути, пирамиду не построить… – Да, конечно, – согласился Али. – Тем более пирамиду для Найфел. – О чём ты, друг мой? – удивился Ленхатеп. – Видно, годы не очень тебя научили, – едко заметил Али. – И снова ты притворяешься! Как мне было больно тогда, много лет назад, когда ты сказал, что всё, что связано с Найфел, – это бред!! Неужели ты продолжаешь врать самому себе? – Да, ты прав, мой честный друг, – покаянно признался Ленхатеп. – У меня такое чувство, будто я всю свою жизнь прожил, как страус, зарывшись в песок с головою. Буквально с первого же дня, как увидел Любият, я горько пожалел о решении стать её мужем. Только после страшной смерти своего отца, перебирая его бумаги, я узнал, как много махинаций он провернул, наполняя свою казну, а не фараона. И быть ему публично казнённым, если бы не молчание номарха Нехебу, который стал моим тестем. А уж как мечтал номарх пристроить свою строптивую дочь, я узнал, как говорится, на собственной шкуре. – Я никогда не бывал при дворце фараона, долгие годы путешествовал, но всё знаю о твоих трудах по строительству пирамиды, – вновь напомнил Али про Найфел. – Откуда? – От Найфел. Она сама мне рассказала, как ты чуть ли не каждый день отчитывался перед фараоном-царицей Иштар. – Неужели Иштар – это Найфел? – наконец-то задал потрясённый Ленхатеп вслух этот долгое время мучивший его вопрос. – А ты не знал?! Неужели ты, так сильно любивший Найфел, не смог узнать её в костюме фараона? – безмерно удивился Али Шукри. – Смеёшься? – спросил расстроенный Ленхатеп. – А ты хотя бы раз видел вблизи фараона? Во-первых, глаза держать надо долу, чтобы не осквернить своим взглядом наместника бога на земле. А во-вторых, каждый фараон столько косметики (красок и мазей) кладёт на своё лицо, что, возвращаясь в свои покои, наверно, и сам себя не узнаёт! – Да ладно, кончай оправдываться! – сердито буркнул Али. – Вот руками таких молчунов, как ты, и совершаются заговоры, когда живого человека чуть ли не на смерть забивают палками! – Да-да, я слышал об этом скандале, – продолжал оправдываться Ленхатеп. – Но я не знал, что царица Иштар – это на самом деле когда-то моя Найфел. И что я мог сделать, когда вечером все разошлись как ни в чём не бывало, а наутро сообщили, что царицы больше на троне нет, а правит нами вновь восстановленный в своих правах Великий Хуфу? – О боги! – воскликнул Али. – И за что эта чудная женщина любила и любит его?! – Повтори, любезный Али, что ты сказал, – торопливо произнёс Ленхатеп. – Это правда?! Найфел любит меня?!! Она простила меня? – Да, тебя простила, – ответил Али. – Или не смогла возненавидеть, как сделала это по отношению ко многим богачам, а также и с твоими родителями. – Так это тоже она?! – спросил ошарашенный Ленхатеп. – За что? Почему?! – Точно такие же вопросы задавала когда-то Найфел, когда хоронила вашего сына. Это сообщение оказалось для Ленхатепа ещё большим потрясением. Ещё бы! Столько лет жить с ненавистной женщиной, тоскуя о потерянной любви! Терзаться муками совести от свершенного предательства! Горевать, что судьба лишила его потомства – и узнать, что он сам, своими руками (точнее неразумной головой и трусливым сердцем) погубил своего сына! – Где она? – наконец-то спросил Ленхатеп. – Куда я должен ехать, чтобы увидеться с Найфел? – Я виделся с нею в Харране, в Месопотамии. Это было около трёх назад, – ответил Али. – Найфел почти не двигалась: видимо, заговорщики ей немало костей сломали… Если уж решился увидеться с нею, поспеши: люди из этого мира очень быстро, как оказывается, уходят в царство Осириса… Да, очень быстро они возвращаются туда, – последнее предложение Али проговорил вполголоса и быстро утёр слезу, вспомнив, что и как рассказывала Найфел о своём сыне. Эпилог Но Ленхатеп опоздал. Да и не мог успеть. Когда Али Шукри рассказал возлюбленному Найфел о своей встрече с нею, женщина уже покинула земной мир, ушла в Царство мёртвых. Найфел очень надеялась увидеть Ленхатепа, и Набият поражалась тому, как много сил и терпения приложила её подруга, чтобы продлить своё пребывание в мире живых!.. Найфел долго лечила свои телесные раны: больную спину, по которой прошлись не один раз тяжёлым скипетром и палками, руки и ноги, опухшие и посиневшие, а также неутихающую боль в сердце. Месяц за месяцем несколько лет прошли в страшной и мучительной борьбе за жизнь. Но, вероятно, в этой жизни она испытала уже всё: и сладостный миг любви, и боль разлуки, и счастье материнства, и отчаяние, разрывающее сердце, когда родной человек умирает, и торжество мести, и радость встречи с другом, с которым уже и не чаяла встретиться, и тоску по любимому, изъевшую всю душу… Только смирения не было в этой женщине. Ни о чём она не жалела: ни о том, что безрассудно любила, ни о том, какие жесткие клятвы дала на могиле сына, ни о том, как совершила своё возмездие, ни о том, что похоронят её не в пирамиде, положив в роскошный саркофаг, а просто завернут в саван и закопают в песке, как это она сделала с тельцем умершего Гора… Так в сорок шесть лет (через два года после встречи с Али Шукри в Харране) покинула своё тело бессмертная душа Найфел – с тем, чтобы во вновь назначенный срок воплотились её БА (жизненные силы), КА (дыхание, астральное тело), АХ (дух воли и желаний) и Шу (непознанная грань человеческой субстанции – то ли разум его, то ли животное начало – тень человека) в новом ХАТ – физическом теле. Али Шукри сдержал своё слово. Он вернулся в Харран, где после долгих лет разлуки встретил желанную Найфел, но не было её больше в царстве живых. Прибывший с Али Шукри Ленхатеп был сражен этой вестью. – О боги, простите меня! Прости меня, любимая Найфел! Милая моя девочка! Я, я один виноват во всех твоих бедах!! Я – корень зла и виновник всех твоих преступлений!! Пока друзья добирались из Египта в Харран, Али Шукри подробно, как запомнил, рассказал ему всю историю Найфел. Рассказал и о душе человека, которая не умирает вместе с телом. Может, потому что Ленхатеп был намного образованнее Найфел, или оттого, что годы семейной жизни научили его покаянию, мужчина искренне проникся словами исследователя истины – бывшего рыбака Али. – Обещаю тебе, Найфел, любовь моя! – воскликнул Ленхатеп. – Я буду искать тебя вечно, везде: на земле, под землёй, на небе! Никогда не иссякнет во мне вечная любовь моя к тебе! Я буду искать тебя во всех жизнях! И обязательно, рано или поздно, но найду! И не потеряю, не упущу, как в этой жизни, клянусь!! Али вновь вернулся в Египет, добрался до Джеду, где много занимался культом Осириса – бога, умирающего и воскресающего вновь и вновь, вершащего праведный суд в Царстве мертвых, где каждая душа, расставшаяся со своим бренным телом, отчитывается перед богиней справедливости Маат. Слава тебе, бог великий, владыка обоюдной правды. Я пришел к тебе, господин мой. Ты привел меня, чтобы созерцать твою красоту. Я знаю тебя, я знаю имя твое, я знаю имена 42 богов, находящихся с тобой в чертоге обоюдной правды, которые живут, подстерегая злых и питаясь их кровью в день отчета перед лицом Благого. Вот я пришел к тебе, владыка правды; я принес правду, я отогнал ложь. Я не творил несправедливого относительно людей. Я не делал зла. Не делал того, что для богов мерзость. Я не убивал. Не уменьшал хлебов в храмах, не убавлял пищи богов, не исторгал заупокойных даров у покойников. Я не уменьшал меры зерна, не убавлял меры длины, не нарушал меры полей, не увеличивал весовых гирь, не подделывал стрелки весов. Я чист, я чист, я чист, я чист… Конец первой книги