— Жданов… — мне казалось, я зарычала. — Тише, — он засмеялся, — я так долго ждал этого, что теперь не хочу торопиться. Душ в твоем распоряжении. Я скоро вернусь. Он легко поднялся и шагнул к двери. Я села на кровати, все еще не веря, что он снова ушел. Впрочем, Артур был прав. Как всегда. С этими мыслями я стянула джинсы и футболку и отправилась в ванную, примыкающую к спальне. Усмехнулась, глядя на себя в зеркале. Раскрасневшуюся и растрепанную. Умылась холодной водой, расчесала волосы. А потом отправилась вниз. Артур был там. В душевой с темными стенами и прозрачной перегородкой. Я зашла, прикрыв за собой дверь, и застыла, глядя на своего мужчину. Он стоял, повернувшись ко мне спиной, и если и заметил мое приближение, то виду не подал. Вода с шумом падала на кафельный пол, и я шагнула вперед. Поймав себя на том, что облизываю губы. Рука сама потянулась вперед, коснулась мощной спины между лопаток, мягко скользнула вниз до крестца и легла на крепкую ягодицу. Артур замер. Я почувствовала, как под рукой напряглись его мышцы. Мои пальцы задрожали. Он медленно развернулся, и от тяжелого взгляда стальных глаз меня кинуло в жар. Но он не шевелился, позволяя коснуться кончиками пальцев мускулистой груди. Провести рукой вниз, обводя кубики пресса. Повторить узор татуировки, что начиналась чуть выше подвздошной кости и спускалась ниже. Теперь я знала, что там она обрывалась. Рукоять катаны, забранной в ножны. Символ ответственности за свои поступки. Его кожа, покрытая капельками воды, горела под моими руками. Зажмурившись, я шагнула вперед, прижимаясь к нему всем телом и обнимая за шею. Его руки легли на мои ягодицы, все еще прикрытые слипами. И Артур засмеялся. Так легко и радостно, что мне захотелось улыбнуться в ответ. Я подставила лицо струям воды, и его губы скользнули по моей шее и ниже. Он избавил меня от слипов и рванул вверх топ, вынуждая поднять руки, а потом резко прижал к себе, надавливая на поясницу, и подхватил под бедра. Я крепко обхватила его ногами, ощутив всю силу его желания и заставив застонать в ответ. Обвила его шею руками, сжимая затылок. И посмотрела в его глаза. — Ксю… — он выдохнул мое имя, — я больше не выдержу. Он вышел из душа и поставил меня на пол. Отстранившись всего лишь на мгновение. Но я задрожала. От холода и напряжения. Задрожала так, что застучали зубы. От недавней неги не осталось и следа. Артур схватил огромное полотенце и завернул меня в него. Тщательно растер все тело и, снова подхватил на руки, толкнул дверь ногой. У лестницы я попыталась отвоевать себе немного свободы, но Жданов закрыл мне рот поцелуем, крепко прижав к себе. Отпустил меня только в спальне. Скомандовал: — В постель. Немедленно. Но я замешкалась, глупо захихикав. Он стрельнул на меня взглядом, в котором блеснула сталь, и звонко шлепнул по ягодицам. Хорошо зная его характер, я юркнула под одеяло с головой и замерла. Прогнулся матрас. Он лег рядом, приподняв одеяло и притянув меня к себе. Его руки скользнули на грудь, прошлись по животу и спустились ниже. Он подмял меня под себя, нежно поцеловал и замер, все еще предлагая выбор. Я подалась бедрами ему навстречу и прошептала: — Ты же помнишь? Я люблю тебя… И Жданов сдался. Сдался своим чувствам. Сдался мне. Нет, он еще пытался сделать вид, что не утратил контроль. Но его руки говорили иное. Они были везде, сводя с ума и не давая ни мгновения передышки. Его дыхание стало рваным, а взгляд затуманился. Я извивалась, стонала под ним, пытаясь хоть немного подстроиться под его ритм, а с губ Артура все чаще срывались хрипы. Его поцелуи становились все более требовательными, а пальцы с силой сжимали бедра. — Артур… — я не узнавала свой голос. Севший. С надрывом. Он услышал. Резко выдохнул, на мгновение отстраняясь, а потом напряжение, что тугим узлом скрутило низ живота, ударило по нервам, горячей волной разливаясь по всему телу. В голове стало пусто. Он лег рядом и коснулся моей щеки. — Ты что, плачешь? — Тебе показалось, — я постаралась улыбнуться. — Я не знал, что ты такая плакса, Ксю, — в его взгляде было столько нежности, что сердце пропустило удар. — Я люблю тебя… — После всего, что я натворил? — он засмеялся немного грустно. — Я люблю тебя, Ксю… Он говорил еще что-то. Странные глупости, что совсем не вязались с его характером. Его руки мягко обнимали меня, словно укачивая, и я провалилась в сон. Я проснулась на рассвете. Жданов спал рядом, зарывшись лицом мой затылок и закинув ногу мне на бедро. Вчерашний день пронесся перед глазами и отдался болью во всем теле. Напряжение перед боем, поединок Игоря, отчаяние, охватившее меня в моей квартире — казалось, что все это не могло быть правдой. Жданов вздохнул и перевернулся на спину. Я замерла. Будить его не хотелось. Он устал, устал не меньше меня. Но приехал, когда я его попросила. И отвез в удивительное место. Я хотела туда вернуться, в старый дом на заливе, где мой любимый провел детство. Куда привез меня, когда нам обоим было тяжело. — Почему не спишь, Ксю? — он все-таки проснулся. — Что-нибудь болит? — У меня все хорошо, — повернулась к нему и встретилась взглядом с внимательными серыми глазами, — все хорошо, Артур, правда. Я коснулась рукой его щеки, на которой темнела щетина. — Колючий, — попыталась придать голосу побольше беззаботности. — Почему не спишь? — А ты? — Переживаю, что ты сбежишь, — он улыбался, но в глазах застыл вопрос. — Не сбегу, — я сама потянулась к его губам, а он обнял меня, притянув к себе, — давай еще поспим, а? — А как же пробежка? — я дернулась в его руках, а он засмеялся, а потом шепнул: — Спи, Ксю. Нам всем нужен отдых. Глава четырнадцатая Игорь уверенно шел на поправку. Его выписали накануне нашего побега на край света. Именно так обозвал наши планы на лето Макс. Мы все встречали друга у больницы. Игорь сильно похудел, осунулся, а под глазами залегли глубокие тени. Но он улыбался, немного криво, морщась и неосознанно хватаясь за ребра свободной рукой. На ноге у него был ортез, а в руке трость, на которую мужчина вынужден был опираться. Я отвернулась, пытаясь скрыть слезы. Игорь стал совсем другим. От него больше не веяло спокойствием и уверенностью. Голос, теперь надломленный, звучал тихо и хрипло, а глаза… Только глаза остались его. Внимательными, будто бы смеющимися над окружающим миром. Он крепко обнял меня свободной рукой, поцеловал в щеку, уколов отросшей бородой, и шепнул: — Я безумно счастлив за вас с Артуром. Я не нашлась, что ответить. Только мягко погладила его по руке. Он улыбнулся и сказал: — Обещай, что приедете навестить меня, как только я буду готов к приему гостей. — Мы не просто приедем, приятель, — Артур пожал протянутую руку и аккуратно хлопнул его по плечу, — мы приедем, чтобы забрать тебя в самое лучшее место на свете. — Представляешь, эта парочка возомнила себя робинзонами, — Макс противно захихикал, — и уезжает жить в хижину на берегу, чтобы днем ловить рыбу, а ночью предаваться греховной любви под звездным небом. — Прошу меня извинить, возможно, я что-то пропустил, — Игорь был задумчиво серьезен, но глаза его смеялись, — Макс, тебе не кажется, что в нашем климате предаваться любви под звездами весьма прохладно даже в июле? — Именно поэтому в нашем доме отопление, электричество и новая кровать, — Артур хитро подмигнул и продолжил: — А еще комната для гостей и отличная рыбалка. Мих, нашему философу уже давно пора быть дома. А мы держим его посреди улицы! Выздоравливай, дружище! Парни помогли Игорю устроиться в машине, и Мих сел за руль. Мы постояли, глядя вслед их автомобилю, а потом, взявшись за руки, направились в сторону парковки, где нас дожидалась мазда Жданова. — Он поправится, правда? Артур грустно улыбнулся и притянул меня к себе, целуя в висок: — Он уже поправился. Теперь осталось самое трудное — восстановиться. Артур сдержал свое обещание. Мы уехали на залив, едва я успела сдать последний экзамен. Дом был крепким. И уютным. Просто в нем действительно давно никто не жил. Мы вытерли пыль, распахнули старые деревянные ставни и вымыли окна, выбили одеяла и половики. Повесили во дворе гамак, поставили мангал и пару шезлонгов. Закупили продукты. Лебеди со все возрастающим интересом смотрели за нашей суетой, а мы угощали их зерном каждое утро. А потом дни полетели один за другим. Ранние подъемы. Бег в хорошем темпе до пляжа. Разминка. Тренировка. И купание, если позволяла погода. Как бы я ни любила море, первое время я не могла без визга войти в ледяную воду. Жданов смеялся, ругался, уговаривал. Делал подсечки. А потом то ли море потеплело, то ли я привыкла. И теперь Артур никакими уговорами или даже угрозами не мог вытащить меня из воды. Днем мы катались по окрестностям на велосипедах. Поднимались на дюны. А потом спали до ужина. И снова шли на море, чтобы посмотреть закат. А заодно пройти ката и повторить кихоны. Несмотря на каникулы, Жданов тщательно следил за моей нагрузкой и физической формой. Мне оставался всего один поединок, назначенный на начало сентября. Но теперь все изменилось. Не было больше того юношеского задора и ощущения легкости. Зато появился страх. Я пыталась скрыть его от Артура, но иногда, когда он не замечал, что я за ним наблюдаю, я видела тот же страх и в нем. Однажды я все-таки спросила. Мы лежали в тени деревьев во дворе. Я читала, Жданов делал вид, что спит. Однако его рука тщательно отвлекала меня от книги. Я отложила чтение и перевернулась на живот. Артур лениво приоткрыл один глаз. — Что? — спросил он. — Что что? — Спрашивай. Я вновь перевернулась на спину, избегая взгляда внимательных серых глаз, и произнесла: — Почему ты ушел из ММА? Он тяжело вздохнул и снова закрыл глаза. А потом заговорил: — Мы пришли в грэпплинг вместе. В спортивном лагере, где собирался весь цвет молодых спортсменов. Большинству еще не было восемнадцати. Этакий клуб по интересам, обмен опытом, возможность попробовать себя в новом виде спорта. Кстати, там я начал заниматься легкой атлетикой. Грэпплинг понравился мне сразу. Почти интеллектуальный бой на ковре. Кто кого хитрее и изворотливее. Он был прекрасным партнером и отличным другом. Мы вместе поступили на спортивный факультет. Вместе решили попробовать силы в ММА. Знаешь, почему в ММА травматичность в разы меньше, чем в боксе, например? Потому что здесь реже бьют по голове. Но если бьют, то до конца. Не признавая нокдаунов. С первого же боя его вынесли на носилках. В себя он так и не пришел. Я отборолся три сезона. Казалось, что делаю это в память о нашей дружбе. О наших мечтах. А потом чуть не убил одного парня. Совсем еще зеленого мальчишку. И понял, что все это время я мстил. Себе. Тренерам. Миру. За ту самую боль. — Почему ты вернулся? — Не мне тебе объяснять, правда? Что заставляет нас выходить на татами снова и снова?