— Значит, покалечит. Откажись, Ксю. Давай сбежим! К черту деньги! — Жданов, тебя сегодня по голове случайно не били? Он улыбнулся, прижимаясь лбом к моему лбу. — Меня ударили все лишь раз. Под дых. В том баре. И этого оказалось достаточно. У тебя отличный удар слева, тебе говорили? — Миллион раз. Я потянулась к нему сама. Коснулась колючей щеки, скользнула языком по краешку приоткрытого рта, покрыла легкими поцелуями подбородок и кадык. Артур стоял, закрыв глаза и не шелохнувшись, лишь дыхание его стало более частым. Я прошлась рукой по кубикам идеального пресса, вновь подобравшись к ремню. Звякнула пряжка. Я потянулась в ширинке, чувствуя под рукой его напряжение. — Нет. Его рука накрыла мою, прижимая к джинсам в том самом месте. — Уверен? — Если только после этого мы сразу покинем город. — Нет. — Уверена? — Я ее не боюсь! —Ксюш, — он сжал мое лицо в своих ладонях, не позволяя отвести взгляд, — отступись. Давай выплатим неустойку. Я закрыла глаза, испугавшись, что он увидит, как близко мои слезы. Тысячу раз за этот месяц я собиралась подойти к Максу и отказаться от этого боя. И тысячу раз я представляла себе ее торжествующий взгляд. — Артур, если откажусь от этого боя, то дальше уже не будет ничего. — А дальше уже и так ничего не будет. Она тебя убьет. — Ты совсем в меня не веришь? — Проклятье, Ксю! Ты всегда играешь честно! А она — никогда. — В этот раз у меня будет преимущество. — Какое? Подсыплешь ей снотворного в утренний кофе? — Артур был серьезен. — Ксю, прошу тебя. Давай уедем! — Уедем, — соглашаюсь я и вижу, что он мне не верит. Повторяю: — Уедем. После боя. — Знаешь, о чем я, черт возьми, мечтаю? — он выдохнул эти слова так резко, я вздрогнула. — О том, чтобы была возможность все отмотать назад. К нашей первой встрече. Или ко второй. На перроне. И чтобы потом была только большая и красивая любовь. А не клуб детишек-самоубийц! — О чем ты, Артур? — О том, что я знаю, что это такое, слышишь? Я на своей шкуре испытал и больше не хочу. Меня тошнит от мысли, что придется стоять и смотреть, как калечат моих друзей. Снова. И не иметь возможности ничего сделать, понимаешь? — Мне кажется, ты снова преувеличиваешь. — Тебе кажется? Напомнить, почему Игорь до сих пор ходит с тростью? Нет? Тогда ответь, почему ты ушла после своих первых соревнований? Я смотрела в его нереально серые глаза и видела в них себя. Совсем еще глупую испуганную девчонку, которой однажды уже сорвало крышу. У шлема было забрало. С одной стороны — больше шансов не попортить мордашку, что особенно актуально, когда тебе шестнадцать и на дворе весна, с другой — оно ограничивало обзор, сковывало движения и просто мешало. Я не любила забрала. Когда твоя челюсть ничем не защищена, начинаешь более ответственно относиться к бою. Мой противник заняла свое место на татами. Выше меня. Это плохо. Плечи напряжены — не знает, что от меня ждать. Это отлично. Взаимное приветствие. Поклон рефери. И над залом разносится резкое: — Хаджиме! Я наношу удар. Тот бой я выиграла. Потом еще два. Во время финального поединка мне было вообще все равно, кто скрывается за красным шлемом. Моей задачей была полная и безоговорочная победа. Так сказал тренер. Я атаковала, не предоставив противнику ни единого шанса. Я была выше, старше, техничнее. За моей спиной стояли люди, которым я обещала эту победу. И я сделала это. Мы пожали друг другу руки. Поднялись вместе на пьедестал. Я была так горда, принеся клубу заветный кубок. А потом в раздевалке увидела ту девочку. Нескладную. Худощавую. И всю в слезах. Она с трудом смогла опуститься на скамью, не имея возможности до конца согнуть ногу. На ее бедре наливался огромный синяк. От моего лоу-кика. Запрещенного, кстати. В зал я больше не вернулась. Пока не встретила Макса. Артур еще крепче прижал меня к себе. Я даже не заметила, как начала плакать. Наши губы оказались на одном уровне, и, глядя мне в глаза, он выдохнул: — Позволишь? Его рука скользнула вверх вдоль позвоночника и поддела спинку спортивного топа. Я застыла. — Последний раз предлагаю, — он смотрел мне в глаза, а рука тем временем очерчивала ребра, вызывая дрожь по всему телу, — откажись. Я коснулась губами уголка его рта. Прошептала: — Нет… — Тогда я откажусь от тебя. Я смотрела на него и не верила. Он предъявил мне ультиматум. Резко стало холодно. Я отстранилась и отошла к окну. Некоторое время в комнате было тихо. Потом за моей спиной хлопнула дверь. Я держалась. Сжав кулаки и до крови прикусив нижнюю губу. Я тоже была упряма. И я не могла подвести моих ребят. Я снова была должна. Не себе. Не любимому. А другим. Слез не было. Потому что большие девочки никогда не плачут. Или потому, что они закончились. — Жданов, ты не придумал ничего лучшего, как бросить ее перед боем? — как орет Макс, было слышно даже на втором этаже. Но я все равно вышла на лестницу, чтобы услышать ответ Артура. — Я не мог ее бросить, потому что между нами ничего не было. — Что именно ты называешь ничем? Ты почти полгода морочил девчонке голову и накануне важного боя послал ее на… Дальше последовал глухой звук удара. Еще один. И возглас Миха: — Игорь! Потом отборная ругань. И рассерженный голос Шевченко: — Что вы здесь устроили? Как дети малые! Макс, не лезь не в свое дело. Они разберутся сами. Артур, ты мой друг, и я не могу не сказать… — Игорь, остынь. Ты прав, мы сами разберемся. — В чем разберемся, Жданов? — я вошла в комнату, и все сразу же обернулись ко мне. — Ты же сам сказал, что между нами ничего не было. Абсолютно ничего.