Часть 40 из 45 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Воспользовавшись тем, что находившийся внутри человек сосредоточился на чем-то другом (по-прежнему слышалась возня), Говард присел перед дверью и попытался открыть замок. Нацепить глушитель на ствол и прострелить его к чертям или взломать отмычкой? Он окинул взглядом стену, ища другие пути, но вернулся к черному ходу. Подвала в этом доме не было (или он не обнаружил вход), больших и открытых окон на первом этаже тоже. В доме снова что-то грохнуло, послышалась ругань. Логан выдохнул, встал, приставил глушитель к пистолету и прострелил замок.
Ногой распахнул дверь.
– Полиция Треверберга, ни с места! – крикнул он в пустоту, пересекая короткий коридор, кухню и вылетая в фойе.
От увиденной картины стажер едва не уронил оружие. И дело не в том, что его не подвела интуиция и перед ним действительно стоял Рафаэль, вернее, Алексон Магдер собственной персоной, а в том, что Грин оказался совершенно прав. Маньяк пошел дальше. Посреди просторного фойе стояла не собранная до конца рама два метра в длину и метра полтора в ширину. Ее наклонили под углом в сорок пять градусов, сделав упоры из дерева. Судя по всему, падал как раз один из таких упоров. Под рамой на полу валялся ребенок. Оторванные у рамы нити и разорванная на плечах и бедрах кожа свидетельствовали о том, что ребенок сорвался с креплений и упал на пол, когда маньяк создавал свою картину.
– Ни с места! – предупредил стажер, почувствовав, что Рафаэль собирается изменить положение.
Магдер был облачен в плотный хирургический костюм, ноги в бахилах, обвязанных скотчем, на талии резиновый ремень, удерживающий не самую комфортную одежду, на руках – хирургические перчатки белого цвета, в левой руке скальпель. На голове шапочка, на глазах – прозрачные очки. Костюм заляпан кровью. У ног стоит ведро с ней же, рядом разбросаны кисти. Под ребенком на полу лежит измазанный холст. Он пытался создать картину нового типа, но что-то пошло не так.
– Я должен дорисовать, офицер Логан, – неожиданно спокойным голосом проговорил убийца.
Говарду не удавалось поймать выражение его глаз, очки надежно скрывали эмоции, ослепляя полицейского. Скальпель против пистолета вряд ли поможет, но стажер вполне отдавал себе отчет в том, что он не имеет достаточно опыта, чтобы остановить маньяка.
– Урок рисования окончен, – сказал Говард. – И ваши состязания с Эдолой тоже.
Алексон покачнулся.
– Эдола? Что с ней?
– Сдалась. Раскаялась перед своим мужчиной и будет проходить лечение.
Он блефовал. Нагло врал этому человеку, нащупав ту тонкую нить, которая позволит перехватить инициативу и заковать его в наручники. Сестра – единственная женщина, которая была ему дорога, и единственный человек, кто имел на него влияние. Убийца упал на одно колено, глухо застонал. Пнул раму, отчего она слетела с упоров и рухнула на тело ребенка. Взмахнув рукой, он сделал резкий жест, который Говард не сразу смог опознать. Лишь когда на белом воротнике костюма проступила кровь, он понял, что случилось. До того как Логан подскочил к убийце и вырвал у него из рук скальпель, ударив по пальцам, тот успел чиркнуть лезвием еще раз. Кровь брызнула во все стороны – он перерезал сонную артерию.
Логан отбросил в сторону скальпель, попытался зажать рану, но Рафаэль пнул его с неожиданной силой. Полицейский отлетел назад и ударился спиной об арку, ведущую на кухню. На мгновение потемнело в глазах. Тряхнув головой, он вскочил, вернулся к слабо дергающемуся маньяку, снова попытался зажать рану. За эти несколько секунд кровь залила фойе. Рафаэль дернул ногой, случайно попал в ведро, и приготовленная им смесь для рисования опрокинулась на незаконченную картину, его самого, Говарда, который коленом прижал убийцу к полу, а сам держал его шею что есть сил, пытаясь спасти ему жизнь. Чтобы он мог предстать перед судом и ответить за все, что сделал. Чтобы помог найти других детей. Рассказал обо всем, что творил в течение почти десяти лет.
В помещении едко, тошнотворно пахло кровью и страхом. Мужчины молча боролись за жизнь, но Логан проиграл. Маньяк затих. Его руки, вцепившиеся в пальцы полицейского в попытке оторвать их от шеи, расслабились и упали на пол, он почти перестал дергаться, очки сбились на переносицу. Небольшие колючие глаза застыли, не сводя потустороннего взгляда со стажера.
Говард выругался. Он чувствовал себя никчемным ребенком, который только что провалил самое важное задание. Освободив одну руку, он вытащил из кармана телефон и вызвал наряд, скорую, бросил телефон на пол, посмотрел на Рафаэля. Снова попытался зажать рану, но понял, что это бесполезно – уж слишком глубоко вошел скальпель. При таких ранениях спасение – чудо. Рафаэль, видимо, чуда не заслужил. Стажер облажался. Он рассчитывал выбить почву из-под ног маньяка, но вместо этого лишил его смысла существования. Картина сломана, «краска» потеряна, ребенок покалечен, сестра предала его, сдавшись полиции. Он просчитался, потянув не за ту нить. Но не ошибся, когда определил, где находится маньяк и что он делает.
Магдер с трудом поднял руку и прикоснулся к пальцам полицейского. Тот дернулся в сторону.
– Не обижайте… – прохрипел Алексон. – Эдолу…
16. Аксель Грин
29 июня 2001 года, 18:25
Наверное, верхом наивности было заявиться в кофейню. Но Грин пришел именно туда. Он посмотрел на запертую дверь до боли знакомого здания, на табличку «закрыто», сел на лавочку рядом и закурил. Сигареты показались отвратительно горькими, но он упрямо затянулся, закашлялся и снова затянулся. Энн не было на месте. Он уже позвонил ей три раза, но аппарат оказался выключенным. Позвонил Марте, которая активировала программу отслеживания и с горечью сообщила, что данных нет. Карлин сказал, что Энн забрала дочь Ковальской и скрылась с ней. И весь сюр ситуации заключался в том, что Ковальская сама попросила ее посидеть с девочкой.
Нет. Аксель рассмеялся. Горько и зло. Весь сюр ситуации в том, что он, детектив Грин, спал с ней. И ему это нравилось. И он, знаменитый полицейский, распутавший не одно трешовое дело, не понял, в чем подвох. Конечно, интуиция твердила ему о чем-то, но рядом с Энн внутренний голос затыкался, а сам Аксель терял голову. Его тянуло к ней магнитом, впервые в жизни он не мог совладать с влечением, которое осознавал как ненормальное. Иррациональное. Больное. Он нашел открытку и должен был понять, что Энн – это Эдола. Но вместо этого начал думать, что она тоже жила в детском доме. И это их якобы объединяло.
Он спал с психопаткой.
С 1990 года она задушила больше десяти детей.
Уму непостижимо. Аксель сделал еще одну затяжку. Глубокую, мощную. Поперхнулся от дыма. Посмотрел на телефон, который неожиданно сообщил, что у него осталось десять процентов батареи, и открыл книгу контактов, думая, кому позвонить. Ему нужно было с кем-то поговорить. Говард и Артур стояли в пробке. Толку от них в этой ситуации мало. Ему нужно вычислить, куда могла отправиться Энн. В прошлом Душитель использовал самые разные места города. Заброшенные старинные здания, парки, кладбище. Такие места, где труп, украшенный и приодетый, смотрелся как часть картины.
Гребаные визуалы.
Аксель выбрал контакт «Марк Элиран Карлин» и нажал кнопку вызова. Смысл сидеть и думать о психике убийцы, если для этого есть специальный человек? Карлин ответил не сразу. Он по-прежнему находился рядом с Аделией в ресторане, успокаивал ее и вытаскивал недостающие элементы мозаики. Все это важно, конечно. Но девочка, может быть, еще жива. Если Аксель поймет, куда Энн могла ее отвезти, и приедет до того, как она вздернет ребенка на каком-нибудь особо эстетичном суку.
Сука.
– Да, я слушаю. Ты нашел ее?
– Нет. Марк, нужна помощь.
– Я не один.
– От этого зависит, смогу ли я спасти дочь твоей собеседницы или нет. Мне нужно понять, куда могла поехать Э… Эдола, – назвать убийцу «Энн» он просто не смог.
– У нее есть деньги, машина, она прекрасно знает город…
– И ни разу не убивала в одном и том же месте. Помнишь мою карту в кабинете? Пересечений нет. Самые разные районы, разное время.
– По ходу она тоже рисует картины, только в отличие от брата не совершенствует один-единственный сюжет, а ищет новые пейзажи.
– Я пока не уверен в том, что это именно картины, – осторожно возразил Аксель. – Скорее, это дань уважения и извращенного сострадания по отношению к ребенку. Ее собственная дочь задохнулась и рано умерла, а ее детство было невыносимым. Видимо, Эдола решила, что Ангела, так звали девочку, выбрала для себя наилучший сценарий и ее, Эдолы, задача – сделать так, чтобы как можно больше несчастных и одиноких детей обрели покой. Она украшает тела, следит за внешним видом, потому что только красивый ребенок может стать ангелом и упокоиться с миром. А душит их, потому что не выносит крови и не считает это убийством. Это вознесение или подарок, или… может, она спасает их от взрослой жизни.
– Мне сложно поддержать или опровергнуть эту теорию. Но если ты считаешь, что это уважение, спасение, благое дело, то выбирать она будет такое место, которое нравится ей самой. И оно будет точно из новых.
Аксель хотел что-то сказать, но осекся. Перед внутренним взглядом вновь встало нежное лицо Энн с ярко-зелеными глазами. Она редко красилась, но выглядела так, будто только что сошла с обложки модного журнала. Он пропадал в этих глазах. Ведь каждую секунду, дурак, чувствовал, что что-то не то. В ее взгляде он иногда замечал нечто знакомое, темное, но отбрасывал догадки в сторону, как только оказывался рядом. Ее внутренняя тьма прекрасно маскировалась, и детектив был рад обманываться.
– Я понял, где она, – сказал он Марку. – Позвони Старсгарду. Мне нужна скорая и наряд у Лесного озера, запиши координаты.
Грин продиктовал коллеге ориентиры и маршрутные точки, выбросил недокуренную сигарету и бегом бросился к мотоциклу. Он понял, куда Энн повезла ребенка. Она не может перемещаться на мотоцикле, значит, едет на машине. От офиса Ковальской по таким пробкам до Озера ехать два часа. При плохом раскладе как минимум уже тридцать минут она там наедине с ребенком. Это значит, что у Акселя максимум двадцать минут. Или Меган уже мертва, а убийца скрылась. Грин прыгнул на свой мотоцикл, надеясь, что мощный и верный железный конь не подведет его и в этот раз.
Аксель на лету застегнул шлем и пригнулся к рулю. Улицы, машины и прохожие слились в единый размытый поток. Ему кто-то сигналил, он дважды или трижды пролетел на красный, бесчисленное количество раз перестроился в плотных рядах, сбрасывая скорость до шестидесяти километров, но через мгновение снова уходил в сто двадцать, сто восемьдесят, двести двадцать. Вылетев за пределы кольцевой городской дороги, Грин оказался на пригородном трехполосном шоссе. Дополнительная реверсивная полоса была отдана потоку на выезд из города, и детектив занял ее, чувствуя слабую надежду на то, что он все-таки успеет.
Двигатель ревел. Аксель уже ничего не слышал, а весь мир сузился до черно-серого полотна асфальта, которое вело его к месту назначения. Будто перед смертью перед внутренним взором проходили картинки, связанные с Энн. Ее губы, запах ее волос, странное пьянящее ощущение, которое отключало его инстинкт самосохранения в моменты близости, ее голос, слова, которые она говорила ему. Некоторое время назад она призналась ему в любви. Не ожидая от него ответного признания и ничего не требуя. Они сидели на шкуре рядом с кроватью, пили вино. Энн укуталась в просторный шелковый халат, прижалась к его обнаженному телу, повернула голову и вдруг прошептала, что очень сильно любит его и не знает, что ей с этим чувством делать. Аксель ответил, что в нем нет ничего постыдного или плохого, на что Энн заметила, что она до этого момента считала, что влюбиться неспособна. Тогда он принял это за кокетство, но сейчас понял, в чем дело. Энн – это Эдола Мирдол, забеременевшая в детском доме от насильственного сексуального контакта со стороны одного из работников, а потом потеряла этого ребенка, который умер в мучениях, задохнулся. Она лежала в психиатрической клинике, где ее приводили в чувство. И в тот же год она впервые убила. Что происходило в ее голове? Почему она не справилась с собственной болью и пошла на такое?
Аксель до крови закусил губу. Он так задумался, что чуть не пропустил нужный поворот. Крутанув руль, он заложил вираж, выровнял мотоцикл и резко сбросил скорость. Он не стремился скрыть свое появление. Энн, если она там, точно услышала, что кто-то съезжает с трассы. До озера оставалось метров пятьсот. Аксель снова набрал скорость, встав над седлом, чтобы ногами нивелировать кочки. Тяжелые кроны деревьев расступились, и он вылетел на знакомую поляну. Дорога кончилась. Он остановил мотоцикл, развернув его боком к озеру, сбросил с головы шлем и окинул поляну замутненным взглядом. Увидев Энн и не соображая, что делает, он снова тронулся с места, пролетел вдоль озера до дерева, где она стояла рядом с подвешенным на каком-то шарфе ребенком, спрыгнул с мотоцикла, оттолкнул ее в сторону и обернулся к девочке.
Та еще дергалась на удавке. Аксель подхватил ее на руки, поднял, чтобы шарф Энн ее больше не душил, высвободил правую руку, выхватил небольшой охотничий нож, который всегда носил с собой, и перерезал ткань. Уложил девочку на мягкий мох, снял шарф, приложил ухо к груди в попытке поймать дыхание. Дыхания не было. Аксель расстегнул пальто (жарко на улице, видимо, Эдола его надела, формируя композицию), вырвал из волос ребенка какой-то цветок и приступил к реанимации, моля всех известных и неизвестных богов, чтобы она выжила. Чтобы продержалась до приезда скорой. Меган была совсем крохой, слабой домашней девочкой. Сколько она провисела в петле? Сколько минут человек может провисеть в петле и не погибнуть? Шея не сломалась. Эдола что-то вколола ей? И поэтому девочка не сопротивлялась, поэтому выглядела столь спокойной? Время утекало, ничего не менялось. Аксель делал искусственное дыхание и массаж сердца, он чувствовал, что она жива. Шестым или десятым чувством – на кончиках пальцев покалыванием отдавались электрические импульсы ее сердца, которое пыталось снова забиться в полную силу. Аксель ничего не видел, не слышал, ни о чем не думал, он забыл про убийцу, которая вполне могла сбежать, пока он занят ребенком, не думал о том, как ему придется жить дальше, он думал только о том, что во что бы то ни стало должен спасти девочку.
Снова прислушался к дыханию и к сердцебиению. Еле слышное колебание отдавалось в барабанной перепонке. Аксель зарычал, размахнулся и нанес короткий удар в область сердца. Они так делали в армии. Когда рядом нет ничего для реанимации. Последний шанс. Наклонившись к ребенку, детектив с облегчением услышал слабые удары. Еще через пару мгновений он увидел, что она дышит. Возможно, он сломал ей ребра. Аксель сбросил кожаную куртку, укрыл ею ребенка и сел рядом. Головы он не поднимал.
В нем что-то изменилось. Не смотря вокруг себя, он чувствовал, что происходит. Будто включилось какое-то неизвестное до сего момента зрение. Как летучие мыши «видят» с помощью эхолокации, так и он внутри своей головы ощущал всю поляну целиком. Деревья, озеро, даже рыбу в его глубине. Энн, которая почему-то не ушла. Убедившись, что с ребенком все в порядке, Грин наконец поднял голову и посмотрел туда, где, по ощущениям, должна была находиться женщина, которую на самом деле звали Эдола Мирдол. Она действительно была там. Невесть откуда поднявшийся ветер раскачивал ее тело, висевшее на толстом суку в двадцати метрах от Грина. Вскочив, он подбежал к ней с ножом в руках. Обрезал веревку, уложил на землю, задохнулся от нахлынувших чувств и омертвел – шея, кажется, сломана. Или нет? Ее платье было мокрым, но он не чувствовал запаха, лицо окаменело. Волосы растрепались. Он аккуратно сложил ее руки на груди, понимая, что придется объяснять криминалистам, как здесь что висело, и он еще долго не сможет пойти домой. Аксель достал из кармана телефон.
Экран засветился, показывая непринятые сообщения. Сердце пропустило один удар, когда Аксель открыл первое. «Я надеялась, что ты не узнаешь. И я знаю, что ты не простишь. Я люблю тебя больше жизни. И жизнь без тебя мне не нужна. А измениться не смогу. Я та, кто я есть, но сохрани в памяти Энн».
С дороги послышался звук сирен мчавшейся на место преступления скорой. Грин опустился на траву рядом с женщиной, привалился спиной к стволу дерева и закрыл глаза.
Вот и все.
17. Марк Карлин
29 июня 2001 года, 19:45
Аделия Ковальская взяла Марка за руку. В другой ситуации он бы отстранился, разрывая контакт, но сейчас понимал, что это простое прикосновение – единственный шанс для нее сохранить связь с реальностью. Грин не звонил, прошло уже больше часа, и доктор Карлин ощущал, как испаряется надежда найти Меган живой. Он не отвечал на вопросы Аделии, не давал информации по делу, не объяснял, почему тот факт, что девочку забрала Энн Лирна, так его взбудоражил.
Он взял в свободную руку телефон, раздумывая, стоит ли позвонить кому-то из команды, чтобы узнать детали, но передумал. Они могут быть на задержании. В эти минуты они могут говорить с убийцами, призывая отпустить жертв. Или маньяки обманули всех и скрылись, прихватив с собой еще две жизни. Карлин отдавал себе отчет в том, что не должен требовать от них доклада. Он не имеет права на информацию, он отстранен. И все-таки он надеялся, что уж стажер-то его не забудет. Но Логан не звонил. Не звонил и Грин.
– Что не так с Энн? – не выдержала Аделия. Его руки она не отпустила.
Доктор Карлин поднял на нее затуманенный болью и напряжением взгляд.
– Тайна следствия. Скажите вы мне, что может быть с ней не так?
– Милая спокойная девочка, самостоятельная, тихая, серьезно увлеклась психологией.
Карлин отстранился и отнял руку. Аделия посмотрела на него с непониманием, но через мгновение покраснела и отвернулась. Марк удержался от того, чтобы пригладить волосы, взял телефон обеими руками, активировал экран, просмотрел последние сообщения. Может, что-то со связью и нужно перезагрузить аппарат? Вряд ли.
Он как влюбленная школьница в ожидании сообщения от объекта воздыханий.
Он открыл книгу контактов. Она была короткой, несколько десятков номеров тех, с кем приходилось общаться часто. Добравшись до «жена», Карлин вздрогнул и удалил запись. Надо было сделать это раньше, но он не решался.
«Контакт „Жена“ удален».