– Он не признается. Но кредитками пользовался с августа. Каждый раз, когда оплачивал продукты или коммунальные услуги. Кафе, подарки… Наверное, долг уже в несколько тысяч, Мелисса. Саймон говорит, что раз сам втянул нас в эту историю, то сам и вытащит. – Ну, если он не просит твоей помощи, значит, тебе придется ему довериться. Она забирает пустую чашку инспектора Рампелло. Я молчу о том, что сейчас мне вообще трудно кому-нибудь доверять. В девять утра я выхожу из кафе и решаю пройтись до работы по набережной. От одной мысли о поездке на метро – даже по маршруту, который никакого отношения не имеет к тем, что были на сайте, – сердце начинает биться так быстро, что в глазах темнеет. Перехожу Стрэнд и направляюсь к Савой Плейс, затем сворачиваю и иду вдоль реки. Вглядываюсь в каждого прохожего. Вон, засунув руки в карманы, идет мужчина. Знает ли он о том сайте? Зарегистрирован ли там? Бизнесмен говорит по телефону, замотавшись от холода в шарф. Не выслеживает ли он женщин? Не насилует ли их? Не убивает ли? Мое дыхание становится частым и неглубоким. Я на мгновение останавливаюсь и смотрю на реку, пытаясь прийти в себя. Десяток фигур в гидрокостюмах слушают блондинку в розовом комбинезоне, которая обучает их серфингу. Несмотря на холод, они смеются. Посреди реки прогулочный катер разрезает серые воды Темзы, оставляя за собой пенистый след. На палубе дрожит крошечная компания туристов – ранних пташек. Кто-то касается моей руки. – У вас все хорошо? Я вздрагиваю, точно ошпаренная. Рядом молодой парень – ровесник Джастина – в костюме и галстуке, в его жесте сквозит уверенность, которую дает хорошее образование или хорошая работа. Или и то и другое сразу. – Вы так выглядели, как будто собирались спрыгнуть. Мое сердце колотится так сильно, что грудь пронзает боль. Не могу найти слова, чтобы сказать, что со мной все в порядке. И что не нужно ко мне прикасаться. Отступаю назад. Мотаю головой. Он поднимает руки и, обойдя меня по широкой дуге, уходит. – Психопатка чертова. Отойдя шагов на десять, он оборачивается и дважды стучит указательным пальцем по голове, произнеся одними губами: – Чокнутая. Мне кажется, так оно и есть. Я добираюсь до офиса почти в десять. Прогулка пошла мне на пользу. Ноют ноги, но я чувствую себя заметно бодрее. Грэхем беседует с женщиной в черном брючном костюме и красных туфлях на высоком каблуке. Она держит в руках пачку документов о недвижимости, а Грэхем рассказывает об офисе на Истен-авеню с туалетами для посетителей и недавно отремонтированной зоной кухни, которая идеально подходит для отдыха персонала. Я проскальзываю за свой стол и отключаюсь от хорошо отработанных речей начальника. Судя по тому, как Грэхем ощетинился, он зол на меня. Женщина не пожелала немедленно назначить время просмотра, отчего его гнев только усилился, и Грэхем налетает на меня, едва за посетительницей закрывается дверь: – Как славно, что вы почтили нас своим присутствием, Зоуи. – Простите. Впредь я не буду опаздывать. – Но ведь это происходит раз за разом, не так ли? В последнее время вы постоянно опаздываете. – Мне пришлось изменить дорогу до работы. Трудно предсказать, сколько времени она теперь занимает. Грэхем не спрашивает о причинах. Его это не интересует. – Тогда выходите из дома пораньше. Вы не можете вот так запросто заявляться в десять часов и даже не извиняться… Я извинялась, но повторять не собираюсь. – Я была в полиции. Почти жду, что Грэхем продолжит меня распекать, словно я ничего не говорила, но он резко прерывается. – Почему? Что случилось? Я колеблюсь, не уверенная, хочу ли посвящать этого человека в свои дела. Задумываюсь о веб-сайте с его меню из женщин, и мне приходит в голову, что Грэхем Хэллоу – именно тот, кого привлекла бы идея получить эксклюзивное членство. Даже не сомневаюсь, что, если скажу ему, он не сможет удержаться и заглянет на сайт. Я должна защитить тех женщин. Не хочу, чтобы кто-то разглядывал их фото и покупал информацию о поездках, будто речь идет не о людях, а о вещах. И потом… что? Мне трудно примириться с тем, что я знаю: на женщин нападают – и убивают, – потому что их путь до работы был продан. Это абсурд, сюжет для научной фантастики. – За мной следят, – говорю я вместо всего этого. Не так уж далеко от истины. Кажется, на лице моего босса появляется обеспокоенность, но это настолько непривычно, что я не уверена. – Полиция даст мне персональную «тревожную кнопку». – Они знают, кто следит? – Вопрос звучит как обвинение, в рявкающей манере человека, который по-другому не умеет. – Нет. А дальше происходит то, что назревало во мне несколько дней, – я начинаю рыдать. И думаю: «Почему из всех людей, перед которыми я могла расплакаться, это оказался остолбеневший Грэхем?» Ищу носовой платок, наконец обнаруживаю его в кармане, отчаянно сморкаюсь, но слезы сдержать не могу. Облегчение заставляет мою грудь вздыматься, я ловлю ртом воздух, который на выдохе превращается в раскатистые всхлипы. – Про… Простите меня, – с трудом выдавливаю из себя после нескольких неудачных попыток. – Это… это все слегка невыносимо. Грэхем все еще стоит у моего стола и смотрит. Внезапно он направляется к двери, и на секунду кажется, что сейчас выйдет из офиса и оставит меня одну в слезах. Но вместо этого он запирает дверь, переворачивает табличку с надписью «Закрыто», затем идет туда, где мы держим посуду, и включает чайник. Меня настолько удивляет это проявление жалости, что я престаю плакать. Рыдания превращаются в редкую икоту. Я еще раз сморкаюсь. – Простите меня, пожалуйста. – Вы же явно на нервах. Как давно это длится? Я рассказываю ему все, что могу, не упоминая ни названия сайта, ни то, как он работает. Говорю, что за мной уже некоторое время следят и полиция связывает мое дело с убийством двух женщин и нападениями еще на нескольких. – И что полицейские намерены предпринять? – Они улаживают вопрос с «тревожной кнопкой» для меня. Сегодня утром я должна была дать показания, поэтому и опоздала. Грэхем качает головой, отчего его второй подбородок начинает колыхаться. – Все в порядке, даже не думайте об этом. А полиции известно, кто стоит за нападениями? Я тронута – и удивлена – тем, насколько Грэхем заинтересовался моей историей. – Не думаю. За убийство Тани Бекетт еще никого не арестовали, а сайт, похоже, невозможно отследить. Грэхем задумывается. – Я весь день на встречах. Собирался сразу после пяти отправиться домой, но, если вы не против задержаться чуть дольше обычного, заскочу и подброшу вас до дома. Он каждый день ездит из Эссекса. В основном на поезде, но иногда на машине и оставляет ее на чудовищно дорогой парковке за углом. – Это же крюк в несколько миль! Я в порядке, правда. Просто поеду другим маршрутом, а на «Кристал Пэлас» меня встретит Джастин… – Я отвезу вас домой, – твердо произносит Грэхем. – А потом заеду в Севеноукс, повидаюсь с братом и его женой. Честно говоря, я удивлен, что этот ваш ухажер за вами не заедет. – Не хочу его беспокоить. Грэхем смотрит на меня с любопытством. – Вы ему не сказали? – Он знает о сайте, но не… Я не стала ему говорить, что мне грозит опасность. Сейчас все немного сложно. – Вижу лицо Грэхема и поясняю, чтобы он правильно понял мои слова: – Саймон потерял работу. Его сократили. Так что сейчас не самое лучшее время. Не хочу давать ему новый повод для волнения. – Понятно, ну, сегодня я отвезу вас домой, и точка. Грэхем выглядит невероятно довольным. Будь он пещерным человеком, начал бы в грудь себе стучать. – Хорошо, – говорю я. – Спасибо. Через полчаса Грэхем отправляется на встречу. – Не отпирайте дверь, – говорит он, – пока не разглядите того, кто придет. Дверь офиса, как и весь фасад, стеклянная, и я понятия не имею, как определить, ради чего явился посетитель: изнасиловать и убить меня или спросить о закрывающемся салоне сотовой связи на Ломбард-стрит. – В любом случае тут повсюду камеры, – добавляет Грэхем. Его последние слова меня страшно изумляют. Я даже не говорю в ответ, что для мертвого человека запись его убийства – слабое утешение. – И давно у нас камеры? Я оглядываю офис. Вид у Грэхема несколько смущенный. Он смотрит на часы. – Пару лет. Они в автоматических разбрызгивателях. Это для подстраховки. Как бы то ни было, пока вы здесь, вам не о чем беспокоиться. Увидимся около шести. Дверь открывается и захлопывается, дважды звякнув колокольчиком. Я запираю ее, но оставляю табличку «Открыто», а затем сажусь за стол. Даже не представляла, что Грэхем установил камеры. Разве работодатели не обязаны сообщать сотрудникам – и клиентам, если уж на то пошло, – что за ними наблюдают? Смотрю на потолок. Пару лет. Пару лет я считала, что одна в офисе, пока Грэхем сидел у себя. Ела сэндвичи, звонила, поправляла неудобную бретельку лифчика. Наблюдал ли он за мной? Эта мысль пугает, и звонок рабочего телефона заставляет меня подпрыгнуть. В половине шестого я переворачиваю табличку на двери. День прошел спокойно: приходил лишь недавний арендатор, чтобы подписать договор, да поступило несколько запросов о новом офисном здании. Никого подозрительного или опасного. Я даже начала думать, что слишком остро реагирую. Но теперь на улице стемнело, и в освещенном офисе, у всех на виду, словно в аквариуме, я снова начинаю тревожиться. Возращение Грэхема меня несказанно радует. Он размахивает ключами от машины и спрашивает мой почтовый код, чтобы забить его в навигатор. У меня просто гора с плеч. Не придется садиться в метро, беспокоиться о том, кто стоит за спиной, или опасаться, что окажусь убита в парке, как бедная Таня Беккет. Хотя бы сегодня мне ничего не грозит.