— Добрый вечер, Лада, — говорит он. — Выспалась? Его голос прокатывается по моей коже, от низкого тембра подгибаются пальцы ног. Я без обуви, поэтому он видит это. Перед глазами вновь тот самый мат, к которому я была грубо прижата. Мой рот приоткрывается, когда я вспоминаю, как он прикусил мою кожу. Хочется потереть это место. Он смотрит на меня. Затягивается, выпускает дым изо рта. Я не знаю, что мне делать. Просто не представляю! Мы такие разные, между нами совершенно нет чувств. Нам даже особо не о чем разговаривать. Я опускаюсь у его ног на колени и, убедившись, что бортик балкона надежно защищает от любопытных взглядов, снимаю лямки платья. Белья на мне нет, поэтому ткань оголяет грудь. Кожа тут же покрывается мурашками, под мужским взглядом соски напрягаются, словно к ним приложили кусочки льда. То, как он меня рассматривает, — открыто, но молча, рождает одновременно острый стыд и колючее возбуждение. Кирилл обхватывает мой твердый сосок, перекатывает между пальцев и тянет за него к себе. Мне не больно, но этот собственнический бесцеремонный жест вышибает воздух из легких. Ведомая инстинктами, я наклоняюсь и трусь лицом о его бедро, как кошка, наслаждаясь этой скупой лаской. — Привет, — говорю тихо. Начинаю расстегивать его ширинку, когда тяжелая ладонь ложится на мой затылок. Он меня поглаживает, поощряя. Глава 24 Лада Пальцы покалывает от волнения, словно я собираюсь сделать это впервые. Вспоминаю свой сон, оказавшийся вещим, и рот мгновенно наполняется слюной. Сердце ускоряет биение, рождая внутри легкую панику. Кирилл совсем не помогает мне, просто наблюдает. Его пальцы по-прежнему тисками сжимают мой сосок, периодически слегка выкручивая, отчего мое дыхание рвется, а глаза округляются. Крошечная, до боли острая ласка. Я хочу, чтобы он сделал так же и со вторым соском, но его правая рука на моем затылке, а попросить я не решаюсь. Разве правильно вообще о таком попросить? Наконец, я справляюсь с его ширинкой и приспускаю боксеры. Делаю плавный вдох-выдох, любуясь увиденным. Эрекция внушительная и уже каменная. Тут же обхватываю его рукой, нежно сжимаю и жадно рассматриваю твердый ствол. Он красив. Ровный, тяжелый, идеального размера. Синие венки, розовая головка. — Смелее, — подбадривает Кирилл. Мне почему-то кажется, что он улыбнулся, но я не нахожу в себе сил поднять глаза и убедиться в своей неожиданной теории. Решила же, что робеть перестану завтра. Приоткрываю рот и приближаюсь к нему. Я ни о чем не думаю, сердце колотится на разрыв, в ушах шумит. Воображаемый вертолет набирает скорость и устремляется ввысь, оставляя позади мои прошлые отношения, мою привычную жизнь. На мгновение я представляю себе лицо Леонидаса, когда он узнает о том, что я была с другим мужчиной. Улыбка трогает мои губы, и я с наслаждением слизываю с головки каплю смазки. К чему строить из себя невинность? Я четко представилась у ворот Богданова. И окончательно отпускаю себя. Мне нравится его вкус. Кирилл приятно пахнет — чистотой, мылом и самим собой. Полагаю, пока я спала, он был в душе. Облизываюсь от удовольствия, обхватываю головку губами, очерчиваю ее языком. А потом начинаю сосать, помогая себе рукой. Знаю, что наблюдает за мной. Я беру глубже, и он сильнее сжимает мой сосок. Это уже больно. Но одновременно с этим мне так… так хорошо, что между моих ног разгорается пожар. Я очень стараюсь для него, я начинаю стонать оттого, что мне нравится для него стараться. Давление на затылок пропадает, следом Кирилл оставляет в покое болезненно чувствительную грудь. Слышу, как достает сигарету, прикуривает. Улавливаю запах табака. Я же в это время пробегаюсь поцелуями по твердому стволу к мошонке и начинаю ласкать языком нежную кожу. Он вдруг стягивает мои волосы на затылке, заставляя остановиться. — Яйца не трогай, не люблю. Я быстро киваю, показывая, что поняла. Критику слушать неприятно, она ранит. Тем более я хотела как лучше и проявила инициативу. Он отпускает мои волосы и берет за подбородок, проводит большим пальцем по моим губам, и я закрываю глаза. — Я вижу, что ты стараешься, — говорит мягко, слова звучат похвалой. — Всему научишься. Киваю, снова поглаживая член ладонью. Губами обхватываю его большой палец и смачиваю языком. — Пососи еще, — произносит Кирилл, забирая руку. Когда он вновь сжимает мой сосок уже влажными пальцами, я просто схожу с ума. Он действует сразу сильно, тискает, выкручивает. Отчаянно ласкаю его член, ерзая на месте. Я не понимаю, что со мной происходит, почему мне так это нравится. Вот бы он скорее докурил, чтобы у него освободилась вторая рука. В какой-то момент я сама обхватываю свою грудь и повторяю его действия. Возбуждение нарастает, жажда разрядки становится нестерпимой. Я не могу этому противиться, да и не собираюсь больше. Мне остро, жарко, горячо, я щедро облизываю его языком и окончательно отдаюсь похоти. — Бери глубже, — он давит на мой затылок, и я слушаюсь. А потом я, не прерывая процесса, поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с ним. Ни один мужчина не смотрел на меня так. Еще мгновение, и, клянусь, он просто сожрет меня живьем. Столько голода, жажды, черти в его глазах ликуют. Разглядывают меня, сидящую у его ног, и одобрительно кивают. Оргазм шокирует. Я пытаюсь его скрыть, быстро опускаю глаза, а потом и вовсе закрываю их. Зажмуриваюсь. Моя промежность пульсирует, я трусь о собственную ногу. Я вся мокрая. Спазмы путают мысли, грудь под нашими с ним пальцами пылает огнем. Он заставляет меня остановиться. Поднимается и толкает к креслу. Я быстро снимаю стринги, кладу локти на сиденье. Отголоски спазмов все еще дарят наслаждение, и мне жутко от мысли, что он войдет в меня и почувствует их. Поймет, как сильно мне нравится у него сосать. Что я кончаю только от этого. Догадается и посмеется. Кирилл разрывает упаковку с презервативом, пара секунд, и я ощущаю вторжение. На этот раз я уже знаю, как все будет, и полностью готова. У меня получается даже расслабиться, и я практически не чувствую боли. Он снова нависает, снова вколачивается в мое тело. Берет. Берет. Берет. Я успеваю только хватать ртом воздух, приглушенно стонать в свою ладонь, чтобы спрятать звуки. Он берет меня быстро, мощно. Замирает на секунду, а затем ускоряется, кончая. Дышит тяжело и часто. Его запаха становится больше. Я каждой клеточкой чувствую, как ему хорошо, и неосознанно улыбаюсь. Он выходит из меня, подтягивает штаны и, выпрямившись, идет в душ. Вновь не одарив меня ни взглядом, ни объятием. От обиды уголки моих губ опускаются на целую секунду, но я быстро беру себя в руки. Подтягиваю ноги и обхватываю колени. Некоторое время так и сижу у его кресла. В пепельнице тлеет едва начатая сигарета, я беру ее и делаю затяжку. У меня такое чувство, что я открываю для себя новый мир запретных удовольствий, и, с одной стороны, мне даже нравится, но, с другой… так хочется, чтобы обнял, сказал что-нибудь ласковое. Я слишком многого жду, мне надо радоваться, что он не делает мне больно. Боже, что это вообще было? Растерянно тру лоб, пораженно качаю головой. — Приведи себя в порядок и идем ужинать. Ты голодная, — говорит он из комнаты. Потом добавляет: — Поспеши, пожалуйста. Я быстро поднимаюсь на ноги, параллельно натягивая лямки платья, и устремляюсь в ванную. Через полчаса мы будем сидеть в ресторане друг напротив друга, читать меню, выбирать блюда. Вероятно, снова молча. Никак не обсуждая то, что произошло на лоджии. Делая вид, что мы цивилизованные люди, что между нами обычные человеческие отношения. Его черти будут на меня таращиться, они все знают. Даже мой сегодняшний секрет. Они-то точно поняли, их не обманешь. Я быстро умываюсь прохладной водой, смиряясь с тем, что выровнять пульс получится нескоро. Глава 25 Лада — С кем у тебя была встреча днем? — спрашиваю, чтобы поддержать разговор. — Это по работе, ничего интересного, Лада. Я оказалась права, ресторан по всем пунктам просто замечательный! Он тоже расположен на горе, как и весь отельный комплекс. Мы сидим у панорамных окон, я то и дело любуюсь спокойным морем, закатными бликами на ровной глади. Теперь, когда я выспалась и поела, мне хочется спуститься к воде. — У тебя встречи «по работе» за пределами стен арбитража? — возвращаюсь взглядом к собеседнику и приподнимаю бровь, словно поймала его с поличным. Передо мной бокал белого вина, я машинально поглаживаю его ножку, поздно понимая, что провоцирую Кирилла этими движениями. Он замечает, конечно. И я продолжаю. — Если бы у меня не было работы за пределами арбитража, то впускать домой любимую женщину греческого мажора было бы крайне неразумно с моей стороны, — парирует он с легкой улыбкой. Кажется, посмеивается. — Я не его любимая и уж точно не его женщина, — отрезаю как можно резче. — Любимых не ставят в безвыходное положение, не зажимают в угол. Не натравливают на них половину города. Я сама по себе. — Вскоре так и будет. — Я бы хотела спуститься на пляж. Составишь компанию? Уже поздно, а одной мне не по себе. Если ты закончил, разумеется. Мы игнорируем лифт и пользуемся бесконечной лестницей. Спустя каждые три-четыре пролета установлена площадка для отдыха с удобной лавочкой. Небольшие волны омывают каменистый берег. Вечером туристов совсем мало, несмотря на выходной. Зато много свежего соленого воздуха! Мы решаем забраться на пирс, Кирилл идет первым, потом подает мне руку, чтобы помочь. Я вцепляюсь в его ладонь и не отпускаю, когда он хочет забрать руку. Возможно, он считает, что вырываться было бы невежливо, а может, ему тоже нравится касаться меня, но его пальцы вновь сжимают мои. Мы стоим на небольшом стареньком пирсе, окруженном огромными валунами, я рассматриваю черную воду вокруг. Порыв ветра треплет мои распущенные волосы, я невольно ежусь, жалея, что не захватила кофточку. Тогда он подходит ближе и обнимает со спины. — Теплее? — спрашивает. Я не обманываюсь, романтики в этом жесте мало. Все, что он делает за пределами постели, — логично и расчетливо. — Да, спасибо, — обхватываю его руки и осторожно поглаживаю. Веду то по, то против роста темных волосков. В моих поступках зачастую логики недостаточно, всю жизнь я борюсь с излишней эмоциональностью и порывистостью! Но я правда стараюсь изо всех сил.