— Вот и неправда. Она ко мне обратилась. — Неужели? — Можете у неё спросить. — Она — хорошая подруга? — Да. — Что больше любит делать, если не секрет — рассказывать что-либо или слушать других? — Слушать. — Вас она расспрашивала о чём-нибудь? — О чём именно? — О вашей семье… О вашем отце… Это было важно. Очень важно. — Нет. — Разве? — приподнял бровь Китайгородцев. Вот если бы Рита расспрашивала подругу о её отце, стараясь выведать интересующие её подробности! Этакий засланный казачок в юбке! — Нет, я точно помню. Да и зачем ей? Нам было так весело и так хорошо… — Но вы сказали, что она внимательно вас слушала? Значит, вы что-то ей рассказывали? — Про свою учёбу ей рассказывала… Про друзей… Она старательно смотрела мимо него. И непрерывно теребила «молнию» своей куртки. Движения были порывистые. Нервные. — Извините меня за мою назойливость, — Анатолий обаятельно улыбнулся. — Я пойду, пожалуй. Едва он переступил порог, Аня захлопнула за его спиной дверь. Отгородилась. ⁂ Китайгородцев обедал в тапаевской приемной, куда Богданов принес поднос с едой. Сам клиент из своего кабинета не выходил. Сидел в глубоком кресле в крайне дурном расположении духа и нагружался коньячком. Если дело так пойдет и дальше, то неминуемо последует послеобеденный сон, а там уже и до ночи недалеко — и клиент все время на месте, никуда не рвется и никого не принимает… Просто воплощенная мечта любого телохранителя! Вновь Богданов появился, когда Анатолий невнимательно ковырял вилкой в тарелке. Начальник тапаевской охраны, судя по его возбуждённому виду, лестницу, ведущую наверх, преодолел на одном дыхании. — Толик! — жарким шёпотом произнес Андрей Ильич, кося взглядом на дверь кабинета. — Скворцова приехала! С сыном! Эта фамилия уже была известна Китайгородцеву. Много лет назад женатый человек Тапаев завёл себе любовницу. Ту самую Скворцову. Связь длилась несколько лет. Потом они разошлись. Женщина хотела, чтобы Генрих Эдуардович ушёл из семьи и женился на ней. Он не решился. В семье у него было двое детей. У Скворцовой от него — один. Может быть, он сделал выбор между двумя вариантами сугубо арифметически. Так сказать, два-один в пользу семьи. Может, другие какие-то резоны у него были. Богданов, посвящавший Анатолия в тайны тапаевской семьи, не сумел объяснить внятно. В общем, в результате бизнесмен лишился и любовницы, и рождённого ею сына. Скворцова оказалась женщиной неглупой и смогла из своего положения выжать максимум возможного. На первых порах она ещё позволяла Тапаеву видеть сына хотя бы изредка, но очень скоро эти встречи по её же инициативе прекратились. Олигарх скучал и слал на содержание мальчишки деньги. Скворцова говорила, что он жадничает и не выполняет финансовых обязательств перед своим сыном. Тапаев посылал денег ещё, но сына так и не видел… И вот они приехали вдвоём! — Ты эту Скворцову знаешь? — спросил Китайгородцев, отодвигая тарелку. — Видел один раз. Приезжала, когда тут не было его жены. — Что за женщина? — Боевая, — кратко охарактеризовал Скворцову Богданов. — Какие у нее отношения с Генрихом Эдуардовичем? — Когда она сюда приезжала, они спали в разных комнатах. — Я не о том. Мне важно знать — у них ровные отношения или случаются конфликты? В общем, грубо говоря, может она нашему клиенту в волосы вцепиться или нет? — Не было такого, чтобы за волосы… — А на повышенных тонах они беседуют друг с другом? — Вроде всегда спокойно, Толик. — Хорошо, теперь о её сыне. Ты его раньше видел? — Нет. Я же говорил тебе, она не даёт Тапаеву с сыном встречаться. — А раньше, когда он маленький был? — Я еще тогда здесь не работал… — Значит, ничего о нем рассказать не можешь? — Он странный, Толик. — В смысле? — насторожился Китайгородцев. Богданов, и до того разговаривавший вполголоса, совсем уж перешёл на шёпот: — Мне кажется, это — «пьяный» ребенок. Ну, знаешь, дети, которых зачали по пьяни… У них потом с головой не всё в порядке. Я его сегодня в первый раз увидел и сразу понял — по пьяному делу его Тапаев сделал. Как пить дать. Анатолий покачал головой, давая понять, что ему здесь ещё только слабоумных не хватало для полного счастья. — Пойдём, — сказал он со вздохом и поднялся из-за стола. — Взглянем на дорогих гостей. За столом в гостиной сидели женщина и молодой парень. Тапаевская любовница не очень-то интересовала Китайгородцева, он лишь скользнул по ней невнимательным взглядом — и тотчас обратил своё внимание на парня. Хотя тот сидел на стуле, всё же можно было понять, что он высок и ладно скроен. Во всем его облике угадывалась недюжинная физическая сила, но едва он, привлечённый шумом, обернулся — Анатолий понял, что имел в виду Богданов. У этого здоровяка было совершенно детское выражение лица: пухлые щёки, безвольно приоткрытый рот с розовым сырым языком внутри… Ему бы ещё слюни пустить, и картина была бы полной. Когда ребенку с таким лицом два года — его называют карапузом, когда двадцать два — дебилом. При виде незнакомцев парень осклабился в блаженной улыбке. Прямо-таки лучился счастьем! Китайгородцев не выдержал и отвёл взгляд. — Здравствуйте! — сказала женщина, обращаясь к Анатолию и угадывая в нём лицо более значительное, чем Богданов. — Так где Генрих? Вы ему уже доложили? Телохранителю было неуютно под взглядом улыбающегося парня. Потому что этот взгляд казался ему каким-то липким. Но он, явно сделав над собой усилие, снова посмотрел на ненормального. И даже смог улыбнуться: — Это ваш сын? — Да! — В голосе женщины слышался вызов. Сомнительное право на людях гордиться своими увечными детьми принадлежит только любящим матерям. Так они демонстрируют окружающим, что не дадут своё несчастное чадо в обиду. — Я бы хотел с вами поговорить, — произнес Китайгородцев, интонацией давая понять, что может разговаривать со Скворцовой только в отсутствие её сына. — Вы можете говорить при нём. — Скажите, — неуверенно начал Анатолий, — Генрих Эдуардович знает? — О чём? — вздернула подбородок женщина. — О состоянии… О физическом… О душевном состоянии… — Чьём? Ильи? Услышав своё имя, парень заулыбался ещё шире и обернулся к матери. Та потрепала его по волосам. Так невнимательно-небрежно хозяева треплют своих собак. Собака виляет хвостом и всячески демонстрирует свою приязнь, а хозяин ограничивается дежурными знаками внимания, давая понять, что о существовании своего четвероногого друга он не забыл — но ему сейчас не до сантиментов. — А какое это имеет значение? — строго спросила женщина. — Вот для вас лично — какое? — Я только хотел сказать… — Какое вообще ваше дело? — Я хотел сказать, что Генриха Эдуардовича надо предупредить. Секундная пауза. — Ну, разумеется, — признала Скворцова правоту собеседника. — Только я сделаю это сама. Китайгородцев не стал ей перечить. — Второй этаж, — сказал он. — По коридору до самого конца. Мы подождем вас здесь. «Мы» — это не только он и Богданов, но и сын Скворцовой. Она поняла и не нашлась, что возразить.