Часть 23 из 75 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Вы хотите меня загипнотизировать? — пробормотал Китайгородцев.
— Тут главное, чтобы вы сами захотели.
* * *
В гостиничном номере было тепло. Потёмкин погасил свет, оставив включённым только тусклый ночник в углу. Он усадил Китайгородцева на стул, сам сел напротив.
— Что вы чувствуете? — спросил Потёмкин. — Опишите свои ощущения.
— Тепло.
— Не жарко?
— Нет. Тепло, хорошо. И ещё я очень сильно устал.
— Но сейчас вы сидите на стуле и вам приятно осознавать, что день закончился.
— Да.
— Вам приходилось прежде присутствовать на сеансах гипноза?
— До встречи с вами — нет.
— То, что вы видели на моих сеансах — это всего лишь эстрадное представление, и только. Оно очень сильно отличается от того, что у нас с вами будет сегодня. У нас с вами цель не позабавить публику, ведь здесь никого нет. У нас интерес научный, можно так сказать.
Китайгородцев не отдавал себе отчёта в том, как постепенно растворяется напряжение, которое он испытывал совсем недавно. Было тепло и хорошо, в полумраке завораживающе поблёскивали хрустальные рюмки на столе, благожелательный и равномерно льющийся голос гипнотизёра обволакивал его.
— Я хочу сказать, — продолжал Потёмкин, — что вы не будете спать. Гипноз — это не сон. Вы будете осознавать то, что с вами происходит, будете сохранять контакт со мной. Как вы считаете, у вас хорошее воображение?
— Я думаю, что да.
— Это легко проверить. Например, представьте, что у вас в руках лимон. Такой жё-ё-ёлтый, туго-о-ой… А теперь представьте, что его разрезали пополам, его выжимают, лимонный сок течё-ё-ёт, мутнова-а-атые такие капельки… Ки-и-ислый… Вообразите вкус лимонного сока, этот сок у вас во рту…
Китайгородцев сделал непроизвольное глотательное движение.
— Очень хорошо, — оценил Потёмкин степень внушаемости своего подопечного. — Теперь закройте глаза… Закройте… Держите их закрытыми… Слушайте мой голос… Думайте о сне… Вы устали, день был долгий, но теперь вам хорошо, сон — это хорошо, думайте о сне и сон придёт… Вам тепло… Вам нужен сон… Дыхание ровное… Ровное… Глубокое дыхание… Вы дышите глубоко и погружаетесь в сон…
Китайгородцев слышал каждое слово, но все остальные звуки уже проходили мимо его сознания. Голос гипнотизёра был монотонным, слова текли так же неспешно, как течёт медленная вода в равнинной реке.
— Веки налились тяжестью, хочется это состояние длить и длить… Всё глубже сон… Всё тяжелее ноги, они наливаются свинцом, ни пошевелить, ни поднять… Сейчас я буду считать, и с каждой следующей цифрой сон будет всё глубже и глубже, всё тело будет тяжелеть… Ра-а-аз, два-а-а… Спа-а-ать… На цифре «десять» будет очень глубокий сон, очень глубокий… Три, четы-ы-ыре… Дыхание ро-о-овное… Пя-я-ять, ше-е-есть… Сон глубо-о-окий… Се-е-емь… Спи-и-им… Во-о-осемь… Де-е-евять… Сейчас будет очень глубокий сон… Де-е-есять!
Тело Китайгородцева заметно обмякло, но спинка стула не позволяла ему упасть.
— А теперь я сделаю вам обезболивающий укол, — сообщил Потёмкин. — Ваша раненая нога онемеет и не будет чувствовать боли какое-то время.
Он держал в руках обычную булавку.
— Вы видите шприц в моей руке, он полный, — говорил Потёмкин. — Это обезболивающее лекарство, которое я вам сейчас введу. Ваша раненая нога сначала почувствует боль от укола иглы, но потом онемеет и уже не будет чувствовать никакой боли вообще. Итак, я делаю укол…
Он несильно ткнул иглой в бедро Китайгородцеву, тот вздрогнул.
— Хорошо. Я ввожу лекарство, оно начнёт действовать практически мгновенно, и вы это почувствуете.
Принялся ладонью поглаживать бедро Китайгородцева.
— Тепло, здесь тепло, вы чувствуете, это начало действовать лекарство. Боли нет. Нога онемела. Вы её совсем не чувствуете. Боль ушла и тяжесть ушла. Сейчас я снова буду считать до десяти, на цифре «десять» Вы проснётесь, и никакой боли не будет. Вы не помните про боль… Раз… Два… Забыли про неё… Три… Лекарство действует… Четыре, пять… Я делал вам укол… Про укол вы помните, а для чего укол — забыли. Шесть, семь… Вы пробуждаетесь все быстрее и быстрее, уже недолго вам осталось… Восемь, девять…
Пауза. Резко:
— Десять!
Китайгородцев открыл глаза, но выглядел он сонным.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Потёмкин.
— Нормально, — ответил Китайгородцев.
Язык ещё не очень хорошо слушался его.
— Только я какой-то сонный.
— Здесь темно, — сказал гипнотизер. — Поэтому, возможно, вы пробуждаетесь не слишком быстро. Надо бы включить свет. Я попрошу вас, если вам не трудно. Выключатель у вас за спиной.
Китайгородцев медленно поднялся со стула и направился к выключателю. Дошёл до него, включил, зажглись лампы в люстре.
— Хорошо, и я ещё вас попрошу, — сказал Потёмкин. — Пройдитесь, пожалуйста, до окна.
Китайгородцев не знал, для чего это нужно, но подчинился. Он прошёл половину пути, вдруг увидел позабытую им возле стула палку, осознал, наконец, что обходится без неё и даже не хромает, и безмерно поразился своему открытию.
— Очень легко у меня с вами получилось, — сказал Потёмкин. — Я даже не ожидал. А вы действительно никогда прежде не подвергались гипнозу?
— Нет, никогда.
* * *
Они уехали из этого города утренним поездом, чтобы через три часа сойти на следующей станции, где у Потёмкина на вечер было назначено выступление.
Такая же маленькая станция и город тоже маленький, убогая гостиница с давно не ремонтированными номерами — все повторилось, будто и не переезжали.
Потёмкин ушёл в свой номер отдыхать.
Китайгородцев осмотрел гостиницу. Он ходил, опираясь на палку, хотя прежней сильной боли уже не было. Потёмкин объяснил ему, что может понадобиться несколько сеансов и даже это, возможно, пока не избавит от боли полностью — природу не обманешь.
При гостинице было собственное кафе. Потёмкин, сопровождаемый Китайгородцевым, спустился туда вечером, чтобы выпить традиционную чашку кофе. После чего они пешком отправились во Дворец культуры.
Дворец оказался обшарпанным зданием, которое внешний лоск уже давно утратило, а внутренним будто с самого начала не было наделено, настолько непрезентабельно выглядели интерьеры.
Хозяйничал в этом псевдо-дворце директор-хитрован, коренастый малый с плутовским взором. Потёмкина он встретил как старого знакомого, поскольку тот успел побывать здесь на гастролях года полтора назад, а про Китайгородцева спросил, окинув цепким взглядом:
— Ваш администратор?
— Помощник, — не стал вдаваться в подробности Потёмкин.
Директор, по-видимому, что-то про этого «помощника» понял, потому что сразу же ему вспомнилось:
— Тут насчет вас звонили, кстати. Интересовались.
— Кто? — невозмутимо осведомился Потёмкин, который мыслями был уже на сцене и потому не сразу сообразил, что всё это может быть серьёзно.
— Не знаю, не представились. Хотели знать, будут ли у вас гастроли и когда можно ждать вашего приезда.
Зато Китайгородцев сразу насторожился.
— Голос мужской? — спросил он.
— Да, — ответил директор.
— Давно звонили?
— Неделю назад примерно.
— Что вы им ответили?
— Ничего.
— То есть про гастроли не сказали?
— Нет, — ответил директор с видом человека, насмотревшегося в этой жизни всякого-разного, и привыкшего к осторожности во всём. — Я сказал им, что могу перезвонить, когда про гастроли что-то будет слышно. Но они номер свой не дали.