— А ты откуда знаешь? Он сказал? — Да. — Сам? — не поверил Шварц. — Это гипноз, — пояснил Потёмкин. — Ему дали такую установку. — Загипнотизировали, что ли? — Загипнотизировали. — Кто? — Родственник этого Лисицына. Я же говорю: отношения у них там сложные. У родственника этого — настоящий дар. Он сильный гипнотизёр, я чувствую. И он внушил этому парню… которого вы знаете… — Короче! — с досадой бросил Шварц. — Он внушил парню, что наступит шестнадцатое число, и тот пойдёт Лисицына убивать. В салоне машины повисла тишина. Эти трое не поверили бы Потёмкину, если бы они его не знали с давних пор. Но они на гастролях были рядом с ним, присутствовали на сеансах, и многократно видели, что гипнотизёр способен вытворять со взрослыми и ещё каких-то полчаса назад вполне вменяемыми людьми. Так что им до того, чтобы поверить, осталось совсем чуть-чуть. Надо было только осознать услышанное. Оправиться от первого шока. — Но это точно? — неуверенно спросил Шварц. — Он в натуре мочить пойдёт? — Пойдёт! — сказал Потёмкин. — Я в гипнозе понимаю кое-что, вы сами имели возможность убедиться. И я знаю, я на все сто процентов уверен: наступит шестнадцатое, и он пойдёт убивать! Как робот! Он даже не поймёт, что он творит! Придёт к этому Лисицыну и убьёт его! * * * Китайгородцев приехал на кладбище, когда рассвело. При входе продавали цветы. Он купил немудрёный букет, чтобы быть похожим на пребывающего в скорби посетителя. Где искать — этого он не знал. Была мысль обратиться в администрацию кладбища, но когда прошёл за ворота, к нему приблизился насквозь промёрзший на студёном ветру сухопарый дядечка в очках, и неуверенно предложил Китайгородцеву: — Экскурсию желаете? Самые известные захоронения. Высоцкий, Есенин, Андрей Миронов, Листьев Влад и много кто ещё. Останетесь довольны. Его смущал букет в руках Китайгородцева. Может, на родную могилу человек идёт, но только странно — те, кто здесь уже бывал, ворота минуют уверенно, а этот не таков. — Мне нужна могила генерала Лисицына, — сказал Китайгородцев. — Лисицын, — протянул дядечка и закатил глаза, вспоминая. — Генерал! Как будто осенило. — Да, генерал, — подтвердил Китайгородцев. — Кажется, знаю. Не уверен твердо. Если что-то напутал — не взыщите. Сюда прошу! Пошли по расчищенной от снега дорожке. — Захоронений много, — говорил Китайгородцеву провожатый, то и дело к нему оборачиваясь. — Но люди в основном известными могилами интересуются. Специально приезжают, даже из других городов. Поэтому я и говорю вам: могу напутать что-то. Но вроде здесь она. Зрительная память его не подвела. Свернул с дорожки, пошёл между могил, где не расчищено и не протоптано, благо снег ещё был неглубокий, и очень скоро вывел Китайгородцева к чёрному памятнику с портретом человека в военной форме. Звёзд на погонах было много. Настоящий генерал. Лисицын Георгий Александрович. Судя по дате смерти, он умер десять лет тому назад. Китайгородцев положил цветы прямо на снег. А взгляд от портрета никак не мог оторвать. Этого человека он видел в том доме. Невозможно ошибиться. И поверить тоже невозможно. Провожатый тактично напомнил о себе. — Родственники бывают, — сообщил. — Приличные такие люди. Он готов был удалиться, но рассчитывал на скромное вознаграждение своих трудов. — А вы их видели? — заинтересовался Китайгородцев и вытянул из кармана бумажник. — А как же! — Наталья Андреевна, наверное… — Вдова, — с готовностью сообщил провожатый, старательно не глядя на бумажник. — Пожилая женщина. Видно, что генеральша. Настоящая графиня. Он точно описал вдову. Именно графиня. Другого слова и не подобрать. — Сыновья опять же, — сказал дядечка. Китайгородцев протянул ему пятьсот рублей, хотя ещё секунду назад готов был расстаться только с сотней. — А что за сыновья? — спросил он. — Их сколько вообще? — Двое. — Вместе приезжают? — Порознь. Один редко совсем. Я и видел-то его раза два или три. Издалека он, не москвич. — Это точно? — У него машина из сорокового региона. Ну, на номерном знаке цифра есть, вы знаете. — Знаю. — У него там «40». — Как же вы запомнили? — Я сам сорокового года рождения. Просто отложилось в памяти. — А машина какая? — Я не помню, — сказал дядечка, приобретая виноватый вид. — А здесь точно похоронен генерал? — Простите, я не понял? — удивился собеседник. — Может быть такое, что вместо генерала другого кого-то похоронили? Или даже никого. Пустая могила, предположим. Дядечка выглядел озадаченным. — Как же так! — сказал он. — Разве так бывает? — Вы видели, как его хоронили? — спросил Китайгородцев. — Нет. — Тогда вопросов больше не имею. Собеседник откланялся и ушёл. Китайгородцев осмотрел близлежащие могилы, но ничего интересного для себя не обнаружил. Можно было уезжать. У ворот Китайгородцева окликнул его недавний провожатый. С ним был тощий, изъеденный какой-то внутренней болезнью мужичок в потёртой дублёнке. — Я извиняюсь, — сказал Китайгородцеву провожатый. — Паша видел, как генерала хоронили. Паша сдержанно кивнул. Он выглядел суровым. Китайгородцев дал ему пятьсот рублей. Деньги Паша принял с достоинством человека, зарабатывающего на жизнь давно и трудно. — Сам я его и хоронил, — сказал Паша. — Зима была. Земля промёрзла. Долго ковырялись. — Но это точно был генерал? — спросил Китайгородцев. — А кому же быть ещё? В погонах! — Вы лицо запомнили? — Чьё? — Покойника, — сказал Китайгородцев. — То же самое лицо, что и сейчас на памятнике? — Один в один! — подтвердил Паша. — Достойные похороны были. Без слёз, — вспомнилось ему.