Он видел, как охранники Лисицына достали из багажника машины помповые ружья и направились к дому. Станислав Георгиевич шёл следом. Они не стали церемониться. Входные двери выбили сходу и ворвались в дом. Метались по комнатам, везде зажигая свет, но нашли только дядю Стёпу. Он был настолько пьян, что даже от производимого гостями шума не сразу проснулся. Его с кровати сбросили на пол, тыкали в лицо стволами ружей, а он только мычал и неловко отмахивался, будто над ним кружились надоедливые мухи. Лисицын распорядился привести из машины Шварца. Его привели с закованными в наручники руками. Станислав Георгиевич стоял над распростёртым на полу телом дяди Стёпы, который пьяно храпел. — Это хозяин? — спросил у Шварца Лисицын. — Он, — подтвердил Шварц. — Утром он здесь был, ещё гипнотизёр и ещё этот, кого вы ищете. Станислав Георгиевич зло пнул бесчувственное тело. — Придётся ждать, — процедил он с досадой. — К утру проспится малость. Тогда поговорим. ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ НОЯБРЯ. ДВА ДНЯ ДО УБИЙСТВА Утро Китайгородцев встретил под стенами школы. Он видел, как дворник расчищал дорожки от выпавшего ночью снега, как потянулись к школе сначала учителя, потом ученики. До начала первого урока оставалось ещё немало времени, когда Китайгородцев увидел знакомое пальто Нины Петровны. Китайгородцев вышел из машины и двинулся наперерез женщине. Она увидела его и остановилась. По тому, как стрельнула взглядом по сторонам, Китайгородцев понял, что женщина обеспокоена. — Здравствуйте, — сказал он ей доброжелательно. Не хотел, чтобы она его боялась. — Здравствуйте, — неуверенно ответила Нина Петровна, выдавая поселившийся в её душе безотчётный страх. И снова взгляд её метнулся по сторонам. Наверное, боялась, что они с Китайгородцевым останутся наедине. Ей было важно, чтобы вокруг находились люди. — Неужели вы не знали о том, что Глеб исчез ещё прошлой весной? — спросил Китайгородцев, пытливо вглядываясь женщине в глаза. — А что такое? — нервно дёрнула она плечом. — Вы дали мне адрес. Подсказали, где он живет. И вы не знали, что его там нет? Она не могла не знать. Они с Глебом жили в одном городе. Город этот не самый большой в России. И не может быть, чтобы до неё не доходили слухи. Даже если у них с Глебом сейчас ничего общего, но когда-то они были, кажется, мужем и женой, так что не могла она жить весь прошедший год совсем в неведении. И Китайгородцев это понимал, и Нина Петровна тоже. — Мне до него нет дела! — сказала, как отмахнулась. — А что в городе говорят вообще? — поинтересовался Китайгородцев. — О чём? — Об исчезновении Глеба. Нина Петровна неопределенно пожала плечами в ответ. — Что вам о Глебе говорили? — настаивал Китайгородцев. — Ничего. Спрашивали, где он и что. — А вы? — А я отвечала, что не знаю. — И никто не удивился? — Чему? — Человек исчез. — Он беспокойный, — сказала Нина Петровна. — Мало ли куда в этот раз занесло. Она говорила равнодушно, как говорят о тех родственниках, которые уже и не родственники никакие, а так — отрезанный ломоть. — Вам он давал знать о себе? — спросил Китайгородцев. — Хоть как-то проявлялся? — Нет. — За целый год? — изобразил удивление Китайгородцев. Женщина снова пожала плечами. Похоже, что не солгала. Такое равнодушие специально не сыграешь. — У них со Стасом какие были отношения? — спросил Китайгородцев. Нина Петровна посмотрела на собеседника внимательно. — Дружили? — предложил ей варианты ответа Китайгородцев. — Или в контрах? — Я думала, что вы от Стаса, — удивлённо сказала Нина Петровна. Конечно, странными выглядели последние вопросы Китайгородцева, если предполагать, что он каким-то образом связан со Стасом Лисицыным. — Я не от Стаса, — сказал Китайгородцев. — Но вы знакомы с ним? — Да. — Вы кто? — спросила Нина Петровна. Она хмурилась, пытаясь сообразить, с кем разговаривает, потому что до сих пор она одно предполагала об этом человеке, а на деле оказалось что-то другое, и что такое это «другое», она никак не могла понять. Китайгородцев продемонстрировал ей свое удостоверение. Его расчет оказался верным. Для законопослушной провинциалки Нины Петровны документ с фотографией и печатью являлся неоспоримым свидетельством благонадежности его владельца. Она вряд ли поняла, что такое там написано. Но документ есть документ. И разговор у них теперь пойдёт официальный. Нина Петровна оробела, и Китайгородцев тотчас же подметил случившуюся с женщиной метаморфозу. — Так я про отношения братьев, — не стал терять он время. — Отношений, считайте, никаких, — сказала женщина. — Не братские они, я так скажу. — Причина в чём? — Разные они — Стас и Глеб. — Подробнее, — попросил Китайгородцев. — Я не понимаю. — Масштаб разный. — Один богач, другой бедняк? — вспомнился Китайгородцеву разговор с дядей Стёпой. — А почему богач? И почему бедняк? — сказала Нина Петровна. — Стас — он придумщик, он по жизни не идёт, а бежит, у него всегда идей — миллион. Он всегда придумает, как деньги заработать. А Глеб — он не такой. Он никогда не воспарит над облаками, он всегда двумя ногами на земле. Поэтому он никогда не заработает тех денег, которые заработал Стас. — И попыток не было? — невинным голосом поинтересовался Китайгородцев. — Не пробовал он заработать? — Все его начинания нелепы были, — ответила женщина. — И заканчивались, как правило, ничем. — А вы когда-нибудь слышали от Глеба о том, что он хочет заставить Стаса деньгами поделиться? — Не припоминаю. — И о том, что он хотел Стаса шантажировать? — Не-е-ет, — удивленно протянула женщина. — У Стаса есть семья? — Думаю, что нет. — А вы когда с ним в последний раз общались? — Ой, давно! — даже рукой махнула. — Больше года назад? Меньше года? — Лет пятнадцать назад я его видела, не иначе. — Да вы что! — не удержался Китайгородцев, но тут же осёкся, потому что он кажется догадался, что тут к чему. При столь скверных отношениях между братьями её контакты со Стасом были сведены к нулю.