— Ты как-то напряжен, — чувствую мятное дыхание, щуря глаза от софитов. Сразу сердце замедляется, словно затихая перед резким стартом, а потом пускается галопом. — Мы вроде работать должны, как думаешь. Мирон? Поднимаю взгляд и тут же вижу вспышки и ещё одну. На мне фирменная курта, джинсы, а на Саше что-то дико облегающее. Меня несет, накрывает волной обжигающей похоти. Она снова наклоняется и шепчет на ухо: «Скажи, сидит как вторая кожа?» Как раз в момент ободряющего голоса фотографа, Джулиана, и очередной фотовспышки. Саша отличная актриса, и она снова это доказала. Легко и непринужденно изображала влюбленную в гонщика дурочку. И как же легко было поверить заигрыванию рук, сладким улыбкам, телу, что скользило по мне, как по шесту снова и снова. Я расслабился окончательно, отдался в руки этой чертовки, вертелся так, как просили, лелея главную мысль… Сейчас она в моих руках. Сейчас она моя. И я упиваюсь этими секундами, зная, что потом в кровь буду дрочить на фотоссесию. Особенно на те моменты, где Саша, ложилась на капот, изгибалась дугой завлекая улыбкой. Меняла одежду… ставила ногу, обутую в что-то вызывающее на колеса. Она сама хоть понимает, что сводит с ума каждого в этой комнате. Но спектакль заканчивается, а я стою не в силах шевельнуться. Так быстро? Уже все? Сейчас Саша снова превратится в стерву, а я буду думать, как её трахает другой? Но она просто уходит, переодевается в своё короткое платье, пока я как безумный наблюдаю за телом, что мне принадлежать не будет. За телом, которое сам отдал другому. Саша идет к дивану, где забыла свой реквизитный шлем, проходит мимо меня, продолжая подозрительно улыбаться... Я за ней. Просто, чтобы спросить, а что это она из роли не выходит? Может, выпила перед работой, чтобы не думать о том, как я ей противен. При этом невольно оглядываю помещение. Фотограф уже ушёл, Джулиан и визажисты спешили на следующую работу. Когда живешь в Москве, нет возможности тормозить и думать. Нужно двигаться. И лишь Саша не торопится. Напевает мелодию, немного пританцовывая. Сложив все вещи, она вдруг поднимается во весь рост, снимает каблуки и смотрит прямо на меня. Пьяная улыбка, пронзительный взгляд и член долбится в ширинку. Заболела? Торможу её на расстоянии вытянутой руки и хватаю двумя пальцами подбородок, рассматривая зрачки. Саша бы наорала меня, а сейчас только сильнее улыбается. — Я уже думала, ты никогда меня не коснешься... Я охуеваю, смотрю в глаза, четко видя мутную пелену… — Что он тебе дал? — начинаю злиться, бешусь, собираясь разбить Джулиана череп, но Саша вцепляется в мой воротник, тянет на себя так резко, целует так настойчиво, что я теряюсь. Просто мозги всмятку, как яйцо сброшенное с высоты. Она такая сладкая, что сожрать хочется, одежду стянуть и смотреть, смотреть... Но смотреть не выходит. Свет везде вдруг гаснет, и Саша вскрикивает. Нас просто забыли? Я и сам трушу в кромешной тьме. Нужно найти телефон и позвонить, пусть вытащат нас, но Саша вцепилась в меня ногами и руками и держит так крепко, словно боясь потерять. — Мирон! Я темноты боюсь. — Я тоже, — рявкаю я, на ощупь пробираясь к дивану, где мы делали последние фотографии... Сажусь, спихиваю ее с себя. Но сквозь страх все равно чувствуя дискомфорт в штанах. Там скоро своя катастрофа будет. — Ну я же девочка, — хихикает она немного пьяно, и я плюхаюсь следом. Саша тут же залазит ко мне на колени, я удивленно вздергиваю брови, но горю. — Ты не оставляй только меня. Не бросай больше. — Не брошу. Никогда больше не брошу, — говорю честно, как вдруг вздрагиваю, когда она пальчиками лезет пот футболку, считает пальчиками кубики, опять хихикает, активно елозит по стояку. Хотел бы посмотреть в глаза, оттолкнуть. Ведь сейчас она сама не своя. Но всю ответственность с себя снимаю, когда задаю прямой вопрос... Ведь, что у трезвого на уме, то у пьяного между ног. — Ты хочешь меня? — Так сильно, что больно, — шепчет она в губы, а я затылок ладонью нахожу, сжимаю как можно сильнее и ловлю вскрик... Но мне срать, больше ничего не важно, кроме куска ткани, которая становится невыносимым препятствием, и срочно должна быть ликвидирована. Глава 26. Саша Мне кажется, что я схожу с ума. Иначе как объяснить, что мои руки на теле Мирона, а его губы пытаются высосать из меня душу, требовательно и грубо целуя. Точно, схожу с ума. Но какое же это сладкое безумие. Поверить, что это все происходит наяву, невозможно. Я бы никогда не дала Мирону к себе прикоснуться вот так. Словно мы снова в моей квартире, снова одни, снова любим. Поэтому сейчас можно расслабиться и просто отдаться этой порочной фантазии, ведь я никому не расскажу о том, что мне приснилось. Я никогда не говорю, даже если просыпаюсь мокрой, с рукой между ног. И мне правда больно. Больно от осознания, что в моем диком воображении Мирон еще не вошел в меня, не растянул до предела, до вскрика, который никто никогда не услышит. И я нетерпеливая. Рвано тяну его футболку наверх, снимаю через голову, лишь на мгновение прерывая жадное совокупление губ, языков, душ. Тут же ощупываю его идеальное твердое тело без капли волос, сглатываю слюну и не выдерживаю. Делаю то, что вслух-то произнести стыдно. Сползаю с колен, пьяно улыбаюсь. Мирон почему-то матерится, пока я языком кружу по его плоским соскам. Все ниже, туда, где идеальные по форме кубики, не слишком выпирающие, а такие вот как надо. Чтобы удобно было языком пощекотать, чуть ниже, к ремню, который необходимо снять. И я закусываю губу зубами, расстегиваю все как можно скорее. Выдергиваю из петель, дергаю ширинку, чувствую, как рот пересыхает от неизвестной жажды. Мне нужно больше. Мне нужно сейчас. Мне нужно взять в руку этот идеальный предмет. Все верно. Во сне сложно рассмотреть детали, но я помню. Помню каждую венку, помню, как он увеличивался, стоило его коснуться, помню, какие звуки издает Мирон, когда я, ничего не боясь, беру его в рот. В волосах тут уже усиливается захват от его пальцев. До боли. Такой тянущей. Такой приятной. Что я, уже не соображая, втягиваю член глубже. Привыкаю к давно забытым размерам и принимаюсь качать головой в такт пульсации вен в моем рту. И так стыдно, мокро, но хорошо, словно этот сон та реальность, в которой я бы хотела остаться. Как можно дольше. Как можно глубже. Навсегда... — Родная, ох, — слышу хрип, когда скольжу по длине чуть дальше, почти упираюсь носом в редкие волоски, вдыхаю такой пьянящий запах. Запах своего человека. Резко выпускаю плоть, наслаждаюсь пошлым звуком и обилием слюны, которую уже рукой принимаюсь размазывать по всей длине. – Иди сюда, — требует Мирон и я даже повода не нахожу сопротивляться. Мирон даже не раздевает меня, просто поднимает резко, целует быстро и отводит полоску трусов в сторону. Так жадно. Так грубо. Так необходимо. Но выжидает. Скользит пальцами по краю входа, трет клитор, лишая меня рассудка. Стискиваю его плечи, так желая посмотреть в глаза, но шепчу нетерпеливо в кромешной тьме, что обостряет чувства сильнее любого наркотика. — Пожалуйста… — Что, пожалуйста, — издевается он, активнее натирая самый центр удовольствия. Все ощущения скопились там, готовые взорваться под действием давно нерастраченной энергии. — Войди в меня, — умоляю я, не видя смысла во сне сдерживать свои чувства, желания, мечты. Здесь можно все. Здесь можно просто дрожать от мучительного наслаждения и не думать о том, кто и что обо мне скажет, чего я лишусь, поддавшись порыву. Здесь все просто как дважды два. Есть Мирон. Есть я. Есть наши тела, что льнут к друг другу. И разве может быть сейчас что-то важнее. — Не слышу? – шипит Мирон, дергая мои волосы, кусая мою шею так сильно, что я сквозь сон чувствую боль. – Что мне с тобой сделать, Саша.