– Мамы нет дома. Но раз вы Богоявленский, можете зайти. Щелкнул замок. В подъезде было прохладно. Дочка ждала его, приоткрыв дверь квартиры. – Здравствуйте. Это вашей маме цветы. – Заходите. Поставим их в вазу, пусть дожидаются. А вы договаривались с ней? – Нет. Просто захотелось приехать. – Я думаю, она оценит ваш порыв. Но что-то ее нет и телефон не отвечает. – Простите, не знаю, как вас зовут. – Я Алиса. – А я Юрий. – Знаю. Я читала ваши стихи на поступлении. И мама мне о вас рассказывала. – Интересно бы знать, что? – Ничего такого. Места, опасные для сердца дев, пропускала нараспев. Пойдемте, напою вас чаем. Поэт чуть не впервые оказался у Кристины в квартире – если не считать короткие моменты, когда заезжал за ней. Мужчиной здесь и впрямь не пахло. Все было ухожено, присмотрено. Комнатные цветы, стильный, но неназойливый ремонт, удобная мебель. Они уселись с дочкой на кухне. Он всматривался в черты ее лица – кого-то она ему напоминала. Нет, понятно, что похожа девочка на саму Кристину – от нее были крупные, крутые скулы и яркие глаза, но и еще на кого-то, притом знакомого. Мужа Кристинкиного он не видывал ни разу в жизни, но почему-то казалось: не на него. Тогда кто у них есть с Кристи из общих знакомых? Помимо отсутствия мужских вещей в квартире не наблюдалось также ни одной фотографии муженька. Значит, и в самом деле у возлюбленной с ним все закончилось? – А отец твой не явится вдруг? Не удивится, что за мужик на его кухне сидит? С дочкой чаи распивает? – Папаша давно отсюда отвалил. Мы с ним встречаемся, как в американских фильмах: два раза в месяц по воскресеньям, с двух до шести. Да у него там другая семья завелась. Так что мамочка моя свободна. – Спасибо, что разъяснила. Они проболтали часов до девяти. Чашки были красивые, чай вкусно заварен, пирожные свежие. Но Кристи так и не отвечала на звонки ни Богоявленского, ни Алисы – они подряд, друг за дружкой, набирали номер. – Что ж, пора и честь знать. Надо мне собираться. Маме большой привет. Не забудь передать ей букет. – Нет, оставлю себе. А вы для нее – хороший выбор. – Одобряешь? – Одобряю. Если только вы на еще более молоденьких не соскочите, типа меня. – Если честно, признаков педофилии никогда за собой не замечал. – Что ж, хотелось бы верить. Ступайте. * * * Он уехал, никак не думая, что придется ему сегодня же сюда возвращаться. А до этого – снова вспоминать о Кристине. В начале одиннадцатого, когда он добрался наконец до своей дачи в поселке Красный Пахарь, решил посмотреть в компе почту, пришедшую за день. Среди спама и пары нужных писем – от редактора и из школы писательского мастерства, где он преподавал, – вдруг оказалось нечто странное: в шапке письма значилось: «Юрию Богоявленскому, кое-что интересное о ваших друзьях». К письму прилагался видеофайл. Стало и впрямь интересно. Поэт прокачал файл через антивирусную программу: ничего вредоносного нет. Видео занимало чуть больше пяти минут. Начал смотреть. Нет, то была не порнуха в полном смысле этого слова. Порнофильм предполагает специально подготовленные тела, поставленный свет, разные планы, дубли. Здесь ничего подобного не наблюдалось (отметил Богоявленский насмотренным «киношным» глазом) – просто домашнее интимное видео. Цифры в углу экрана показывали, что съемка очень давняя: 05.02.2002 года, почти двадцатилетней давности. Богоявленский помнил те времена: многие парочки, ошалев от доступности видеотехники, практиковались в собственном «домашнем порно». Ставили камеру на штатив и снимали самих себя. Поэт, как публичная персона, ничего подобного никогда себе позволить не мог. Обстановка на видео свидетельствовала о былых, ушедших временах – привет из девяностых: сумеречный зимний свет, скромное убранство панельной квартиры, бабушкин интерьер. И два юных тела. Женское он сразу узнал. Хотя, конечно, оно переменилось: нынче стало менее угловатым, более округлым, увеличились грудь (и больше отвисла после родов) и бедра. Но он видел его только что, этим вечером и ночью, и, уж конечно, хорошо знал и помнил. Да, на видео оказалась Кристина. Юная, почти на двадцать лет моложе – значит, примерно девятнадцатилетняя. А с ней – он не сразу узнал, но потом догадался и уже не усомнился. Такой же молодой, красивый, накачанный – недавно убиенный актер Андрей Грузинцев. Они вытворяли то, что обычно делается в постели, без зажима и стыда. Богоявленский даже узнал ухватки, органически присущие в любовных ласках именно Кристи. Это было неловко, обидно и странно возбуждало. Глаза обоих героев документальной ленты и их временами нетвердые движения свидетельствовали, что сознания любовников замутнены какими-то веществами – хорошо, если только спиртосодержащими. А в целом если разобраться: ничего особенного – кто по молодости не творил подобные и еще более залихватские штуки! Но вот то, что Кристина, оказывается, с Грузинцевым знакома (да как близко!) и ничего ему до сих пор не сказала, – было обидно. Стало понятным ее странное поведение в театре, когда она не хотела дарить актеру цветы, и ее смущение при встрече с ним за кулисами. И то, как горько она плакала, когда артиста убили. Да, ошеломляющее видео, если разобраться. Интересно, кто его послал? Как и следовало ожидать, отправитель – анонимный, вероятно, с одноразового адреса. «Да, Кристинка тогда была хороша, – подумалось. – Скромница, студенточка». Захотелось выпить, и Богоявленский пошел было вниз, на кухню, за своим любимым виски – но хорошо, что не успел. Раздался телефонный звонок. Легка на помине: Кристина. – Да! – схватил он трубку. – Юра. – Голос сдавленный, едва шепчет. – Приезжай, пожалуйста, поскорей ко мне домой. – А что случилось? – Валера. Мой муж. Явился. Бьет меня. Грозится убить. – Я сейчас еду! Да ведь надо вызвать полицию! – Нет, нет, не хочу, я справлюсь, дождусь тебя. – А где Алиса? – Она ушла, слава богу, у нее свиданка. – А ты откуда сейчас говоришь? – Из ванной. Я заперлась. – Сиди, не выходи. Не открывай ему. Я мчусь. – Код подъезда восемнадцать сорок три, в квартиру дверь я не заперла. На глазах у изумленной кошки – она не привыкла к таким прыжкам в их размеренной жизни – поэт наспех оделся, скатился по лестнице и помчался назад в Москву. Вечерний трафик спал, поэтому на пустой Ярославке он разгонялся до двухсот: плевать на штрафы. А в это время – он очень хорошо представлял себе, что там творится, в квартире на Маломосковской, – потом оказалось, что примерно так все и было: – Кристина, открой! Клянусь, я тебя пальцем не трону. Надо просто поговорить. – Убирайся. Я не хочу ничего с тобой обсуждать. – Кристина, прошу тебя! Выйди спокойно. – Пошел вон! – Я сейчас буду ломать дверь. Лучше выгляни, сядем и все обсудим. Я не подойду к тебе ближе двух метров, даю слово. Алиской клянусь.