– Кстати, свет в момент покушения гас потому, что особняк вашего зятя оборудован системой «умный дом», а внучка ваша, как и все современные подростки, прекрасно с гаджетами умеет управляться… Затем в наступившей темноте она сняла с пальца бездыханного отчима перстень, взбежала на второй этаж, вошла в мою комнату и засунула печатку в сумку, желая меня подставить… – Откуда девочка достала яд? – Я думаю, вы сами догадываетесь, Елизавета Васильевна. Ваша мама, Нина Ивановна, живет на Камчатке. Этим летом Лиза долго у нее гостила. Там, на вашей родине, огромное количество аконита произрастает. Я не знаю, сознательно или несознательно ваша мама научила внучку готовить отраву или просто рассказала ей о смертельных свойствах миленького цветочка с голубыми лепестками. Я уверен, именно оттуда Лизонька привезла отраву. – Тоже лажа. Мама моя против правнучки свидетельствовать никогда не станет. – Я не против… В итоге с Грузинцевым у девочки практически все получилось: и отчима убить, и меня подставить… Но, видимо, ее ненависть к вашему зятю была так велика, что она решила уничтожить его не только физически, но и, посмертно, морально. Она отыскала в его компьютере файлы, компрометирующие его же самого – в основном сексуального характера, – и отправила их всем возможным знакомым. И в желтую прессу тоже. Колонкова вздохнула и заметила раздумчиво: – Тут на Лизоньку можно, конечно, выйти – если захотеть, да только в данном деянии никакого состава преступления нет. – Согласен с вами. – А зачем, по-вашему, Лизе дочь мою – свою маму! – убивать? – Я ведь могу только догадываться об их взаимоотношениях. Мне кажется, ваша Влада знала о порочной связи мужа и дочери. Знала – и молчала. Знала – и, возможно, поощряла. Знала – и говорила девочке: «Потерпи». Потому что ее это устраивало. Потому что она боялась своего Андрея потерять. Потому что он, в итоге, был из-за этой связи с юной девочкой у нее, Влады, на крючке. – Ну, знаете ли, это уж совсем дикие домыслы! – А может, все было по-другому? Ваша дочь догадалась, что убийство ее мужа – дело рук Лизы, и призвала ее к ответу? Тогда Лизонька решила защититься от матери. А как иначе объяснить гибель Влады от того же яда?.. – Все – беспочвенные домыслы. – Можете судить, как хотите. Я не стану никому ни о чем рассказывать, но вам теперь – выгораживать свою внучку. И восстанавливать ее, лечить, возвращать к нормальной жизни. – Это тоже совершенно не ваше дело. – Я знаю. Но опять-таки хочу заметить: Лизонька и со вторым убийством снова сделала все, чтобы подставить меня, чтобы я оказался в «нужное» время в «нужном» месте. И прошу учесть, что я терплю вот это все: сначала подписку о невыезде, потом домашний арест – совершенно незаслуженно. – Намекаете на компенсацию? – Нет, я уже сказал, что мне нужно. – Да у вас у самого рыльце в пушку! Хотели у Грузинцева перстень скоммуниздить, нас всех снотворным в чае травили! Думаете, у вас одного есть источники в правоохранительных органах? Вы получили ровно то, что заслужили. Скажите еще спасибо, что на нары не загремели, Игорь Борисович вас отмазал, расстарался… Ладно, все ясно. Ничего у вас против нас нет. Мы уходим. И Колонкова пошла в соседнюю комнату будить Лизоньку. * * * Вторую часть плана решено было осуществить той же ночью. «Ни в коем случае нельзя сидеть и ждать, – настаивала Кристина. – Понимаешь, Юра, ты сейчас – мишень. Ведь сталинскую присказку: нет человека – нет проблемы – у нас многие усвоили. А с финансовыми возможностями олигархини и властным потенциалом ее хахаля я теперь не дам за твою жизнь и ломаной пуговицы». Она приехала в полночь с большим свертком. Электронные браслеты слежения нынче стали делать (рассказал адвокат) с датчиками температуры. Он все время фиксирует и передает, что браслет хранит тепло тела арестованного, а если вдруг нет, начинается тревога. Но голь на выдумки хитра. Кристина принесла устройство для подогрева детского питания: «Еще от Алиски маленькой сохранилось». Вставили в агрегат бутылочку с водой, выставили температуру на тридцать семь. Срезали браслет с ноги. Он поддался легко, справились обычные ножницы. Браслет надели сверху на теплую бутылочку. Ждать и проверять, сработает ли система, ни возможности, ни желания не имелось. Надо было поторапливаться. Кристина привезла зеленую куртку доставщика продуктов и такого же цвета короб. Все знают, что человека в униформе никто не замечает, а уж курьера, низшее звено в городской иерархии, и подавно. В ящик для провизии с логотипами Богоявленский сунул пакет с кое-какими вещами и единственную книгу – старое, еще прадедовское Евангелие. Надвинул поглубже форменную кепку. Первой по лестнице сбежала Кристина. Поэт последовал за ней спустя пять минут. Кошку Масю согласилась пока приютить Алиска. Машину девушка на всякий случай оставила на улице, за два дома до жилища Богоявленского. Решили не использовать щегольскую «копейку» «БМВ», и она на время обменяла ее на брутальную «Тойоту» бывшего мужа. Поэт забрался на заднее сиденье и накрылся с головой одеялом – кто знает, какие возможности у камер слежения на дорогах. Рванули через Смоленск. Спустя шесть часов, уже на рассвете, переехали прозрачную белорусскую границу. Поэт сел за руль сменить Кристинку, а она пошла спать на заднее сиденье. Еще через три часа подрулили к латвийской границе. Никакой визы у Богоявленского не было. Впрочем, и загранпаспорта тоже. Он пошел разговаривать с пограничниками. Его единственным аргументом стало: «Я известный российский поэт. Сбежал из Москвы из-под домашнего ареста». Две его книги выходили в Латвии и на русском, и в переводе. Он попросил позвонить издателям, журналистам и местным книгопродавцам: авось, помогут. Они попрощались с Кристиной. – Спасибо, что выручила. Езжай быстрей назад и ни в чем не признавайся. И жду тебя на той стороне. – Удачи тебе. Они обнялись, она вскочила в «Тойоту» и порулила в обратный путь, восемьсот километров до Москвы. Из здания таможни выглянул пограничник и сделал приглашающий жест. История перстня – глава двенадцатая. Прошел 201 год со времени его явления. Октябрь 2021 года. Рига, Латвия Богоявленский снял крошечную квартирку в центре Риги. В комнате с навощенным паркетом пахло мастикой для полов. В последнюю неделю перед бегством Кристина, воспользовавшись доверенностью, закрывала его счета и переводила все деньги в наличные евро. Этих средств должно было хватить на первое время. Сама Кристина вернулась в Белокаменную благополучно. Никто не стал до нее докапываться, связывать с ней исчезновение поэта. Средства массовой информации тоже по этому поводу как в рот воды набрали – словно и не было ни такого человека, поэта Богоявленского, подозреваемого в двух убийствах, ни самих преступлений. Не иначе как постаралась олигархиня Колонкова, воспользовалась его советом оглушить журналистов и издателей большими деньгами. Богоявленский много гулял – в основном по берегу серой, быстрой, полноводной Даугавы. Все чаще его посещали приступы ностальгии. Он скучал по Кристине, по своему старому дому в поселке Красный Пахарь, по кошке Масе, по московской квартире. По своей библиотеке, по книгам вообще, по вещам и картинам. По библиотекам, в которые он ходил и был записан, по Большому театру и театру Додина. По русскому языку, по толпе в метро, по буйной сирени в дачных поселках, серым хрущобам. По стареньким папе с мамой. И, по странной прихоти вдохновения, вдруг стали сочиняться стихи. Давно они не приходили, больше года. Как говорится, был среди детей ничтожных мира, пожалуй, всех ничтожней он. А тут вдруг все понеслось и полетело. Божественный глагол до слуха чуткого коснулся. Он ходил, бормотал про себя, порой останавливался и записывал сочиненное то в блокнот, то в «заметки» на телефоне. Он восстановил свои социальные сети и стал в них кое-что, отделанное, печатать. Вскоре пришло письмо из московского издательства: давайте соберем новую книжку. А однажды в дверь позвонили. Он посмотрел в глазок: доставщик почтовой службы. Отпер входную. Курьер протянул маленькую запечатанную картонную коробочку. Сосканировал для отчетности штрих-код, пожелал хорошего дня. Богоявленский раскрыл сверток. Среди пупырчатой бумаги, которую он жадно разодрал, нашелся бархатный футляр. Он нетерпеливо распахнул его. Там лежал тот самый пушкинский перстень. Елизавета Васильевна Колонкова сдержала слово. * * * notes Сноски 1