Я снова посмотрел на экран. Карта все еще была открыта. У меня промелькнуло туманное воспоминание: в свое время Гиди рассказывал мне об этом открытии. «Знаешь, сейчас они утверждают, что могут прогнозировать, когда и куда люди переместятся, – говорил он мне как-то. – Все пока в теории, естественно, но если это окажется правдой, то лишит меня половины заработка. Половина моей работы – это находить тех, кто исчез куда-то в результате приступа и кого не могут найти. Если люди будут заранее знать, когда их ожидает приступ и с кем они обменяются, мне останется только находить тех, кто не желает, чтобы его нашли». Так, может, Кармен Уильямсон знала, что с ней приключится приступ, и знала, что окажется в районе моего дома? Видимо, Кармен Уильямсон хотела поговорить с журналисткой. И вероятно, Кармен Уильямсон была убита во время приступа. Она заперла дверь своего кабинета изнутри, выключила свет, приклеила ключ к шкафу снизу – и спряталась. Во время приступа. От кого? И почему? Вдруг у меня стали складываться отдельные фрагменты пазла. Полицейская разведка. Полицейский в участке, у которого в руках был пакет с вещдоками – обертками энергетических батончиков. Их там было по меньшей мере пять. Снайпер сидел в доме напротив и ждал. Может, ждал несколько часов. Откуда он мог узнать, что Тамар-Ламонт придет ко мне? Откуда он мог узнать, что ждать надо именно там? После того как отсечешь все невозможное, то, что останется, даже если оно невероятно, и будет, скорее всего, правдой. Кармен Уильямсон знала, что собирается обменяться с кем-то в точке, которую она обозначила на карте, открытой на компьютере. Но она была не единственной, кто это знал. Это могли знать все, кто вместе с ней разработал методику, позволяющую прогнозировать приступы. И один из них решил воспользоваться приступом, чтобы ликвидировать ее. Может быть, чтобы она не могла рассказать что-то, что знала. Он добился своего. Ее больше нет, и она никогда не расскажет этой журналистке, что хотела ей рассказать. А мы с Тамар оказались в этом замешаны. А Ламонт… Может быть, Ламонт тут вообще ни при чем. Я вскочил. Рюкзак уже был набит под завязку, но я запихнул туда и все бумаги со стола, какие сумел. Может быть, станет понятно, что Кармен хотела рассказать. Я вышел из кабинета, быстро запер за собой дверь. Из конца коридора на меня смотрел какой-то высокий худой студент. Я сделал вид, что не заметил его, вытащил телефон и вспомнил, что понятия не имею, как позвонить Тамар. Если бы знал, я бы, наверное, сказал ей что-нибудь вроде: «Тамар! Не подражай Кармен! Именно Кармен хотели ликвидировать! Оставайся дома и ни с кем не говори. Не звони никому. Я еду. И сотри это сообщение, как только прослушаешь». Но я не знал, поэтому сообщения я мог записывать только для самого себя, придумывать все новые и новые его варианты (последний был самым коротким, что-то вроде: «Ничего не делай! Сейчас буду!»). «Мне нужно быстро оказаться в доме Уильямсон», – подумал я. И побежал. Ей нельзя вести себя как Кармен – тогда ее попытаются убрать. Ей нельзя вести себя как Тамар – тогда мадам Ламонт поймет, что она не погибла, и обвинит ее в попытке шантажа или в попытке впутать ее в уголовное дело. И большое спасибо Гиди, который уговорил меня рассказать полиции о Ламонтах. Ей нельзя вести себя как Ламонт – тогда подумают, что она пыталась инсценировать собственную смерть и заполучить более молодое тело, принадлежавшее Кармен. Может быть, я слишком пессимистичен, но почему-то мне кажется, что нам угрожает опасность со всех сторон. Нам нужно выяснить, что́ Кармен хотела рассказать. И кто мог от этого пострадать. И потом пойти в полицию. Но прежде всего нужно вернуться и убедиться, что с Тамар все в порядке[31]. 13 Пессимистичное, несчастное существо, которое почти всегда сидит у меня в голове и тихо перебирает все возможности провала, сейчас оказалось где-то во лбу, прямо над глазами. Оно рисовало страшную картину и насвистывало тошнотворную мелодию Бернарда Херрмана[32]. Лифт поднимался страшно медленно, так что я успел рассмотреть эту картину. На большом холсте – квартира Кармен Уильямсон, в которой устроили разгром, книги в гостиной разбросаны, диваны разрезаны, стены испачканы кровью. И разумеется – выпотрошенный труп Кармен-Тамар; она, очевидно, мертва, это необратимо, она лежит под таким углом, что ее глаза обращены прямо к двери, и, как только я войду в квартиру, на меня окажется устремлен ее мертвый обвиняющий взгляд. Когда я вошел, держа дрожащей рукой ключ и чувствуя, как лямка рюкзака буравит мне плечо, Тамар сидела в гостиной, все еще одетая в голубоватую пижаму, держала двумя руками стакан, от которого шел пар, на лице у нее была тонкая, нежная, незнакомая мне улыбка. Лицом к ней, спиной к двери, сидел кто-то маленький и костлявый, чью голову увенчивала небольшая, но заметная лысина. Тамар подняла на меня глаза; персонаж, сидевший лицом к ней, тоже повернулся ко мне. – О, хорошо, что ты пришел! – воскликнула она. Итак… Свет! Занавес! На сцену! Представление начинается! – Это Дани, – сказала Тамар, – мой друг детства. Недавно мы снова начали общаться, и когда он узнал, что я заболела, он тут же приехал помогать. Дани, познакомься, это профессор Стоун. Я рассказывала тебе о нем, помнишь? Главный исследователь в моей области. – О, конечно-конечно, – сказал я и подошел к нему, протянув руку. – Я говорил Кармен, что мне бесполезно пытаться что-либо объяснить, я ничего не пойму. Но все равно очень приятно познакомиться, профессор. Профессор Стоун поставил на стол стакан и пожал мою руку, все еще сидя. – Очень приятно, Дани, – сказал он. – Называйте меня Джозеф. Как ваша фамилия, приятель? – Арбель, – сказал я. – Дан Арбель. – Профессор Стоун узнал, что я звонила сказать, что заболела, и приехал проведать меня. Вот только что мы сели пить чай, – сказала Тамар, вкладывая в свои слова тысячу смыслов, из которых я не смог понять ни одного. – Как мило с вашей стороны, – сказал я и обратился к Тамар: – Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь нужно? – Спасибо, солнышко, – сказала она. – Знаешь что, может, принесешь мне что-нибудь из спальни, чтобы укутаться? Мне что-то становится холодно. – Сейчас вернусь, – сказал я и посмотрел на профессора. – Когда вернусь, буду рад услышать о вашем исследовании. Там… Кармен всегда говорит какими-то техническими терминами, понять которые я не в состоянии. Может, вы сможете мне объяснить. Быстрее, быстрее, в спальню. Значит, поведение Тамар изменилось. Ее голос стал мягче, она совсем по-другому произносит слова. Но это ведь та самая Тамар: иначе бы она меня не узнала, правильно? То, как она держит этот стакан чая, вытянутыми пальцами, слегка касаясь; маленькие паузы, которые она делает все время, в тех местах предложений, где это не вполне логично; то, как она искоса смотрит, опустив подбородок вниз и подняв глаза. Это не та Тамар, которую знал я. Что-то изменилось. Войдя в спальню, я понял. Вот почему она отправила меня сюда! Ноутбук Кармен Уильямсон был включен, она действительно сумела зайти в систему, плутовка. На экране было открыто окошко с видео, сейчас оно стояло на паузе: Кармен Уильямсон читала лекцию. Тамар изучала ее, пока меня тут не было. Хорошая девочка. Там, в гостиной, Тамар изо всех сил старается подражать тому образу Кармен Уильямсон, который у нее сложился. Интересно, удастся ли провести человека, который работал вместе с ней, как этот самый профессор Стоун? И конечно, я до сих пор не понял, разумно ли пытаться делать вид, что Тамар – это Уильямсон. Профессор Стоун. Уф. Я порылся в шкафу Уильямсон в поисках «чего-нибудь, чтобы укутаться». Не хотелось оставлять ее с ним слишком надолго. Что-то в нем… Как бы лучше сказать? Он был маленький, лысый, в возрасте, пронзительные голубые глаза и крепкое рукопожатие, которое стало еще крепче, после того как я представился. Он был… костлявый. Длинные пальцы рук загибались, как ноги у паука. Жилы и тонкие мышцы, ни грамма жира под морщинистой кожей. Может, он робот, покрытый оболочкой, предназначенной для робота большего размера? Тонкие губы, густые брови, серенькая щетина. В нем есть что-то лисье, он очень-очень сосредоточен. Резкий, деловой, собранный. На первый взгляд – всего лишь милый старичок, но на второй – человек с волчьими глазами, которые поджидают тебя в темноте. А потом – снова дружелюбный профессор, любитель чая и японского саке, которое производится в маленькой хижине под миндальным деревом. И вновь бесшумный пружинный нож в руках у якудзы. В одном из шкафов нашелся кремовый шарф. Может, я зря даю волю своим нервам и художнику-психу, который сидит у меня в голове, может, они зря рисуют на профессора страшный фоторобот? Не знаю, что я на самом деле о нем думаю, о господине Стоуне. Единственное, в чем я уверен, – это в том, что профессор успел составить обо мне четкое и проницательное мнение. Я вернулся в гостиную, подошел к Тамар, укутал ее карменские плечи кремовым шарфом. – Спасибо, Данушка. – Она туже обмотала шарф вокруг плеч, улыбаясь мне. Почему ты не можешь быть такой милой всегда? Я посмотрел на нее в ответ, задерживая взгляд на ее глазах как можно дольше. Это было приятно само по себе, но у меня была и другая цель – чтобы профессор Стоун понял, что он мешает нам, и ушел. Я уселся на подлокотник дивана, на котором сидела она, ближе, чем мог бы сесть просто приятель. Ладно, очевидно, что у меня нет телепатических способностей. Она не слышит моих мыслей и продолжает быть Кармен – а это может быть опасно. Особенно если Стоун каким-то образом связан со всей этой историей. Я нагнулся и прошептал ей на ухо: «Выходи из образа». Когда я снова выпрямился, Тамар откинула голову назад и усмехнулась. Она положила руку мне на колено и сказала: – Не будь дурачком. Прикосновение не было ласковым. Четыре пальца, которыми она при этом указывала на Стоуна, может, и гладили, но ноготь большого пальца буквально впился мне в плоть. Когда она снова стала поправлять свой шарф, я задумался: может, она знает что-то, чего не знаю я? – То есть, как я понял, вы хотите послушать о нашем исследовании? – спросил профессор Стоун, пронзительно глядя на меня. – Да-да… Это было бы мило, – ответил я. – Кармен, – обратился он к ней, – хотите рассказать о своей части? – Нет-нет, – Тамар взмахнула рукой и убедительно закашлялась, – просто расскажите ему в общих чертах. Не нужно входить во все подробности и рассказывать о моей работе. – Но ваша работа – это ядро исследования, – сказал Стоун и пожал плечами. – Ладно, не важно, я объясню. Я координирую несколько проектов, цель которых – понять механизм обменов. У нас много исследований, которые проводятся параллельно, мы пытаемся создать синергию между ними. Конечная цель двойная: понять, как именно работает обмен, и выяснить, можно ли управлять приступами. Наша гипотеза заключается в том, что две эти вещи взаимосвязаны. Поначалу мы пытались идти традиционным путем – ставили эксперименты на мышах, например. Мы взяли пятнадцать мышей и научили всех их есть, нажимая на рычажок, у каждой – свой. Потом мы попытались устроить им обмен. В некоторых случаях – с использованием личных браслетов, в некоторых – с помощью электромагнитных полей, которые мы включали на всей территории их проживания. Даже пытались заставить их обменяться путем приступа. Разумеется, ничего не произошло. Все мыши продолжали подходить к своим привычным рычажкам. Так у нас шло дело. Разумеется, пока не появилась Кармен… Его перебил тихий звоночек, похожий на далекий колокольчик. Он посмотрел на браслет у себя на руке и нажал на кнопку. – Прошу прощения, – сказал он. – Видимо, нужно, чтобы я ненадолго оказался в бюро. Где мы остановились? Где-где. Тут ты. И остановился тут слишком надолго. Может, уже уйдешь? – Вы начали рассказывать о Кармен, – ответил я. – Ну, это она уже сможет рассказать сама, – сказал Стоун. Тамар снова закашлялась. – Ничего, солнышко, подождем, – сказал я. – Принести тебе чего-нибудь попить? Она посмотрела на меня взглядом Тамар и сказала голосом Кармен: