Ему не обязательно знать о других умерших. – Что я могу сделать, чтобы ты чувствовала себя в безопасности? – спрашивает он. – Просто будь моим другом. – Я перевожу дыхание. – Мне сейчас это очень нужно. Очень нужен человек, на которого я могу положиться. Человек, который не будет задавать слишком много вопросов. – Хочешь, чтобы я пошел с тобой на похороны? – Что? – На похороны твоего друга. Если его смерть тебя расстроила, то нужно сходить. Это важно – давать выход скорби. Это даст тебе возможность поставить точку. А я буду рядом. Если он будет со мной на похоронах Тима… что ж, в этом есть свои плюсы. Еще одна пара ушей для сбора сплетен и информации о том, как умер Тим и что думает полиция. Но будут и опасности. На похоронах Сары Бирн я поспешила уйти. На похоронах Касси Койл мне удалось выдать себя за ее однокашницу в колледже по имени Саша, потому что никто меня не узнал. Но Эверетт знает мое имя – Холли. Он знает частичку правды, хотя и не всю правду, а это осложнит мою неизбежную ложь. В одном старом стихотворении говорится: «Как сложен тот узор, что ткем, когда впервые в жизни лжем»[14], но это все ерунда. Настоящие проблемы проистекают не от лжи, а от правды. – Если хочешь, Холли, я могу стать твоей опорой, камнем, за который ты сможешь уцепиться, – предлагает он. Я заглядываю в глаза Эверетту и вижу в них легко узнаваемый блеск страсти. Да, он может быть полезен, и я только сейчас начинаю понимать, как его можно использовать. – Что ты думаешь? – спрашивает он. Я улыбаюсь: – Я думаю, что мне это очень нравится. Но когда наши губы соединяются в поцелуе, мне вдруг приходит в голову, что камень – это не только то, за что можно уцепиться в качестве надежной опоры. Это еще и то, что может уволочь тебя в бездну. 16 – Это единственный способ умерщвления, какой я могу себе представить в данном случае, – сказала Маура на совещании в Бостонском управлении полиции. – Но проблема в том, что доказать это будет почти невозможно. Маура посмотрела на судебного психолога доктора Лоренса Цукера. По выражению его лица трудно было понять, убедила она его или нет. Джейн и Фрост помалкивали, позволяя Мауре без помех изложить гипотезу. Сейчас ей приходилось защищать свои выводы перед человеком, по лицу которого она никогда не могла понять, что у него на уме. Доктор Цукер был частым гостем в отделе по расследованию убийств, бостонская полиция прибегала к его услугам, когда им требовалось понять поведение преступника. Хотя Маура и уважала его как коллегу-профессионала, приязни к нему она не испытывала. И неудивительно. С этим его холодным, прощупывающим взглядом он походил не на человека, а на андроида, на машину, созданную для глубокого и бесстрастного проникновения в мысли того, кто оказывался перед ним. И теперь его взгляд сверлил Мауру. – У вас есть какие-либо свидетельства, подтверждающие предложенный вами механизм смерти? – спросил доктор Цукер, глядя на нее немигающими бесцветными глазами. – Мазок, взятый с шеи жертвы, показал следы полиизопрена и углеводородного соединения С5, – ответила Маура. – И то и другое обычно используется при производстве клейкой ленты. Часто встречаются и неорганические компоненты, и именно они оставили следы, видимые в свете краймскопа. – Эти следы можно видеть на фотографиях его шеи, – сказала Джейн и повернула ноутбук к Цукеру. Психолог прищурился, глядя на фотографии: – Они едва видны. – Но они определенно там есть. Свидетельство наличия на его шее ленточного адгезива. – Может быть, ленту использовали, чтобы связать его. – На его шее нет ни синяков, ни царапин, – возразила Маура. – На его руках тоже нет ничего, что указывало бы на физическую борьбу. Я думаю, он был без сознания, когда его убили. Анализы подтвердили наличие алкоголя и кетамина в его крови – то же, что мы нашли и у Кассандры Дойл. Но их содержания недостаточно для убийства. Только для приведения в бессознательное состояние. – Тогда для чего лента на шее, если не для ограничения подвижности? – Я считаю, что с помощью ленты убийца что-то закрепил на его коже. Что-то такое, что требовало довольно непроницаемого уплотнения. Когда я поняла, что у него на шее адгезив, то сразу же вспомнила «Врата рая». И я не имею в виду фильм Майкла Чимино. – Насколько я понимаю, вы говорите о Сан-Диего? – спросил Цукер. Маура кивнула и посмотрела на Фроста: – Это случилось в тысяча девятьсот девяносто седьмом году. «Врата рая» были странноватой сектой «нового века», ее возглавлял некто Маршалл Эпплуайт, который называл себя потомком Иисуса Христа. Он проповедовал своим последователям, что мир вот-вот будет уничтожен инопланетянами и выжить можно, только покинув Землю. В это время к нам приближалась комета Хейла – Боппа, и Эпплуайт считал, что в хвосте кометы находится инопланетный корабль, который должен принять на борт их души. Но, чтобы попасть на корабль, они должны сначала покинуть свои земные тела. – Она сделала паузу. – Я думаю, вы все понимаете, что имелось в виду. – Самоубийство, – кивнул Фрост. – Тридцать девять членов культа оделись в одинаковые черные рубашки, тренировочные штаны и кроссовки «Найк». Они переварили достаточно фенобарбитала и водки, чтобы не испытывать тревоги или паники. Потом надели себе на головы пластиковые мешки. Они умерли от удушья. – В том случае причина смерти не вызывала сомнений, – сказал Цукер. – Конечно. Когда жертву находят с пластиковым мешком на голове, причина смерти очевидна, и именно это обнаружилось в случае массового самоубийства членов секты «Врата рая». Но что, если кто-то снимет пластиковый мешок после смерти жертвы? Доказать убийство будет затруднительно, потому что такая форма удушения не приводит к специфичным патологическим изменениям. Когда я делала аутопсию Кассандры Койл и Тимоти Макдугала, то выявила лишь незначительный отек легких и точечное легочное кровоизлияние. Если бы не посмертное изувечение, я бы не смогла установить факт убийства ни в одном из этих случаев. – Позвольте мне уточнить, – сказал Цукер. – Некто совершает идеальные убийства. А потом калечит трупы, чтобы мы не сомневались в том, что это убийство? – Да. Доктор Цукер качнулся вперед на своем стуле, в его холодных змеиных глазах вспыхнуло любопытство. – Это очаровательно. – Это отвратительно, вот что это. – Подумайте о послании, которое пытается донести до нас убийца, – сказал Цукер. – Он сообщает миру о том, как он умен: «Если мне захочется, то я смогу убивать так, что и комар носа не подточит. Но я хочу, чтобы вы знали, что́ я совершил». – То есть он хвастается, – заметила Джейн. – Да. Но перед кем? – Перед нами, конечно. Он издевается над полицией, говорит, что слишком умен для нас. – Вы уверены, что это послание адресовано нам? После бандитских разборок тоже оставляют визитки с целью устрашения. – Мы не видим здесь никакой связи с организованной преступностью, – возразила Джейн. – Тогда это может быть кто-то совершенно иной. Кто-то, понимающий символику извлеченных глаз или стрел в груди. Расскажите мне побольше о втором убитом, о молодом человеке. Вы сказали, труп лежал на пристани, но где его убили? – Мы не знаем. В последний раз его видели, когда он выходил из своего дома в Норт-Энде около четырех часов дня, за пять часов до обнаружения тела. Мы установили, что синие волокна, найденные на его брюках, соответствуют материалу, из которого изготавливаются коврики, обычно используемые в автомобилях. Значит, его убили, а потом тело на машине перевезли на пристань. Цукер откинулся на спинку стула, переплел пальцы и задумчиво сощурился: – Наш убийца демонстративно оставил жертву в публичном месте. Он мог сбросить его в воду или спрятать в лесу. Но нет, он хотел, чтобы тело обнаружили. Он хотел публичности. Это определенно своего рода послание. – Поэтому я и просила, чтобы доктор Айлз изложила свою гипотезу вам, – вмешалась Джейн. – Я думаю, мы заходим в глубокие, темные психологические воды. Мы хотим, чтобы вы подсказали, с каким сумасшедшим нам придется сразиться. Цукер любил именно такие дела, и Маура увидела, как загорелись его глаза, когда он стал обдумывать вопрос. Она спросила себя, какого рода человек способен с таким удовольствием погружаться в эту темноту. Неужели, чтобы понять убийцу, нужно иметь такие же извращенные мозги? И что это говорит о ней самой? – Почему вы считаете, что обе эти жертвы на совести одного убийцы? – спросил Цукер у Мауры. – Мне это кажется вполне очевидным. У обеих в крови кетамин с алкоголем. У обеих причина смерти неочевидна. Обе после смерти подверглись искалечению. – Вынуть глазные яблоки совсем не то, что вонзить стрелы в грудь, – тут совсем разная символика. – Но в обоих случаях действовал совершенно извращенный мерзавец, – возразила Джейн. – Одно присутствие кетамина в анализе не является чем-то уникальным, – сказал доктор Цукер. – Это довольно распространенный клубный наркотик. Согласно недавно проведенному исследованию, его сейчас используют даже старшеклассники. – Да, – согласилась Маура. – Он довольно распространен, но… – Потом, тот факт, что первая жертва – женщина, а вторая – мужчина, – продолжал Цукер. – Имеется ли что-нибудь, что связывало их? – Он посмотрел на Джейн. – Они знали друг друга? У них есть общие друзья? Может, они связаны по работе? – Насколько нам известно, нет, – признала Джейн. – Разные районы проживания, разный круг друзей, разные колледжи, разная работа. – Онлайновые связи? Социальные сети? – У Тима Макдугала не было аккаунтов ни в «Фейсбуке», ни в «Твиттере», так что через сети их не связать. – Я получил выписки по их банковским картам, – сказал Фрост. – За последние шесть месяцев они не посещали одни и те же рестораны, бары, даже магазины. Младшая сестра Тимоти не знает Кассандру. А мачеха Кассандры никогда не слышала о Тимоти Макдугале. – Тогда почему убийца выбрал именно этих двоих? Наступила долгая пауза. Никто не знал ответа. – У обоих в желудке был алкоголь, – вспомнила Маура. Доктор Цукер молча сделал записи в своем желтом блокноте, затем поднял голову: