* * * Всего несколько недель назад Маура навсегда попрощалась с Амальтеей Лэнк, а сегодня снова оказалась в комнате для свиданий в тюрьме Фрамингема, ожидая разговора с женщиной, с которой она поклялась никогда больше не встречаться. На сей раз разговор не будет приватным: с другой стороны одностороннего зеркала за ними будет наблюдать Джейн, готовая вмешаться в разговор, если он примет опасный оборот. – Ты уверена, что выдержишь? – спросила Джейн по внутренней связи. – Мы должны это сделать. Должны выяснить, что ей известно. – Мне очень не нравится, что я ставлю тебя в такое положение, Маура. Жаль, что нет другого способа. – Я единственный человек, которому она откроется. У нас с ней много общего. – Прекрати это говорить. – Но так оно и есть. – Маура глубоко вздохнула. – Посмотрим, удастся ли мне воспользоваться этой общностью. – Хорошо. Сейчас ее введут в комнату. Готова? Маура скованно кивнула. Дверь распахнулась, и звон стальных наручников известил о появлении Амальтеи Лэнк. Пока охранник пристегивал ногу заключенной к столу, Амальтея не сводила глаз с Мауры, сверлила ее, словно лазером. После первого курса химиотерапии Амальтея набрала вес, волосы снова начали отрастать короткими клочковатыми прядями. Но о степени ее восстановления лучше всего говорили глаза. Их коварный блеск, темный и опасный, вернулся. Охранник ушел, и две женщины, молча разглядывающие друг друга, остались одни. Маура противилась искушению отвернуться, посмотреть в поисках поддержки в одностороннее зеркало. – Ты ведь говорила, что больше не придешь, – начала Амальтея. – Почему ты здесь? – Эта коробка с фотографиями, которую ты прислала… – Откуда ты знаешь, что это я прислала? – Я узнала лица на фотографиях. Это твоя семья. – И твоя тоже. Твой отец. Твой брат. – Женщина, которая привезла мне коробку, – кто она? – Так, никто. Просто она в долгу передо мной, потому что я здесь не давала ее в обиду. – Амальтея откинулась на спинку стула и заговорщицки улыбнулась Мауре. – Когда меня это устраивает, я забочусь о людях. Слежу, чтобы с ними ничего не случилось как в этих стенах, так и вне их. «Мания величия, – подумала Маура. – Старая смешная женщина, умирающая в тюрьме, думает, что все еще имеет силы манипулировать людьми. И с чего я взяла, что она может нам что-то рассказать?» Амальтея взглянула на одностороннее зеркало: – За этим окном детектив Риццоли, верно? Смотрит на нас, слушает. Я вижу, вы обе постоянно в новостях. Вас называют «Первые бостонские дамы криминалистики». – Она повернулась к окну. – Если хотите узнать про Станека, детектив, заходите и спросите у меня лично. – Откуда ты узнала, что мы пришли из-за Ирены? – спросила Маура. Амальтея фыркнула: – Послушай, Маура, почему ты так меня недооцениваешь? Я знаю, что происходит в мире. Я знаю, какие у тебя проблемы. – Ты дружила с Иреной Станек. – Она была еще одной потерянной душой, с которой я здесь познакомилась. Я присматривала за ней. Жаль, что она умерла, так и не успев меня отблагодарить. – Ты поэтому пишешь Мартину Станеку? Потому что он в долгу перед тобой? – Я присматривала за его матерью, почему бы ему не оказать мне несколько услуг? – Каких? – Купить мне журналы. Газеты. Мои любимые шоколадные плитки. – А еще он делился с тобой. Говорил о том, что собирается сделать. – Делился? – Когда я приходила к тебе в больницу, ты сказала: «Скоро ты найдешь еще одну». Ты имела в виду одну из жертв Мартина Станека, верно? – Я говорила такое? – Амальтея пожала плечами, приложила палец к виску. – Ты же знаешь, как работает голова при химиотерапии. Затуманивает память. – Станек рассказывал тебе, что он собирается сделать с детьми, которые дали против него показания? – С чего ты взяла, что он собирался что-то сделать? Это была партия в шахматы, Амальтея изображала невинность, чтобы выудить из Мауры информацию. – Ответь мне, Амальтея. На кону стоят человеческие жизни, – сказала Маура. – И почему это должно меня волновать? – Если в тебе осталось хоть что-то человеческое, то должно. – О чьих жизнях идет речь? – Двадцать лет назад пятеро детей помогли посадить Станеков в тюрьму. Теперь трое из них мертвы, а один пропал. Но ты ведь уже знаешь это, верно? – А что, если эти жертвы не были так уж невинны? Что, если вы вывернули все наизнанку и истинными жертвами были Станеки? – Верх – это низ, белое – это черное? – Ты не знала Ирену. А я знала. Я посмотрела на нее и сразу поняла, что ее посадили ни за что. Люди говорят о том, что необходимо выкорчевать зло, но большинство из вас даже не могут опознать его, когда видят. – А ты, значит, можешь? Амальтея улыбнулась: – Я узнаю таких, как я. А ты? – Я сужу о людях по их делам, и я знаю, что делал Мартин Станек с этими детьми. – Тогда ты ничего не знаешь. – А что я должна знать? – Что иногда верх на самом деле – низ. – Ты сказала, что скоро мы найдем еще одну жертву. Откуда ты это знала? – Тогда это тебя не взволновало. – Мартин Станек говорил тебе? Делился своими планами мести? Амальтея вздохнула: – Ты задаешь неправильные вопросы. – А какой вопрос правильный? Амальтея повернулась к одностороннему зеркалу и улыбнулась Джейн, стоявшей с другой стороны: – Какую жертву вы не нашли? * * * – Это все вранье. Она говорит загадками, чтобы запутать тебя. Чтобы ты наверняка приехала к ней еще раз. – Джейн хлопнула ладонями по баранке. – Черт побери, нужно мне было самой встретиться с этой сукой. Уж слишком тяжело тебе это дается. Извини. – Мы обе решили, что говорить должна я, – возразила Маура. – Я единственная, кому она доверяет. – Ты единственная, кем она может манипулировать. – Напряженный дневной трафик, замедлявший их возвращение в Бостон, заставил Джейн поморщиться. Перед ними, насколько хватало глаз, растянулась длинная цепочка машин. – Ничего полезного из нее не удалось выудить. – Она сказала о жертве, которую ты еще не нашла. – Может, она имеет в виду Билла Салливана, молодого человека, пропавшего в Бруклайне. Если его похоронили заживо, как святого Виталия, мы его, возможно, никогда не найдем. Я только надеюсь, что бедняга был без сознания, когда Станек принялся копать яму.