Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 21 из 54 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Она была ангелом. Ангелы… они ведь не живут на земле, они спускаются с небес, забирают душу… а потом уходят навсегда. Эла ужаснулась его словам. Да в своём ли он уме? Сколько можно убиваться и страдать? Сколько можно жить прошлым?! «Глупости!» — кричало её сознание, в груди нестерпимо жгло от обиды и ревности. Эла с трудом сдержала крик, боясь вспылить, эмоции рвались наружу дикой истерикой. «Ты сам себе всё придумал. Она была обычная, земная! Она тебе изменила! А я… я бы никогда… я ведь лучше! Посмотри же на меня, Эдик!» Однако вместо этих слов она прошептала, сцепив дрожащие пальцы: — Как же ты жил все эти годы?! Но он ничего не ответил. Они сидели неподвижно, взгляд её украдкой скользил по рукам Эдуарда, поднялся к груди, задержался на мелких морщинках в углах глаз. Элу тянуло к нему, а он… будто ждал чего-то и задумчиво смотрел в пустоту. И она не сдержалась, коснулась его плеча, погладила затёкшие мышцы шеи, проникла под ворот рубашки. Пальцы прошлись по гладко выбритому подбородку, остановились на линии губ. Он шумно вздохнул, задержав её руку в своей. Ах, если бы Эла могла найти слова утешения, то обязательно произнесла бы их, да только мысли мгновенно разлетелись, как парашютики одуванчика на ветру. Остались лишь ощущения — острые и обжигающие. — Эла, что… ты со мной… делаешь? — сбивчиво шептал он, стремительно привлекая её к себе. Губы — приоткрытые, нервно трепещущие, почти соприкоснулись, жаркое дыхание смешалось, и от этого у Элы закружилась голова. Ничего не изменилось по прошествии стольких лет — она испытывала те же пылкие, те же сладостные чувства. Он нежно и в то же время требовательно сжал её в объятиях, вдохнул аромат волос и жадно припал к губам. Руки Элы гладили его плечи, пальцы отыскали пуговицы на рубашке и мягко освобождали из петелек. Пусть он тоскует по Марине, пусть, но сейчас, этой ночью, он будет принадлежать ей! Когда их тела соприкоснулись, Эла застонала от удовольствия и задрожала. Губы Эдуарда проложили огненную дорожку от шеи к груди, и она потеряла счёт времени. *** Эла проснулась на рассвете от смутного шороха, будто кто-то в комнате возился с одеждой, хоть и очень тихо, заботясь о сне ближнего. Она прислушалась, не открывая глаз, но всё мгновенно стихло. Показалось? Тело приятно ныло, губы слегка припухли от недавних ласк. Боже! Они с Полянским всю ночь занимались любовью! Низ живота тут же налился сладостным томлением, в груди всколыхнулась жаркая волна. Эла приоткрыла веки, выхватив взглядом мужской силуэт у окна. Сунув руки в карманы и задумчиво глядя в утреннюю хмарь, Эдик стоял вполоборота, одетый в свой официальный костюм. В тусклом свете лицо его казалось бледным и суровым. Эла откинула простыню, медленно, почти беззвучно, поднялась с постели и, совершенно нагая, направилась к мужчине. — Эдик, ты… что-то случилось? — она нежно обвила его за пояс руками и вплотную прижалась разомлевшим ото сна телом. Но он отстранился, осторожно размыкая объятия и окидывая её отрешённым взглядом. — То, что между нами случилось… это неправильно. Это просто… ни в какие ворота. Кажется, мы вчера здорово перебрали и… — запинаясь, произнёс он. — Прости, Эла, но это… было ошибкой. Каждое слово обжигало сердце, тяжким грузом оседая в душе. Нервно глотнув воздуха, Эла внезапно устыдилась своей наготы, прикрыла руками грудь и попятилась. Слова застряли комом в горле. Всхлипнув, она натянула халат и услышала, как в прихожей хлопнула входная дверь. Полянский ушёл, оставив её наедине со своими сомнениями и тягостными мыслями. Это крах. Полный, позорный крах. Эла упала лицом в подушку и безудержно разрыдалась. Так её ещё никогда и никто не унижал! Однако по натуре Эла была оптимисткой. Выплеснув весь негатив, она промокнула глаза простынёй и уставилась в потолок. Стало быть, она ошибка? Ошибка, значит? Нет, Полянский, ошибка — это когда после первого раза понимаешь, что сделал какую-то дичь. А когда ты три раза подряд доказываешь свою мужскую состоятельность, при этом дрожа от вожделения, будто подросток .... — Эла облегчённо вздохнула и улыбнулась сквозь слёзы, — это не что иное, как бегство, страх перед новым и невероятно волнующим. Страх быть зависимым! Нет, Эдичка, меня не проведёшь! Глава 11. Лина Сразу после занятий Лина отправилась на Белорусский вокзал, прихватив с собой сумку со сменной одеждой и накупив по дороге любимых сладостей. Душа её ликовала. Целых три дня на даче! Ведь что может быть лучше, чем просыпаться под щебетание лесных птиц, нежиться в лучах майского солнца и мечтать, мечтать… А самое главное —выспаться и зарядиться позитивом! Скоро ей предстоит грандиозное событие — сыграть концерт Моцарта для фортепиано с оркестром консерватории. И как утверждает профессор Бескровная: «Такой чести удостаиваются лишь избранные с курса!» Последние недели выдались для Лины очень напряжёнными. Пальцы и плечи ныли от кропотливого труда — она проводила за фортепиано по десять часов в сутки, но в итоге превзошла все ожидания требовательной наставницы. Лина давно уже вышла за рамки программы училища и играла довольно сложные произведения. Взять, к примеру, фугу Иоганна Себастьяна Баха соль-диез минор из второго тома «Хорошо темперированного клавира», которую она исполняла вдумчиво и размеренно, легко справляясь с изящными мелизмами. Однокурсники завидовали молча, даже Танюша Разинская больше не задиралась, однако косые взгляды и шёпот за спиной Лина до сих пор ощущала. И проходя мимо студентов по коридору, неоднократно слышала приглушённые реплики: «Смотри-ка, звёздочка наша!» Кстати, о Танюше. Кажется, старосту угораздило влюбиться. Теперь она всё больше зависала в телефоне, который то и дело жужжал от входящих сообщений, — Лина замечала её рассеянность на занятиях и мечтательную улыбку на лице. Всё же любовь — удивительное явление. Кто бы мог подумать, что и таким, как Разинская, не чужды светлые чувства. «Да уж. Весна, весна, коты, коты… Интересно, каким должен быть возлюбленный этой вреднючки?» — думала Лина, живо представляя себе прыщавого очкарика с букетом чахлых ромашек, и тут же на ум приходили строчки из поэмы Пушкина «Евгений Онегин»: Давно сердечное томление Теснило ей младую грудь, Душа ждала кого-нибудь… А однажды, навещая Лёху в больнице, Лина столкнулась с Танюшей нос к носу в лифте. Староста заметно занервничала и на вопрос: «Что ты тут делаешь?», пустилась в длинные разъяснения про дальнего родственника, якобы лежащего в травматологии с аппаратом Илизарова. Тогда Лине показалось это очень подозрительным: с чего бы старосте оправдываться перед ней? Однако зацикливаться на Разинской не стала — в конце концов, не её это дело. Лёха за время болезни скинул с десяток килограммов и теперь выглядел вполне себе ничего. Да чего уж там, он стал настоящим красавчиком! Лина искренне радовалась за друга детства. Ах, если бы Лёха мог, то обязательно поехал бы с ней на дачу, ведь он давно мечтал побывать в лучшем уголке её детства! Однако Лёха до сих пор опирался на трость, на длинные расстояния ходить не рисковал и на все вопросы о фигуре отвечал, что врачи рекомендовали ему меньше есть для скорейшего выздоровления. Словом, нет худа без добра. А ещё Лёха ударился в поэзию, каждый день сочинял стишки про любовь и, если бы не их саркастическое содержание, можно было бы смело предположить, что друг влюбился. А стишки были, к примеру, такие: Луговых цветов букетик Соберу я на рассвете, Принесу его украдкой, Положу тебе в кроватку. Из букетика проснувшись,
Томно выползет оса, Заползёт к тебе под платье И укусит в телеса! «А что, если и правда Лёха влюбился? Только, интересно, в кого? Эх, что весна с людьми делает», — вздыхала Лина. Ей-то было совсем не до любви. В ожидании Элы Лина гуляла по перрону вокзала и поглядывала на часы. Сестрица-мать не отвечала на звонки и сильно задерживалась. «Ну и где её носит? — волновалась Лина, сжимая в руке билеты. — Наверное, и правда придётся ехать одной». Когда же до прибытия электрички оставались считанные минуты, сотовый разразился позывными от Элы. — Линуся, срочно возвращайся домой! — послышался в трубке бодрый голос сестрицы-матери, — я не успеваю приехать, да и не купила ничего к поездке. — Жаль. А знаешь что? — Лина пыталась перекричать шум приближающегося поезда. — Я всё же поеду одна, и со мной ничего не случится! Дорогу я с закрытыми глазами найду и буду на месте задолго до темноты. — Лина, немедленно вернись! — заволновалась Эла. — Нет, — твёрдо повторила Лина, входя в распахнутые двери электрички и усаживаясь у окна. — К тому же слишком поздно, я уже в вагоне! — Она и сама удивлялась своей решимости, но в такие моменты в ней, как и во всех женщинах Альтман, просыпалось упрямство, и вместе с тем в душе разгоралось авантюрное, восторженно-пьянящее чувство свободы. Будто она парила на дельтаплане над бурлящей бездной и была всего лишь на шаг от опасности. Заткнув наушниками уши, Лина пролистала плейлист и включила песню Макса — ту самую, что когда-то так впечатлила её. Из-за занятости она не особо изучала дискографию группы, и любимых песен было немного — слишком жёстко они играли, однако парочку интересных Лина для себя всё же нашла и иногда мечтала под грустные переборы гитарных струн. Вот и сейчас она растворилась в волнующих звуках мелодии, перед глазами замелькали радужные точки, унося её в мир иллюзий, и из будущего выпала ясная картинка. «KURT» — пробежалась она по цветной татуировке на шее у парня, но тот тряхнул головой, и рваные пряди упали на плечи, скрывая затейливую надпись. — Ваш билет, — прогнусавил голос контролёрши где-то поблизости, и Лина очнулась от привычного морока. Порывшись в сумке, она достала два билета — свой и Элы. — А это чей? — внимательно оглядывая пассажиров, спросила та. — Да мой же! — просипел стоящий рядом мужчина. Лина покосилась на наглого попутчика. На вид ему было около сорока, неопрятный, небритый, в помятой одежде, таких в метро и в общественном транспорте множество. Немного подумав, она решила не ввязываться. Мало ли что в жизни бывает: потерял деньги, не успел купить, забыл… или, может, болен. Контролёрша вернула билеты и двинулась дальше, а Лина вновь отвернулась к окну. Под милые сердцу звуки она любовалась живописными видами майской природы. Вечернее солнце клонилось к земле, пряталось за верхушками придорожных деревьев, но иногда, сквозь бреши в листве, пробивался слепящий свет огненного ядра. Лина невольно зажмуривалась и вновь разлепляла веки. До места назначения оставалось ехать не больше сорока минут. И всё бы было отлично, не случись досадный инцидент. *** На одной из станций бабулька, что сидела рядом, вышла, и к Лине подсел тот самый помятый пассажир. Поначалу она не придала этому значения, думала о своём и смотрела в окно, однако чем дальше, тем всё чаще ощущала на своей щеке его нетрезвое дыхание. Он будто нарочно подбирался к ней: ерзал на месте, давил бедром, противно сопел над ухом. Предупредив его строгим взглядом, Лина отсела как можно дальше, так неприятно ей было внимание назойливого попутчика. Но тот совсем осмелел, придвинулся вплотную, закинул руку на спинку сиденья и обдал густым перегаром. — Оставьте меня в покое, пожалуйста! — Лина резко обернулась и встретилась с сальными глазками и мерзкой улыбочкой наглеца. Он слегка отодвинулся, но поползновений своих не оставил, так и норовил коснуться её. — Вы не понимаете? — вскипела Лина, содрогнувшись от отвращения. — Что вам нужно от меня?! — Познакомиться хотел, — прожевал он слова. — Далеко едешь? Лина быстро огляделась в надежде найти поддержку у пассажиров салона, но те будто ничего не замечали — кто-то читал, кто-то смотрел в окно, кто-то и вовсе делал вид, что спит. А настырный сосед борзел с каждой минутой: развязно жестикулировал и нёс всякую чушь. От отчаяния Лина чуть не плакала. Ну за что ей такое наказание? Она уже было решилась спасаться бегством, затеряться в толпе или выйти на ближайшей станции, как вдруг над ними выросла внушительная мужская фигура. Дрожа от волнения, Лина подметила штаны защитного цвета и тяжёлые военные ботинки. — А ну свалил! — жёстко скомандовал низкий голос, и Лина, не веря в такую удачу, вскинула голову. Спаситель — широкоплечий, накачанный парень показался ей смутно знакомым. Смеющиеся серые глаза, мальчишеская улыбка. Пашка! Пашка Потапов, её обидчик из детства, вредный и вечно задирающийся пацан! Только теперь он возмужал и, похоже, отслужил в армии. Обидчик Лины было напрягся, однако, быстро смекнув, что силы не равны, безропотно поднялся и скрылся в толпе. Пашка проводил его суровым взглядом, от которого и Лине стало не по себе, но тут же ухмыльнулся и снова вернул улыбку Лине. — Присяду? — коротко спросил он. — Конечно, Паш. — Она подвинулась, стараясь быть невозмутимой. «Надо же, как меняются люди, — думала Лина, облегчённо вздыхая. — Никогда бы не поверила, что Пашка может вступиться за меня». Усевшись рядом, Пашка довольно долго разглядывал Лину. Вот уж у кого не существовало полутонов! Ну, во всяком случае, так было в детстве. — Я так тебе благодарна! — наконец улыбнулась она. — Ты мой спаситель! Что бы я делала без тебя? — Да таких козлов гонять нужно. — Пашка ударил кулаком в раскрытую ладонь. — Нашёл свободные уши! А ты чего одна едешь? Странно видеть тебя без тёть Марты. — Так получилось. Хотя, признаюсь честно, я в первый раз еду одна. Не думала, что так выйдет. — А ты изменилась, такая вся… такая… — Пашкино лицо покрылось радостным румянцем. — Хм, — пожала плечами Лина. — Какая? — Ну, классная и смелая, а ещё очень красивая. А раньше такая тихоня была. Фил за глаза тебя Неженкой звал.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!