— Я не преувеличиваю, поверь. Двадцать лет мальчику, далеко не подросток, меня в его годы никто не заставлял учиться, даже речи об этом не возникало. В общем, месяц назад мы сильно повздорили, и он ушёл из дома. Упрямый, как… — Эдуард внезапно замолчал и взволнованно прочистил горло. — Болтается с сомнительными друзьями, хотя бывает дома в моё отсутствие. На днях я обнаружил пропажу: исчезли ключи от дачи. Подозреваю, что он туда нагрянет с компанией на праздники. — О-о-о, — удивлённо протянула Эла. — Интересный поворот. Лина уехала в посёлок на все выходные. Правда, завтра я должна присоединиться. Но вот теперь думаю, а стоит ли? — Насколько я помню, у Лины волевой характер, и из неё может получиться неплохая воспитательница. — Эдуард загадочно поиграл бровями. Кажется, прежняя весёлость возвращалась к нему. — Кстати, как обстоят дела с логоневрозом? Если нужна помощь, то лучшие специалисты клиники к вашим услугам. За счёт клиники, разумеется, — предложил он. — Нет-нет, всё хорошо. Она теперь заикается редко, только, когда волнуется. *** Подали ароматный чай с воздушными пирожными, и задушевная беседа продолжилась. Эдуард никуда не торопился, и этот факт безумно радовал Элу. «Стало быть, он свободен?!» — пела её душа. Время летело незаметно, и Эла, уже совсем не таясь, смотрела ему в глаза, млела от бархатистых ноток его голоса — он словно обволакивал её, незримо касаясь кожи, во взгляде читались интерес и… восхищение?! От осознания этого у Элы кружилась голова, и в сердце плескалось тихое счастье. За окном вечерело. Стрелки настенных часов приближались к шести. Солнце садилось за крыши домов, а на небе неподвижно висели розовые шапки облаков. Соседние столики постепенно заполнялись посетителями, и гул голосов становился всё отчётливее. Увы, романтической идиллии не суждено было продлиться вечно. Эдуард подозвал официантку, намереваясь расплатиться. — Будем ждать вас снова, — вежливо улыбнулась та, радуясь щедрым чаевым, а Эле отчего-то стало грустно. Она ненадолго отлучилась в дамскую комнату и подивилась собственному отражению в зеркале, подметив, как горят её глаза, как вся она будто сияет изнутри. Всё же какая удивительная штука жизнь: никогда не знаешь, что тебя ожидает. Неужели мечты сбываются?! В вестибюле старые приятели неторопливо оделись, обмениваясь взглядами и улыбками, будто возвращали друг другу комплименты, и наконец покинули ресторан. А на выходе Элу ожидал сюрприз. Откуда ни возьмись, выросла женщина с ведром роз. — Молодой человек, купите розочку девушке. Уж больно она у вас хорошенькая! — заголосила та, алчно поглядывая на Эдуарда. И тот не растерялся, шагнул к продавщице и внимательно оглядел розы. — Давайте вот эти. — Он выбрал самые крупные бутоны. Не переставая нахваливать товар, женщина суетливо достала цветы из ведра и ловко обернула их в хрустящую обёртку. — Осторожно, они колючие. — О, благодарю. — Эла приняла букет, на эмоциях схватившись за стебли цветов, и вздрогнула от боли. Острые шипы поранили пальцы, и перед взором всплыл эпизод из далёкой юности. Когда Эле исполнилось пятнадцать, Эдик окончил пятый курс медицинского института. Худощавый, стройный паренёк по-прежнему её не замечал, хотя она обещала стать настоящей красавицей. Однажды Светочка, его младшая сестрёнка, проболталась, что у брата появилась подруга, и поэтому на родительскую дачу он приезжал крайне редко. В один из нечастых визитов Эдик возился в цветочной клумбе Изольды Дмитриевны, аккуратно срезая тугие бутоны роз. Видно, любимую порадовать хотел. Эла топталась рядом, украдкой поглядывая на соседа, делала вид, что любуется цветами, ведь в центре куста сидела самая алая, самая пышная роза. Попробуй, дотянись! Думала, Эдик её не замечает, но он всё же заметил. — Нравится? — усмехнулся парень, и Эла растерялась, поначалу не поняв вопроса. — Д-да… — кивнув, закусила губу. И он, рискуя поранить руки шипами, отодвинул тонкие побеги цветов, срезал тот самый крупный бутон и с улыбкой протянул ей. Схватившись за колкий стебель, Эла жадно ловила взгляд Эдуарда, а тонкая струйка крови стекала на ладонь. И потом ещё долго лелеяла в памяти, как он суетился, как обрабатывал ранку йодом и перевязывал руку бинтом. — Помнишь? — спросила Эла, с надеждой взглянув на Полянского, но тот лишь озадаченно пожал плечами. Да и с чего ему помнить такой незначительный эпизод? Столько лет прошло и столько событий случилось. А Эла помнила. Помнила, как готова была пораниться снова, только бы он был рядом! И теперь ощутила горечь уязвлённого самолюбия. *** Погода стояла по-настоящему тёплая и весенняя. Припарковав автомобиль недалеко от трассы, Эла и Эдик решили прогуляться. Они брели по Тверской в сторону Кремля, любуясь зеркальными витринами с неоновыми подсветками и интересным дизайном. Ноги Элы гудели от неудобной обуви, но она не подавала вида — лишь однажды присела на мраморную лавку возле парка, притворившись, будто ей понадобилось написать эсэмэс. Рядом с Полянским мир казался ярче. И было приятно нечаянно дотрагиваться до него, идти рука об руку и говорить, говорить. Эле хотелось как можно дольше продлить эти волнующие мгновения, но время неумолимо летело вперёд и стрелки часов приближались к десяти. Когда они подъехали к дому Элы, Эдик помог ей выбраться из машины и проводил до подъезда. Всё ещё опираясь о его руку, Эла с надеждой смотрела на Полянского. «Нужно решаться, второго такого шанса может не быть!» — в отчаянии думала она, но вслух непринуждённо произнесла: — Может, поднимемся ко мне? Я умею варить отличный кофе. — И тут же, уловив сомнение во взгляде Эдуарда, поспешила уточнить: — Ты не переживай, дома никого нет, все разъехались, остались только я и кот. К счастью, Полянский не сопротивлялся. Казалось, он и сам был не прочь продолжить вечер. — А знаешь, — загадочно улыбнулся он. — Почему бы и нет? До понедельника я совершенно свободен. Да и с котом не мешало бы познакомиться, пусть привыкает. Эла потянула Полянского за рукав плаща, смеясь над его забавными шутками про незваных гостей. Болтая, они поднялись на седьмой этаж и вошли в квартиру. Скинув ботильоны и плащ, Эла отправилась на кухню. Эдуард последовал за ней, надев предложенные хозяйкой новые домашние тапки. В квартире Альтман всегда царили идеальный порядок и чистота, и Эла мысленно радовалась — наверняка ведь оценит. Полянский — настоящий аккуратист, в любом другом мужчине этот факт Элу обязательно напряг бы, но только не в Эдике. Ему эта особенность характера невероятно шла, будто по статусу полагалась. И Эла с удовольствием замечала его одобрение. Кот Сибас подозрительно присматривался к гостю: сидел под столом, сверкал глазами и недовольно урчал, но потом всё же решился на более близкий контакт: прыгнул на дерматиновый диванчик и, обнюхав Полянского, словно пёс, прилёг рядом. *** Эла ловко управлялась с закусками: тонко нарезала сыр и холодное мясо, умело укладывая ломтики на тарелку. Потом сварила кофе и достала бутылку коньяка из заначек мамы Марты. Эдик сидел за столом и с каким-то особенным удовольствием наблюдал за ней. На миг Эла представила, что они настоящая супружеская пара, и от этого в душе разливалось приятнее тепло. Она поймала себя на мысли, что хочет окружить Эдуарда заботой и вниманием. Интересно, а он? О чём он думает, глядя на неё? — Хорошо тут у вас, душевно, — поделился Полянский впечатлениями, словно прочитав её мысли. — О да, мне тоже комфортно в родительском доме, правда, мама очень консервативна, не могу убедить её сменить обстановку. — Эла аккуратно поставила перед ним дымящуюся чашку и уселась напротив. — Эдик, ты любишь кофе с коньяком? Угощайся. Кофе пришёлся по вкусу, и они, обсуждая вечер, с удовольствием потягивали горячий напиток. Неожиданно Эдуард замолчал, задержав на Эле долгий взгляд. — Спасибо тебе за этот замечательный день. Я рад, что мы встретились и надеюсь, что наша дружба… — Он накрыл её ладонь своей и слегка пожал пальцы, и от этого прикосновения по телу Элы будто электричество пробежало. Прерывисто вздохнув, она замерла и с трепетом ожидала продолжения фразы. Однако момент признания прервал пронзительный звонок телефона. Эла едва сдержала стон разочарования. «Чёрт бы его побрал, кому понадобилось звонить в такой час?» — она мысленно выругалась, с сожалением оставив Полянского. — О, это Лина, — воскликнула Эла, отворачиваясь к окну и отвечая на вызов. Как же она могла забыть про дочь! — Эл, у меня всё отлично, я давно на месте и уже ложусь спать, — зевнула девчонка в трубку. — Хорошо, завтра я буду, милая, — как можно спокойнее ответила Эла и сбросила вызов. Эдуард сидел на месте, явно любуясь ею, и терпеливо ждал возвращения. — А может, ну его, этот кофе? Несерьёзно как-то, — улыбнувшись, Эла вернулась за стол и разлила в фужеры коньяк. Вечер продолжался. За разговором старые друзья почти опустошили бутылку. Алкоголь творил чудеса — Эла плыла от счастья, а у Эдика блестели глаза, и в них угадывался особый интерес. Эле хотелось быть ближе, сидеть бок о бок, чувствовать тепло его тела, касаться твёрдой линии губ и ласкать, ласкать… Их руки потянулись друг к другу и нежно переплелись. Не в силах больше сдерживать желание, Эла поднялась из-за стола и шагнула к Полянскому. Эдуард уже нависал над ней, обжигая горячим дыханием висок. Когда? Как? Она не успела понять. — Эдик, а помнишь? — тихо простонала Эла, намекая на ту незабываемую ночь семь лет назад. — Помню. — Не дослушав, он крепко обнял её и страстно поцеловал. Она обмякла в его руках и растворилась в ощущениях, чувствуя лишь трепет его тела и мощное биение сердца. — М-может, пойдём в зал? — Эла потянула его за собой, вынырнув из омута эмоций. — Да, — согласился он, покрывая её шею поцелуями. «Какой он всё-таки…» — с улыбкой подумала Эла, вручая ему початую бутылку коньяка. — Располагайся тут, а я сейчас подойду, — проворковала она, высвобождаясь из тесных объятий Эдика, — я быстро. Смиренно вздохнув, Полянский плеснул в фужер коньяка и уселся на диван. Быстро освежившись под душем, Эла подправила макияж, накинула шёлковый халатик и вернулась в комнату. Эдуард неподвижно сидел на диване и отрешённо смотрел в пустоту. Казалось, совсем недавно они до икоты смеялись над пустяками, а теперь он выглядел разбитым и совершенно неприступным. «Да что же могло произойти?» — терялась в догадках Эла, осторожно присаживаясь рядом. — Эдик, — начала она было, чувствуя, что робеет перед ним, но он, усмехнувшись, залпом осушил фужер и поднялся на ноги. — Я, пожалуй, пойду, — отозвался он холодно, а взгляд метнулся к пианино. И сердце Элы оборвалось. Да как же она забыла! Среди фотографий в рамках, что стояли на крышке инструмента, затерялось и фото его жены, Марины Лавровой. Ещё вчера, вытирая пыль, Эла задвинула её портрет подальше с глаз, но Лина вернула фотку на место. Упрямая. Упрямая девчонка! — Нет, — взмолилась Эла, чуть не плача. В несколько шагов она оказалась у инструмента и, положив рамку стеклом вниз, обернулась к нему. — Эдик, нет, останься, пожалуйста, умоляю… Поставив фужер на стол, Полянский опустился на край дивана, обхватил руками голову и горько простонал. Плечи поникли, и во всём его облике ощущались надломленность и скорбь. Почти не дыша, Эла устремилась к нему и осторожно присела рядом. — Эдик, пожалуйста, не нужно так, — всхлипнула она, чувствуя себя чем-то мелким и ничтожным в сравнении с его пожизненной любовью к Марине. «Разве возможно так любить, разве возможно так?» — билась отчаянная мысль. — Если бы ты знала, как тяжело терять, — почти беззвучно выдохнул он. — Я знаю, — задрожала Эла, не смея взглянуть на него. — Знаю, что такое терять.