– Или рулон? – прибавил я, подумав, что картину можно снять с рамы и свернуть. – Нет, только небольшой чемодан. Жандарм попросил книгу, в которую записывают постояльцев. В ней значилось «John Jones, London». Это немного подняло нам настроение, а то мы совсем сникли – очень уж маловероятной кандидатурой на роль хитроумного киллера казался английский барчук. Однако имя «Джон Джонс» выглядело фальшивкой. Я знавал в Америке четырех Джонсов. Одного звали «Элвертон Джонс», второго «Ланселот Джонс», третьего «Мелькисидек Джонс», а четвертого и вовсе «Гудхоуп Джонс», потому что мальчикам с самой распространенной фамилией никто не дает еще и самое распространенное имя. Как в Японии, например, никто не назовет сына «Судзуки Итиро» – это все равно что оставить человека вообще без имени. – Сейчас мы выясним, наш это к-клиент или нет, – сказал Эраст Петрович. – 21-й номер в бельэтаже. За мной, господа. Я заглянул в замочную скважину. В тридцать девять лет зрение у меня было отличное. Кто-то лежал на кровати. Неподвижно. – Спит, – шепнул я. Господин кивнул: открывай. Я вынул из потайного карманчика универсальную отмычку, поплевал на нее и очень деликатно отпер замок. Жандарма оставили в коридоре, ибо у него скрипучие сапоги и он не учился искусству бесшумного перемещения. Сначала мы приблизились к кровати. На ней безмятежно посапывал миловидный юноша, по подушке разметались золотые кудри. На убийцу этот херувим был совсем непохож. Потом господин стал осматривать разложенную на стульях одежду, а я занялся чемоданом. Он был дорогой, хорошей кожи. Я осторожно открыл замочки, сумев не щелкнуть. Поднял крышку. Очень надеялся увидеть сложенный холст, но увы: внутри были только сорочки, белье да плоская маленькая фляжка, в какие наливают горячительные напитки. Ничего криминального в багаже не имелось. Послышалось тихое шипение. Эраст Петрович манил меня пальцем. Улыбаясь, он показал мне рукав синей бархатной куртки – на локте была дырочка. – Quod erat demonstrandum, – прошептал господин. На латинском языке это означает 証明終わり. И в полный голос позвал: – Бригадир, ваш выход. Арестуйте преступника. Томившийся за дверью Бошан ворвался с топотом, потрясая револьвером. Грозно закричал: – Vous êtes en état d’arrestation![4] Юноша сел на кровати, хлопая ясными голубыми глазами. Чудесные кудри рассыпались по плечам. В расстегнутом вороте нижней рубахе покачивался многоцветный амулет – эмалевая райская птичка. – What the fuck? – пробормотал он, из чего можно было заключить, что он вряд ли из хорошей семьи. Дальнейшие высказывания подозреваемого укрепили меня в этом мнении. Эраст Петрович перевел на английский слова бригадира про арест, и Джон Джонс (буду называть его так) сказал: «Да какого хрена?» Когда же Бошан схватил его за плечо, взвизгнул: «Полегче, дядя!» Это определенно был подросток из нехорошей семьи, а может быть, и вовсе сирота, не получивший совсем никакого воспитания. Интересно, что изумленным Джонс выглядел, а вот испуганным – нисколько. – Одеться, обуться-то можно? – спросил он, спуская ноги на пол. Я внимательно осмотрел его штиблеты, заодно убедившись, что именно они наследили в парке Во-Гарни. Прощупал брюки и пиджак, причем в потайном карманчике первых обнаружил однозарядный пистолетик – миниатюрный, но вполне смертоносный, если стрелять в упор, а из-под лацкана извлек длинную-предлинную иглу. Вид у нее был опасный. – Какой интересный м-мальчик, – заметил Эраст Петрович. – Бошан, будьте начеку. Пока интересный мальчик одевался, жандарм держал его на мушке. – А китаеза кто? – спросил плохой подросток, посмотрев на меня. Взгляд у него был острый и быстрый, как у хорька. – Кто надо, – невежливо ответил я, потому что с хамами вежливость излишня и потому что мне ужасно надоело все время объяснять: я не китаец, я японец. – Начальник, причесаться-то можно? – повернулся к бригадиру Джонс. – У тебя пушка, чего я тебе расческой сделаю. Он взял со столика щегольской футлярчик резной кости – совсем маленький, меньше, чем в ладонь. Держа с двух сторон за кончики, продемонстрировал Бошану: видишь, ничего опасного. Потом сделал резкое движение – будто развел руками. Футляр разделился надвое, каждая половинка сверкнула сталью. Тут же последовало движение в обратном направлении: два коротких, узких клинка с хрустом вонзились Бошану в уши и остались там торчать – будто у жандарма по бокам головы вдруг выросли костяные рога. Скорость, с которой осуществилась эта смертоносная операция, была поразительной, но еще быстрее Джонс действовал дальше. Бошан не успел рухнуть на пол, лишь выронил револьвер, а шустрый юноша уже сунул руку в чемодан, под одежду, и вытянул нечто длинное, поблескивающее, змееобразное. Развернулся в мою сторону, слегка повел рукой, и что-то свистнуло, рассекая воздух. Это был небольшой стальной шар на цепочке – я никогда раньше не видел такого оружия. У меня отменная реакция, и все же я отпрянул недостаточно проворно. Чертова железяка чиркнула меня по лбу, совсем слегка, и тем не менее в глазах потемнело. Полуоглушенный, я ударился задом об пол – в тот самый миг, когда упало тело бедного Бошана. Увы, ему не суждено было стать настоящим сыщиком. Всё кружилось и плыло. Я тряхнул головой, чтобы прояснилось зрение. Джонс наскакивал на господина, нанося удары своим свистящим шаром слева и справа. Скорость была поразительной – как у атакующей гремучей змеи. Эраст Петрович уворачивался, но ему приходилось трудно. Очень уж боек оказался вундеркинд – непонятно, откуда он такой взялся! Я не люблю непонятного и не люблю, когда кто-то хочет убить господина. Поэтому я вынул свой «браунинг» и два раза выстрелил: в правую ногу вундеркинду и в левую. Он завопил и свалился, а господин с упреком сказал: – Маса, зачем ты это сделал? Стрелять я тоже умею. – Извините, рассердился, – ответил я. – Э, ты куда? Это я обратился к Джонсу, потому что он не угомонился, а пополз по полу, на локтях, причем не к двери, а в противоположную сторону – наверное, очумел от боли. Он дополз до чемодана, и я снова вскинул пистолет, готовый, что утомительный подросток достанет еще какое-нибудь орудие убийства. Но нет, он схватился за фляжку. Снова грохнуло. Это выстрелил «герсталь». Пуля попала в златоволосый затылок, проделав дырку точно посередине. Джонс застыл. Я кинулся к нему, перевернул. Голубые глаза затуманились, губы растянулись в мечтательной улыбке. – Рай, – услышал я тихий шепот, – я в рай, и тьфу на вас на всех… Взгляд застыл, губы сомкнулись. Он был мертв. Наступила моя очередь предъявлять претензии. – Зачем вы его укокошили, господин? Кто теперь удовлетворит наше любопытство? Неужели мы так и не узнаем, почему Джонс убил дез Эссара, куда делся портрет и откуда берутся такие удивительные подростки? Эраст Петрович осторожно взял фляжку, отвинтил крышечку. Поморщился. – Разве тебе не показалось странным его неудержимое желание выпить в такой неподходящий момент? Понюхай-ка. Запах был отчасти знакомый – еще с российских времен, когда мы охотились на бомбистов. Нитроглицерин и что-то густое, цветочное, вроде розового масла. Господин терпеть не может этот запах. – Видишь двойную стенку? При ударе к-колба разбивается, внутренний реагент смешивается с внешним, и происходит взрыв. В этом замкнутом помещении нас размазало бы по стенам. – Он хотел взорвать себя вместе с нами? Но это поступок не бандита, а самурая! – восхитился я. Эраст Петрович не выглядел восхищенным. Скорее озадаченным и, пожалуй, встревоженным. – Хвост слона в ночи, – прошептал он. – Что? – Знаешь притчу про то, как человек в темноте нащупывает нечто узкое, не слишком большое и не догадывается, что взял за хвост с-слона? У меня такое же ощущение. Пока не явилась полиция, которую наверняка уже вызвал портье, давай попробуем понять, как нам действовать дальше. Расследование только начинается. Хватит тереть лоб! Ничего с ним не будет, он у тебя чугунный. Живей, живей! Я перестал трогать набухающую шишку, и мы взялись за работу. Надо было посмотреть, не потянется ли от какой-нибудь из вещей мертвеца ниточка – не получится ли от хвоста слона добраться до его задницы. Мы быстро рассортировали все предметы на перспективные и бесперспективные. В первой группе оказались: •  Шар на цепочке, которым был убит дез Эссар. •  Миниатюрный пистолетик. •  Фальшивая расческа. •  Фляжка с гремучей смесью. А еще я нашел в кармане бархатной куртки бумажку, на которой кривым почерком была написана какая-то белиберда: «MIRRORBOW 8 ROODELAPAY».