Он смотрит на меня. — Ну, да. Я знаю, как мыслят парни. И в школе я изучил каждую из девочек. Хихикаю, ставя тарелку в шкаф. — Если ты воспитаешь ее правильно, за ней будет нелегко ухаживать, — говорю я ему. ​— Как, например, за тобой? — Он вытаскивает вилку и поворачивается, чтобы посмотреть на меня, прислонившись к раковине. Я пожимаю плечами. — Не думаю. На самом деле у меня был только один парень, и мне потребовались годы, чтобы доверять ему настолько, чтобы начать встречаться. — Значит, ты не так просто доверяешь кому-либо свое сердце? — Ага, если оно вообще есть. — Я избегаю его взгляда. Я не совсем понимаю, к чему он клонит, а говорить о себе — все равно что сидеть в кресле гинеколога. ​— Хочешь сказать, что не была влюблена в Нила? Я облокачиваюсь на столешницу напротив него и вытираю руки кухонным полотенцем. На этот вопрос должно быть легко ответить, тем более что сотни раз прокручивала ответ в голове. — Я не была опустошена, как обычно это происходит. Я видела, как мои друзья переживали расставания, но не чувствовала что-то подобного. Было больно, грустно, но я не чувствовала, что потеряла любовь всей своей жизни. Это… знаешь… это как… — У меня пересохло во рту. Я беру стакан из шкафчика, но Кит загораживает раковину. Он протягивает руку, слабо улыбаясь, и я отдаю ему стакан. Вместо того чтобы наполнить его водой, он тянется к шкафчику и достает бутылку текилы. ​— Мне казалось, ты любишь вино, — говорю я. Он игнорирует меня, завинчивает крышку с бутылки и разливает по бокалам. Несмотря на то, что он у него во рту, я чувствую вкус Кита. Даже после того, когда он втягивает щеки после глотания. ​— Он не был любовью всей твоей жизни, — заявляет Кит, наливая еще одну порцию и протягивая мне бокал. ​— О, да? Ты знал нас? Пять минут? ​Когда Кит погружается глубоко в свои мысли, он смотрит прямо в глаза. Такое чувство, что он пытается найти в них себя. Я видела, как люди съеживались под его взглядом. Я выстреливаю в него взглядом, но терплю поражение, поэтому опускаю глаза. ​— Я знаю тебя, — мягко говорит он. Я знаю тебя; однажды я гулял с тобой во сне… — Что? Нет. Что ты знаешь? — Я прижимаю тыльную сторону ладони ко рту, чтобы подавить смех. Текила действует не так быстро, поэтому пытаюсь отвлечься. За спиной Кита окно. Я вижу, как мимо проезжают машины и фары освещают его каждый раз, когда они пролетают мимо, и я понимаю, что в какой-то момент во время мытья посуды наступила ночь. Мы так и не включили свет и до сих пор ничего не делаем, хотя, наверное, должны были бы. — Думаю, тебе трудно влюбиться, потому что обожаешь контроль, а ты не можешь контролировать действия и чувства другого человека, поэтому держишь все при себе. Я бы ахнула, если бы он не был прав. Так ли это на самом деле? Кроме того, открывать рот от изумления — для девиц, а я не такая. ​— Слова, — говорю я. — Возможно, если бы у меня было что-то еще, кроме любви… ​— Например, что? — спрашивает Кит. — Сон? Я не задыхаюсь, но слышу свой вдох. Холодильник гудит, лед падает в лоток в морозильной камере, мимо проезжает мотоцикл. Я протягиваю стакан за еще одной порцией. Слышен звон бутылки о стеклянный край бокала, когда он наливает, не сводя с меня глаз. ​— У тебя когда-нибудь был такой сон? — спрашиваю я, слизывая текилу с губ. — Настолько реальный, что ты не мог его забыть? — Что-то промелькнуло в глазах Кита. — Да, конечно, — говорит он. Я собираюсь спросить неизбежное: о чем он, когда голос Деллы раздается из спальни. Редко бывает, чтобы она когда-нибудь ложилась спать без Кита. Большую часть ночей он жалуется на то, что не устает. ​— Парочке пора спать, — ухмыляюсь я. ​— Я ненавижу тебя, — гримасничает он. — Будешь смотреть то глупое шоу? ​— То глупое шоу, из-за которого ты тайком выходишь из своей спальни, чтобы посмотреть со мной? Ага. Он прищуривает глаза и ухмыляется. — Иди, тебя ждут. Он делает последний глоток, прежде чем покинуть кухню. Оказавшись в дверях, он оборачивается. ​— Я хочу, чтобы она была такой же, как ты. — Что? — Я не расслышала его, убираясь на кухне. Краем глаза смотрю на него через плечо. ​— Моя дочь, — говорит он. — Хочу, чтобы она была похожа на тебя. Я чувствую сразу несколько вещей одновременно, но в первую очередь — боль. Я до сих пор вижу Брэнди в своих снах, и все же я бессильна, чтобы изменить жизнь Энни. ​— Тогда она должна была быть моей, — говорю я. Кит часто моргает, раз, другой, затем исчезает. Я убираю бутылку текилы и ополаскиваю бокал в раковине, затем убираю его в шкаф, чтобы стереть следы нашей ночи. Глава 40 #ОТСТОЙ Кит заканчивает школу со степенью магистра. Он ничего не говорит мне, и единственная причина, по которой я узнаю, — это то, что его родители присылают открытку, которую я нахожу в мусорном ведре под коробкой из-под яиц. Поздравляю, сынок! ​— Почему ты не сказал? — Спрашиваю его, поднимая открытку. Тесто смазывается и пузырится из яичного желтка. Я слышу обвинение в своем голосе и вздрагиваю. Я похожа на недовольную жену. Он смотрит на меня, помешивая что-то в кастрюле, и ухмыляется. ​— Я многое не говорю. Просто забыл. — Чушь собачья, — говорю ему. — Это важно. Он пожимает плечами. — Это не важно. ​— А вот и нет, — говорю я. — Это то, что надо отметить и стоит радоваться, несмотря на все плохое. — Тише, одинокое сердце. Лучше передай мне паприку. Он не называл меня так уже очень давно. По всему телу побежали мурашки. ​— Прости, не нашла оберточную бумагу. — Я перекидываю подарок через стойку. Он перестает помешивать, чтобы взглянуть на него, затем поднимает взгляд на меня. — Ты завернула это в упаковку от подгузников? Киваю. Кит смеется, вытирая руки кухонным полотенцем. Он прислоняется к плите и держит в руках завернутый от подгузника подарок, разглядывая его. ​— Ты сэкономила на ленте, — говорит он. — Это гениально, — заявляю ему. Он не сводит с меня глаз, приподнимая застежки подгузника и ухмыляясь до тех пор, пока у меня не скручивает живот. Я знаю эту ухмылку. Когда Кит бродил по вечернему Порт-Таунсенду с бутылкой вина в руке. Его нос постоянно был красным от холода…, а он все ухмылялся и ухмылялся. Сегодня я на кухне с Китом из Порт-Таунсенда. В последнее время это был Кит-отец, Кит-обеспокоенный жених. Сегодня он мой Кит. И я сильно по нему скучала. Он раскрывает упаковку, где лежат три вещи: синий карандаш, винная пробка и альбом для рисования. Когда он смотрит на меня, в его взгляде нет растерянности. Его челюсть двигается, когда он касается каждого из них, а затем откладывает карандаш и пробку, чтобы открыть альбом для рисования. Я смотрю, и мое сердце бешено колотится. ​— Твоя работа? — Да, — шепчу я. — Помнишь, это… ​— Книга, которую я подарил тебе. Да, я помню, — говорит он. Кит медленно кивает, затем еще раз, вовсе не думая о том, что делает. — Ты сделала для меня книжку-раскраску. — Его голос хриплый. Я отвожу взгляд. Рисунки — это история из чернил. Над каждым из них я трудилась месяцами. История мечты, которую я воплотила через боль. ​ — Просто хочу, чтобы ты знала, где бы ты ни работала, какую бы степень не получила, или любого достижения, которого добьешься в жизни, ты перевернула мою. В тебе есть то, что меняет других людей. Я не собираюсь слушать его.