— И когда ты говоришь «люди», имеешь в виду женщин? ​— Да, — говорит он. Я немного удивлена. ​— Разве ты… разве тебе не стыдно? ​— Я социопат, помнишь? ​— Не стоило тебе говорить этого, — шепчу я. Затем он спрашивает: — Взаимны ли его чувства к тебе? — ​Не знаю, — говорю я. — Он что-то чувствует, да. ​— Почему же ты ничего не предпринимаешь? Я застигнута врасплох, хотя, наверное, не должна была, учитывая, что он только что признался, что социопат. ​— А что я могу? Он с другой. У них ребенок. — У тебя от него что-то есть, — говорит он. Сначала качаю головой; у меня нет ничего от Кита. Хотелось бы. Затем чувствую тяжесть на плече. Эта книга в сумочке, вся измятая и потрепанная. Откуда он знает? По коже побежали мурашки. — Да. Его книга. Я ещё не вскрывала конверт, чтобы прочитать ее. Я ожидаю, что он, по крайней мере, удивится. Вместо этого он лишь пожимает плечами. ​— Он написал это, чтобы тебя найти? — Спрашивает он. ​— Хороший вопрос. Я не знаю. Скорее, попрощаться. — Я фокусируюсь на «Дождике». Сейчас это выглядит не так уж плохо. Не знаю, почему я была так взволнована этим. ​— Ты никогда не узнаешь, пока не прочитаешь. Тогда сможешь решить, что делать. — В его голосе слышны нотки грусти. Просто заметила это. Красивый и грустный. ​— Нечего решать. Он продолжает жить дальше. Я сказала ему, чтобы он отстал. Где бармен? Мой бокал пуст. Меня нужно спасти от незнакомца, пытающегося запудрить мне мозги. ​— Ты пытаешься убедить меня в том, что в любви, как на войне — все средства хороши, — говорю я. — А это не так. Он смеется. Гортанным смехом. Не неискренне, но и не совсем по-настоящему. ​— Любовь — всегда борьба, — утверждает он. — Если кто-то говорит тебе обратное, лгут. Постоянная борьба за то, чтобы сохранить любовь, в то же время растя и меняясь как личность, — то ещё сражение. Ты борешься за это, чтобы сохранить отношения. Борешься за любовь. Ты отстаиваешь себя или борешься за отношения? Без чего ты не можешь жить? Вот твой ответ. Я слушаю. Он говорит серьезно, и независимо от того, верю ему или нет, его слова заставляют меня задуматься. Я наблюдаю, как он встает, и, лишь краем глаза, мне удается разглядеть его лицо, пока он вытаскивает чаевые из бумажника и бросает на стойку. Он моложе, чем я думала, красивый, с аккуратно подстриженной бородкой. Он направляется ко мне, и я напрягаюсь. Когда он двигает плечами — похож на льва. Не хочу знать, кто он, но догадываюсь. Он выглядит опасным, как человек с определенной целью. Я едва успеваю осознать что происходит, когда он нависает надо мной, и приходится поднять глаза. В моих глазах отражается солнечный свет из окон. Я хватаюсь за край стула, словно ребенок. ​— Жизнь одна. Хочешь потратить ее впустую, борясь с собой, валяй. Он протягивает руку и касается большим пальцем складки между моими бровями, затем наклоняется к уху. — Или можешь бороться за то, что тебе не безразлично, — мягко говорит он. Его дыхание раздувает пряди моих волос. — Чего ты боишься, Элена? Я никогда не говорила этого вслух. Никогда не признавалась другу, но вот я делаю это. Признаюсь незнакомцу. ​— Боюсь, что они подумают обо мне. Если смирюсь с тем, кто я есть на самом деле. Начинаю дрожать. Мое признание высасывает из меня не только виски, но и силы. Он улыбается так, словно все это время ждал этого. Он теплый; я чувствую жар, излучаемое от него. Боже, этому мужчине, наверное, никогда не бывает холодно. ​— Позволь людям почувствовать важность того, кто ты есть на самом деле, и, черт возьми, смирится с этим. Я задыхаюсь, рот открыт, а глаза остекленели. У меня оргазм из-за правды. Он бросает листок бумаги на стойку рядом с моим пустым бокалом и выходит за дверь. Место на моем лбу, где он коснулся, покалывает. Я протягиваю руку и потираю его. Важно то, кто я есть. Я не обязана разбираться с этим. Это их дело. Муслим прав. Я такая, какая есть. Смирись с этим или проваливай. Я не обязана верить. Нет. Но слова Муслима впитались в меня, теперь я понимаю их смысл. И тогда все меняется. Могут ли перемены изменить вас за считанные секунды? Для этого просто нужен правильный момент, слова, единое осознание мозга и сердца. Я буду бороться. Глава 45 #НАКРЮЧКЕ Муслим Блэк остановился в замке Манреса11. Я слышала, что там обитают призраки — мертвые женщины, измученные любовью, и все в этом духе. Даже после смерти тебе не избежать разбитого сердца. Досадно. Навязчивый он или нет, но что-то в Муслиме подсказывает мне, что он не будет возражать против них. Я не звоню ему сразу. Я ношу этот клочок бумаги в кармане, словно живое существо. Тебе просто любопытно, напоминаю себе. Это испуг или влечение к нему? Может быть, и то и другое. И вообще, что это обо мне говорит? Когда я, наконец, звоню ему, он берет трубку, называя меня по имени. Голос, полный хрипоты и пикантности, от которого каждый волосок на вашем теле встанет дыбом. А потом он произносит твое имя. Буквы «Э» звучат с придыханием, даже грубостью. По-своему, никто никогда так не говорил. ​— Здравствуй, Элена. ​— Как ты узнал, что это я? — Сердце колотится, и мне приходится согнуться и спрятать лицо между коленями, пока не придет время снова заговорить. ​— Не все знают этот номер. ​— Ты сам мне его дал. ​— Я тебя не слышу… Я выпрямляюсь и повторяю снова. ​— Ты — не все, — говорит он. Интересно, лежит ли он на гостиничной кровати или ходит по номеру? ​— Кто же я? Слышу, как он перекладывает телефон из рук в руки. Возможно, меняя позы. Раздумывает ли он, как лучше ответить? Я не хочу быть частью его игры; я позвонила не поэтому. Когда он отвечает мне, его голос насыщенный, как обычно. — Ты — Элена. Разве этого недостаточно? Я фыркаю. — Не так, — говорю я. — Заставь меня почувствовать себя особенной, заинтересуй меня. Он на мгновение замолкает, а потом говорит: — Хорошо. ​— Можешь научить меня своим штучкам? ​— Каким именно? Я не хочу играть в эту игру. Хочу, чтобы он читал мои мысли, как раньше. Не заставлять умолять меня. ​— Забудь. — Начинаю вешать трубку, когда слышу, как он говорит: — Нет, нет, нет! Погоди. Элена… Неужели, ему стало неудобно? Интересно. Из-за этого я снова подношу телефон к уху. Я не жалею, что позвонила, потому что он говорит мне то, что хочу услышать. ​— Хорошо. Да, я научу тебя. Получать то, что ты хочешь, но при этом вселять сомнения — неприятное чувство. Словно ты делаешь что-то не так. Разве я такая? Решаю проверить мотивы Муслима. — Почему? — Спрашиваю я. ​— Потому что ты попросила. Затем: — Не хочешь поужинать со мной?