Я соглашаюсь встретиться с ним в «Алхимии» следующим вечером. Я предложила какое-нибудь светлое и теплое место с сиреневыми стенами, которые напомнили мне о Грир, но Муслим настоял на своем. ​— Название красивое, мне нравится, — сказал он, прежде чем мы договорились на шесть часов вечера. Я одеваюсь во все черное, но взглянув в зеркало, понимаю, что выгляжу безумной и напуганной. Поэтому переодеваюсь в бежевый свитер и рваные синие джинсы, в которых, по словам Грир, похожа на секс-бомбу. Пучок на макушке достаточно большой, делая меня серьезной, но когда спускаюсь в «Алхимию» в 5:55, не ощущаю себя важной персоной и в этом, я полагаю, дело рук Муслима Блэка. Я серьезно решила вернуть Кита? Или я нахожусь в какой-то отчаянной, неравнодушной фазе восстановления? Кого это волнует? Говорю себе. Просто делай, что хочешь. Что бы это ни было. Прежде чем войти в дверь «Алхимии», делаю селфи под названием «На крючке». Муслим уже сидит за столом с запотевшим стаканом сбоку. Я рада, что вспотела не я одна. Стоп, а как же Кит? Сколько времени прошло с тех пор, как в последний раз думала о нем? Когда он замечает меня, встает. Это то, что делал мой отец, и он поступает также, потому что этому научил его отец. Он явно не из города. ​— Кажется, без него ты никуда, — говорю я, вешая сумочку на спинку стула. Он ждет, пока сяду я, затем садится сам. ​— Говорит девушка, выпивающая виски в три часа дня в будний день, и подцепляет мужчин-социопатов. Что ещё можно на это ответить? Я облизываю губы и заказываю хороший бокал вина в форме женского тела, чтобы рассмешить его ещё больше.​ Муслим с интересом наблюдает за всем, что я делаю. Когда я смеюсь и флиртую с официантом, он наблюдает с легкой улыбкой, переводя взгляд с нее на меня. Когда роняю масляный шарик себе на колени, а через пять минут чуть не опрокидываю свой бокал с вином, он смеется и качает головой. Если бы он не признался о себе настоящем раньше, то решила, что он влюблен в меня. Все это часть его уловки. Я уважаю это — так же, как гремучую змею. От этого начинаю нервничать, покусывая внутреннюю сторону щеки. Я жду, когда он нанесет удар, отравит меня. Но на удивление парень ведет себя вполне обычно, естественно, даже притягательно. О Боже, он хорош в этом. — ​Я должен тебе кое в чем признаться, — говорит он, когда приносят еду. — Я согласился прийти сегодня, потому что хотел поужинать с тобой. Нет ничего такого, что я мог бы сказать нового о тебе или научить, чего бы ты уже не знала. Я смеюсь. Я пью свой третий бокал вина, и все кажется смешным. — Я — ходячая катастрофа, — говорю я. ​— Прекрасная катастрофа. — Что это значит? — Я смотрю на него поверх своей тарелки, желая его и не желая одновременно. Он заставляет меня чувствовать себя по-другому. Опасной и сексуальной. ​— Ты неопытная, одинокая, и красивая. Ты ни от кого ничего не ждешь, если только не любовь, где на первом месте всегда — ты. ​— Выбирает меня, а не кого? Его ребенка? Невесту? — Я пренебрежительно качаю головой. — Он не может этого сделать. Мне нужно уговорить его. Муслим тянется через стол и касается моей руки, когда я тянусь за своим бокалом вина. Это место сразу же начинает покалывать. ​— Тебе не нужно никого уговаривать. В любви выбора нет. Он откидывается на спинку стула, а я остаюсь неподвижной, держа ножку бокала кончиками пальцев. — Это не обязательно должны быть люди, которых он выбирает. Но и, в первую очередь, он сам. ​— Так что, может, научишь, как дальше жить и относится ко всему проще? — Говорю я наконец. — Иначе это не поможет. ​— Ты когда-нибудь пыталась уйти от того, кого любишь? — Спрашивает он меня. ​— Кит Айсли — единственный, кого я по-настоящему любила, — признаюсь ему. — Но я еще не ушла. ​— От этого невозможно уйти. — Он макает хлеб в масло, который нам принесли. Когда он касается им своего рта, на его губах остается блестящий след. Что-то, что можно убрать поцелуем. Боже! Что со мной не так? Как будто у меня течка. — Пытаться уйти от того, кого любишь, все равно что утопиться. Ты пытаешься, но жить без воздуха невозможно. Твое тело нуждается в этом; разум говорит, что это жизненно необходимо. В конце концов ты выплываешь, задыхаясь не в силах отказать себе в элементарной потребности. В воздухе. В любви. В неистовом желании. Я так поглощена, что едва замечаю, как мое сердце наполняется светом. Муслим дает мне ответы. ​— Со сколькими женщинами ты переспал? — Спрашиваю его. Нехорошо задавать незнакомым людям такие вопросы. Моя мать учила этому. Не спрашивай о возрасте, весе или о том, со сколькими людьми они переспали. Она никогда не говорила мне об этом, но уверена, этот вопрос на первым песте в списке запрещенных. ​— Трудно ответить, — говорит он. — Со сколькими ты переспала? Я вспоминаю Роджера в старшей школе. Милый прыщавый Роджер. Он нравился мне в течение пяти минут, прежде чем мы закончили школу. Эй, он лишил меня девственности. — С двумя, — говорю ему. — И ты не должен задавать людям такие личные вопросы, знаешь? ​— Ага. Он качает свой стакан кончиками пальцев. Словно ему просто нужно чем-то занять руки. Я замечаю, что его резцы длиннее остальных зубов. Когда он думает, касается кончиком языка своих пальцев. ​— Ты напоминаешь мне вампира, — говорю я. — По-разному. Муслим впервые смеется. Тихо. Это касается его глаз быстрее, чем моих ушей. ​— Ты мне нравишься, — признается он. ​— Это заметно. ​— Я тебе нравлюсь? ​— Не знаю. Может, я ошибаюсь, но, похоже, он рад моему ответу. ​— Может быть, — говорю я. — Но я не уверена, настоящий ли ты со мной. ​— Моя Элена Конвей. Говори, как думаешь. ​— Если бы это было возможно, — парирую я. Муслим смеется и отводит взгляд. Когда он поворачивается ко мне, облизывает губы. ​— Хочешь сбежать отсюда, Элена? Я мгновение колеблюсь, затем киваю. Глава 46 #СТЕРВАВБЕЖЕВОМ — Как ты это сделаешь? — спрашивает Грир. Возле нее блокнот и стопка фиолетовых перманентных маркеров. Она ждет, держа фиолетовый марке в руке в воздухе. Я смотрю на нее, пока мою посуду. В ту минуту, когда я рассказала ей о том, чтобы рассказать Киту о своих чувствах, она была на корабле. ​— Я думала, быть честной — хороший вариант. Грир записывает «ЧЕСТНОСТЬ» в свой блокнот, а затем выжидающе смотрит на меня. ​— У меня нет никакого плана. Она вырывает страницу и протягивает ее мне. — Держись этого, — говорит она, гладя меня по голове. После она удаляется в свою спальню. Я до сих пор не видела ее чертову спальню. Внезапно становится из-за этого грустно. В любом случае, что она там прячет? Я подхожу к ее двери и стучу. Наверное, сильнее, чем следовало. Когда она отвечает, на ней полотенце, словно Грир только собиралась принять душ. ​— Прости, — говорю я смущенно. — Я… просто… Я… Грир отходит в сторону, и я неохотно заглядываю в ее спальню. ​— Ого, — говорю я. ​— Ага… Я моргаю, глядя в пустоту. Пустая белая комната с поцарапанным деревянным полом и парой одеял, сваленных в кучу в углу. ​— Что за черт? — Восклицаю я. Грир опускает взгляд в пол. ​— Руки не дошли, чтобы обставить эту комнату. ​— Хорошо, но у тебя даже кровати нет. Я оглядываюсь вокруг, надеясь увидеть что-нибудь, что могло бы объяснить отсутствие у Грир… чего-либо. ​— Мебель в твоей комнате, — говорит она, — моя и Кита. Мне не хотелось всем этим пользоваться. Просто не могу. А потом все не находилось времени заменить ее.