— Хорошо, — говорю я. — Но ты спишь на полу. Она морщится, словно не знает, что сказать. ​— Ты говоришь мне бороться за него, когда сама до сих пор думаешь о нем, — говорю я. ​— С ним покончено, — быстро говорит она. — Это был тяжелый период, и поэтому все это до сих пор влияет на меня. У меня был неприятный разрыв, Элена. Я киваю. Не помню, чтобы Кит говорил, что это было тяжело. Он сделал вид, что в этом нет ничего особенного. Он притворялся во многих вещах, словно в этом не было ничего особенного. ​— Ладно. Мне пора, — говорю я ей. — Но кровать закажем сегодня вечером, договорились? Она кивает. Я чувствую на себе ее взгляд, когда ухожу. Кроме того, я сплю в их бывшей кровати. Я морщусь. Мне тоже надо новую кровать. У Дэллы назначена дата свадьбы. Она знает, что я слежу за ее Instagram и хочет, чтобы я увидела это. Джун присылает мне скриншот после первого поста с обратным отсчетом свадьбы. Д: Ты видела это? Ага. Д: Она попросила меня быть подружкой невесты. Я не удивлена. У Дэллы три подружки, с двумя из них я познакомилась в колледже, когда пыталась быть общительной. Интересно, кто будет шафером Кита, если я увижу их здесь, в городе? Д: Ты должна приехать. Остановить это как-нибудь. Я удивлена; это не в стиле Джун — говорить что-то подобное. Я думаю, рассказать ей о своих намерениях, но в конце концов убираю телефон, стараясь не думать об этом. Но да. Я думаю об этом слишком много. Думаю о том, как он выглядел с поднятым воротником пальто, каплями дождя на плечах, с бутылкой вина в руке ожидая меня. Вспомнила его улыбку, когда он увидел, как я иду к нему, его ухмылку. Как стояли после того, как попрощались друг с другом — тогда ни один из нас не хотел уходить. Я думаю о том, как его губы прижались к моим, о нашем поцелуе. То, как мне пришлось бы обхватить рукой его затылок и прижаться к нему для поддержки. Сейчас я на работе, и мне нужно пойти в уборную, чтобы умыться и прийти в себя. Он тоже это испытывал. Он вернулся сюда, в Порт-Таунсенд, чтобы убедиться в своих чувствах. Теперь все зависит от него, и я только «за». Время идет. В моей руке билет на самолет. И я это не планировала. Просто хочу сказать ему, что так долго сдерживала. И это все, что в моих силах, правда? Затем я исчезну, а остальное будет зависит от Кита Айсли. Я не могу напомнить ему о мечте, которой у него никогда не было, но о чувстве, которое мы испытывали — в состоянии. В самолете у меня начинает болеть голова, бросает то в холод, то в жар. И начинаю думать об Энни. Интересно, увижу ли ее снова? Я так старалась не думать о ней эти месяцы, но я запомнила ритм ее дыхания. Это не так просто. И это то, что заставляет меня остановится. Энни. Родители Энни. Какого хрена я делаю? Хочу сойти с самолета, но уже слишком поздно, мы взлетаем. Так неожиданно, Элена, что только сейчас ты вспомнила об этом, говорю себе. Выпиваю таблетки, которые Грир вручила мне, когда мы прощались у зоны контроля12 в аэропорту. Затем опускаю голову на колени и закрываю лицо. Дама на соседнем сиденье спрашивает, все ли со мной в порядке. Я бормочу что-то о морской болезни и крепко зажмуриваю глаза. Когда мы приземляемся, я просыпаюсь, а шея ужасно болит. НиКвил13. Грир накачала меня таблетками, чтобы я не паниковала. Последний человек, выходящий из самолета — это я. Джун стоит на стойке выдачи багажа и ждет меня. На ней темно-зеленая накидка поверх неоново-розового сарафана, солнцезащитные очки несмотря на то, что подруга находится внутри. Ее странная неловкость успокаивает, я бегу, чтобы обнять ее. — Ты такая странная, — говорю я ей. — Но я все равно люблю тебя. Она отстраняется, держа меня за плечи, и оглядывает с ног до головы. ​— Ты все еще в бежевом. ​— Мне чертовски нравится этот цвет, — говорю ей, улыбаясь. — Да здравствует стерва в бежевом. Джун кивает. — Ты изменилась, — говорит она. — Мне нравится. А теперь давай остановим эту свадьбу. Свадьба через четыре дня. Мне не хочется ее останавливать, по правде говоря. Я просто хочу высказаться и снять то бремя, что сдавливает мою грудь. Я живу с Джун в ее маленьком коттедже14. Она снимает квартиру у пожилой пары, спасающая попугаев. Не совсем уверена, от чего нужно спасать этих попугаев, но слышу их щебетание, доносящееся из главного дома. Каждый раз их щебетания пугают и заставляют нервничать. Джун дарит мне розовые затычки для ушей, но все, что я делаю — одержимо сжимаю их между указательным и большим пальцами, думая о Ките и Энни. — Это тебе не шарики от стресса, — говорит она, затем вставляет их мне в уши. После этого я, наконец, больше не слышу этих попугаев. Джун кормит меня супом, затем я ложусь обратно в кровать, так как меня все еще немного тошнит. На самом деле, я заболела. Очень сильно. Когда я просыпаюсь нахожу от Джун записку, где она сообщает, что ушла на работу. Я пытаюсь прогуляться, думая, что свежий воздух поможет, но не успеваю пройти и полквартала, как приходится возвращаться назад. Несмотря, что на улице 80 градусов жары я вся дрожу, стыдясь пальм и чистого голубого неба. Добравшись до дивана Джун с цветочным принтом, натягиваю на себя одеяло и проваливаюсь в сон, вызванный лихорадкой. Очередной сон, который перевернет мою жизнь. Глава 47 #ЛИХОРАДКА Дом изменился. Я ищу темно-синий диван «Поттери Барн». Детей. Но здесь пусто и никого нет. Ни чего-либо синего. Никого. Все вокруг черное. Я нажимаю на выключатель, и комната заливается красным. Оглядываю на кожу на руках, светящуюся нежно-розовым под яркими красными лампочками. Они покрыты чернильными завитками зеленовато-черного цвета. Картинки, надписи и узоры — все одного и того же цвета. Я громко смеюсь. Что это за сон, где я решилась на татуировку? Бесцельно брожу по комнате. Кухни, ванные комнаты и спальни без мебели. Я нахожу его снаружи, французские двери распахнуты — он стоит в проеме. ​— Привет, — говорю я. ​— Привет. Он не оборачивается, просто продолжает смотреть… в никуда и вглядываться в темноту. Я обнимаю его, боясь, что он исчезнет. ​— Возвращайся в дом, — говорит он. ​— Нет, — протестую я. — Этот дом больше не мой. ​— А был когда-нибудь? ​— Нет. Я утыкаюсь лицом в его спину, между лопатками, и вдыхаю. ​— Ты меня бросишь? — Спрашивает он. ​— Нет. Никогда. ​— Если ты не встретишься лицом к лицу с врагом во всей его темной сущности, однажды он подойдет сзади, пока ты не видишь, и убьет тебя. Я не знаю, что на это сказать, только крепче обнимаю его. ​Он поворачивается ко мне, у меня перехватывает дыхание от его красоты и слов. Это Муслим. ​— Пойдем со мной, — просит он. ​— А как же Кит? В этот момент появляется Кит, красные огни окрашиваются в желтый. Я слышу голос, зовущий меня откуда-то издалека. ​— Ты уже была в этом сне. Смеюсь, потому что так и было. В реальной жизни весь оставшийся год я пыталась найти смысл в нем. Собрать мозаику. Но я устала пытаться соответствовать сну. Я не актриса. Не жена и даже не мать. Я никто. Просто Элена. ​— Тогда позволь мне проснуться, — говорю я ему. — Чтобы найти тебя. И я просыпаюсь. На следующий день температура поднимается до 39, и Джун грозиться вызвать скорую. Она нависает надо мной, одетая в повседневную одежду. ​— Со мной все хорошо, — говорю я ей из-под кучи одеял. — Это просто насморк. Но, даже когда говорю это, понимаю, что насморк никогда не был таким долгим. Я даже встать не могу, не говоря уже о том, чтобы зайти в отделение неотложной помощи. Я лежу, свернувшись калачиком на влажных простынях, и вспоминаю, каково это — быть с Муслимом. Его ледяной взгляд, когда парень вел меня не к себе в номер, а на кладбище. ​— Что это за место? — Спросила я. Криво улыбнувшись, он коснулся моей шеи своими холодными кончиками пальцев, а затем волос. Муслима иногда бросает то в жар, то в холод. Это проявлялось как в характере, так и в его теле. ​— Место, где я хочу тебя. — Почему?