Часть 32 из 61 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Нет, больше ничего, как он рассказывал — целый час там копался впустую, — ответил Вячеслав.
— Так вот, — продолжал он, — когда отец показал эту монету Свирскому, а она была в медальоне, висевшем у отца на шее, — то он стал уговаривать отца продать ее ему за любые деньги, но отец отказал ему. Он тогда сказал Свирскому, что эта находка принадлежит государству, и он планирует через несколько дней передать ее в музей.
— А почему в медальоне он носил монету? — спросил Евгений Сергеевич.
— Как отец мне тогда сказал, — ответил Вячеслав, — из-за ее ценности и уникальности он боялся ее потерять и вообще оставлять дома.
— И чем же закончилась их встреча? — спросил Кудрин.
— Нормально, — холодно ответил Гагарин, расстегивая и застегивая пуговичку на вороте рубашки, — отца даже довез какой-то человек Свирского до дома на машине.
— Да, — тихо произнес Евгений Сергеевич, — поскольку Свирский был страстным нумизматом и, видимо, прекрасно разбирался в ценах на этом рынке, твой отец, показав ему монету и отказав ему в ее продаже, фактически приговорил себя…
— Так вот когда я в начале июля срочно вылетел в командировку, — продолжил Вячеслав, — буквально через день мне сообщили о трагедии с родителями, но вылететь я не смог из-за нелетной погоды.
— А где вы были? — спросил Евгений Сергеевич.
— Ну, вам скажу, только пусть это останется между нами, — ответил Вячеслав.
Кудрин молча кивнул головой.
— Я был на Байконуре, — сказал он, — и прилетел в Москву только через три дня, а родителей похоронил двоюродный брат отца дядя Леша и все расходы взял на себя. Была кремация, и все, что осталось от родителей, теперь находится в стене Митинского кладбища. Как мне тогда сказали в милиции, это была трагическая случайность, связанная с неисправностью электропроводки в машине, — продолжал Вячеслав, — но это все полная чушь! — Он выпрямился и стал ходить по кухне взад-вперед, рывком открыл форточку, и осень дождем и ветром раскатала, сгладила нависшую печаль. — Я вам сейчас скажу то, чего никто не знает. Отец дружил с соседом по дому — Николаем Семеновичем Рогозиным, который работал следователем в милиции. Они часто играли в шахматы у нас дома, и у них даже было общее хобби — рыбалка. Так вот, дядя Коля присутствовал на похоронах моих родителей и, как я понял, имел отношение к расследованию их гибели. Уже после моего приезда в Москву, где-то дней через пять, мне позвонила его жена и сказала, что дядя Коля утонул, будучи на рыбалке, и попросила меня зайти к ней домой. Когда я пришел к ней, она, всхлипывая, протянула мне какой-то бумажный пакет и сказала, что накануне последней рыбалки ее муж сказал, что, если с ним что-либо случится, этот пакет нужно передать мне. И еще она сказала, что на его работе это квалифицировали как несчастный случай, но она была уверена, что его могли убить, что у него было накануне какое-то странное предчувствие.
Вячеслав вышел в комнату и через несколько минут принес бумажный пакетик. Он вытряхнул содержимое на кухонный стол, и из пакетика выскочили сложенная вдвое бумага и маленькая магнитофонная кассета.
— Читайте, что здесь написано, — сказал Вячеслав и протянул Евгению Сергеевичу этот листок бумаги.
Кудрин взял бумагу в руки и стал вслух читать:
— «Вячеслав, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Твоих родителей убили, сначала выстрелили в голову, а потом сожгли. Не мог тебе сказать раньше из-за тайны следствия; у меня практически были все основания считать, что это был не несчастный случай, и я высказывал на оперативках свое мнение, но без объяснений у меня вдруг забрали это дело и передали другому следователю. Вчера знакомый оперативник мне сказал, что вынесен отказ в возбуждении уголовного дела и что в нем отсутствует акт судебно-медицинского заключения, вместо которого в деле фигурирует ничего не говорящая бумага о факте смерти из медицинского учреждения. И самое главное — убийство твоего отца заказал один негодяй по фамилии Свирский, директор универмага, а непосредственно убивал некий Зайчик по фамилии Прыгунов. Он проходил у нас по нескольким уголовным делам. Его приметы — нос с горбинкой и на правой щеке родинка. Как я понял, речь шла о какой-то ценности, которая хранилась у твоего отца. За этим Свирским мы давно наблюдаем, и как доказательство его причастности к убийству твоих родителей прилагаю запись его разговора с Прыгуновым. Эту кассету мне передали ребята из уголовного розыска, я сделал копию, не надеясь, что она будет фигурировать на дальнейшем этапе расследования. Это все, что я хотел сказать; будь здоров, живи долго и счастливо. Твой дядя Коля».
Кудрин дочитал письмо и посмотрел на Вячеслава. Он увидел, что парень плакал, по щекам катились крупные слезы, и он не стеснялся этого.
— Успокойтесь, Вячеслав, — по-отечески сказал Кудрин, — я все понимаю, эти гады многим принесли несчастья.
— А теперь послушайте кассету, — вытирая слезы, проговорил Гагарин.
Он принес маленький магнитофончик и вставил кассету, затем немного перемотал ее и сказал:
— В начале они о какой-то ерунде говорят, а вот теперь слушайте…
Из динамиков послышался голос с хрипотцой:
— Слушай внимательно, Зайчик, ты, надеюсь, хорошо рассмотрел вчера того перца, которого по моей просьбе отвозил домой?
— Да, рассмотрел, — ответил моложавый голос.
— Так вот, — продолжал хриплый, — завтра же сделай его аккуратно, и самое главное — на его шее висит медальончик, он мне позарез нужен.
— Что, из-за медальончика человека валить? — спросил тот.
— Ты будешь делать то, что я тебе приказываю, — резко сказал хриплый, — а не то…
— Ладно, шеф, убери ствол, — примирительно сказал моложавый, — я все понял, сделаю все, как скажешь, а что в медальончике? — спросил он.
— Это тебя не касается; это должно принадлежать мне, а ты за работу получишь двадцать кусков зелени, — сказал хриплый.
— Да за двадцать кусков я кого угодно завалю, — ответил моложавый.
— Вот так-то лучше, — сказал хриплый, — только сделай аккуратно, чтобы было все естественно, и у ментов не возникли лишние вопросы, хотя там у меня все схвачено. Принесешь мне медальончик — получишь бабки…
На этом запись оборвалась.
— А почему ты, Вячеслав, не передал эту кассету в милицию? — перейдя на «ты», спросил Евгений Сергеевич.
— Да неужели вы не поняли! — воскликнул Гагарин. — У Свирского, как он говорил, в милиции было «все схвачено», поэтому я и не стал туда обращаться. Они ведь потом и дядю Колю убили из-за материалов расследования, кому-то не хотелось предавать огласке и акт экспертизы, да и саму кассету с записями тоже. А кому, надеюсь, вы уже догадались.
— И ты решил сам расправиться со Свирским? — вопросительно проговорил Кудрин.
Тот отвел глаза в сторону и замолчал.
— Знаешь, Слава, давай начистоту, — сказал Кудрин, — я здесь ничего не записываю, у нас доверительный разговор, да к тому же Свирский умер от инфаркта, а Зайчик уже арестован, и материал передан в следствие. С такими уликами он надолго сядет, да и у многих моих коллег на него большой зуб, так что убийцы твоих родителей наказаны. Расскажи все, ведь у тебя есть что мне рассказать.
— Ну, хорошо, — тихо проговорил Вячеслав, — только обещайте мне, что разговор будет между нами и без передачи кому-либо.
— Обещаю, — проговорил Кудрин, — ведь ты же никого не убивал?
— Да, конечно же, никого, — ответил Гагарин. — Когда я прилетел в Москву, — начал свой рассказ Вячеслав, — мы с друзьями еще раз помянули моих родителей, я им показал письмо дяди Коли, магнитофонную запись и поклялся, что отомщу за смерть родителей. Мы дружим еще со школы, буквально с первого класса, и всегда вместе. Так вот они мне сказали в тот вечер, что встанут рядом со мной, чтобы отомстить за смерть моих родителей.
Еще в школе мы участвовали в работе драмкружка, хотели пойти в театральный институт. Но я вначале хотел поступить в юридический институт, хотел быть похожим на моего любимого Шерлока Холмса, а потом увлекла физика, и после школы я поступил в МИФИ. Мои друзья все же решили попытать счастья в ГИТИСе, но не получилось. Саша Евдокимов поступил в цирковое училище и стал фокусником-манипулятором, а Витя Рыбин закончил театральное художественно-техническое училище по специальности художник-гример и работает сейчас в театре.
— Так вот, — продолжал Вячеслав, — через несколько дней мы вновь встретились, и я предложил план осуществления мести. Во-первых, нам необходимо всем взять отпуск недели на три. Во-вторых, я взял на себя следующее — проследить за Свирским, где он бывает, куда ездит и с кем, буквально по часам и минутам. Адрес гастронома не представляло больших трудов узнать, а его место жительства я установил через друзей из милиции. В-третьих, ребятам я предложил проследить за Прыгуновым, но о нем я им сказал, что сообщу позже.
Мои наблюдения за Свирским привели к Зайчику. Через несколько дней я увидел, что в гастроном приехал человек, по описанию дяди Коли похожий на Зайчика. Я понял, что это и есть Прыгунов, и когда он вышел из банка, я проследовал за ним. Установив адрес места жительства Зайчика, я передал его своим друзьям для последующего наблюдения. Через неделю, — продолжал Вячеслав, — мы с друзьями вновь встретились у меня дома и подвели итоги наблюдения. Свирский всегда ездил с помощником, и в его доме ночью также оставался помощник; с работы он редко уезжал, но домой в Коломенское приезжал как правило поздно. К нему домой за время наблюдения никто не приезжал, за исключением Зайчика и молодой женщины с ребенком, видимо, дочки и внучки. Мои друзья также проследили за Прыгуновым; он в основном катался между гастрономом и маленькими магазинами, но в выходные приезжал в пансионат «Озерный». Он, как правило, уезжал туда вечером в пятницу, а возвращался в понедельник. Саше удалось сфотографировать Зайчика, когда он входил в гастроном, и фото получилось очень качественным. Я сказал друзьям, что для осуществления моего плана необходимо в следующий приезд Зайчика в пансионат, если он состоится, аккуратно раздобыть какие-нибудь предметы с отпечатками его пальцев, и проинструктировал, как правильно их изъять. В следующее воскресенье, на общей встрече, Саша Евдокимов аккуратно достал из кармана целлофановый пакетик, в котором лежали помятая пустая сигаретная пачка «Мальборо» и зажигалка «Зипфер». Как он объяснил, в субботу вечером он был в пансионате в бильярдной, где оттягивался Прыгунов.
Вел тот себя агрессивно, как хозяин заведения; в пьяном угаре он запустил в кого-то пустой сигаретной пачкой, которая упала за стоящий у бара столик. Саша аккуратно нагнулся, как бы зашнуровывая ботинок, и положил ее незаметно в карман. Ну а зажигалка Зайчика, которая лежала на бильярдном столе, в какой-то момент упала на пол, и Саша ее вначале поддел ногой, а потом так же аккуратно поднял и сунул в карман. Я Сашу заранее предупредил, чтобы он, когда придет в бильярдную, надел специальную матерчатую перчатку для игры в бильярд. Это, с одной стороны, ни у кого не вызовет подозрения в его желании поиграть, а с другой стороны — с перчаткой он не оставит своих следов. Я специально обращал внимание своих друзей на такие мелкие детали, что именно соблюдение их оградит нас от неприятностей в дальнейшем.
Таким образом, у нас оказались предметы с отпечатками пальцев Зайчика; одна часть задуманного была выполнена, но оставалась его самая главная — разобраться со Свирским в его доме. Да, вначале у меня был план убить его и подставить Зайчика, но последующие события коренным образом изменили это намерение. Итак, в прошлую пятницу с утра я приехал домой к Вите Рыбину, и он, по фотографии Зайчика, два часа гримировал меня под него; сделал нос с горбинкой, родинку прилепил на правую щеку и сделал пробор в волосах. У меня до сих пор этот пробор остался…
— Так вот где я видел такой пробор в волосах, — сказал Кудрин.
— Сделав грим, мы на двух машинах отправились вечером к дому Свирского и стали ждать, — продолжал Вячеслав. Около восьми вечера он приехал домой, и только мы решили зайти, как приехала еще одна машина, и к нему зашли дочь с внучкой. Правда, минут через пятнадцать она уехала одна.
Рядом с домом Свирского стоял небольшой домик, во дворе которого бегала овчарка. Витя подошел к ней и стал травить ее, та стала истошно лаять, не переставая. Мой расчет был таков: не выдержит помощник Свирского такого истошного лая и откроет калитку. И расчет оправдался; калитка открылась, а как только показался помощник Свирского — я ему в лицо сунул заранее заготовленную тряпку с эфиром и прижал ее к лицу этого человека. Через минуту он обмяк и свалился на землю, благо кругом была трава. Путь в дом был открыт.
В доме гремела музыка, мы с Витей надели маски, купленные заранее в детском магазине, и вошли в комнату, а Саша остался на улице. Свирский сидел на диване и слушал музыку; увидев нас, он вскочил и напрягся.
Я ему сказал, чтобы не было у него иллюзий, охранник лежит на улице, и он должен сделать все, что мы скажем. Но Свирский принял угрожающую позу и стал ругаться на нас, сказав, что всех нас перебьют. Я подошел к нему и сказал, чтобы он отдал «Рубль Анны с цепью», но тот начал нецензурно ругаться, и лицо его стало пурпурно-красным. Тогда я пригрозил, что мы сейчас пойдем на второй этаж, где находится его внучка. Свирский изменился в лице, стал причитать и умолять, чтобы мы ее не трогали. Я повторил свой вопрос, а Витя на всякий случай зашел за спину Свирского, чтобы тот не попытался убежать. Банкир вдруг стал часто дышать и проговорил:
— У меня в кабинете, в коробке на столике, — и указал рукой на вход в подвал, — код замка 34540. — Когда я спустился в подвал, открыл массивную дверь и включил свет, увидел небольшую комнату, на стенках которой висели в фоторамках монеты. Когда я подошел к столику и увидел металлическую коробку, она была закрыта. Я выскочил в комнату и увидел, что Свирский лежит на полу, хватая ртом воздух, лицо его еще больше побагровело, и когда я спросил его по поводу ключа, у него пошла пена изо рта…
Я вернулся в кабинет и достал из кармана прибор — небольшой оптический квантовый генератор, который сам сконструировал; у нас он проходит стендовые испытания под грифом «Совершенно секретно». Я его взял на всякий случай, а он и пригодился. С его помощью я легко открыл коробку; в ее ячейках лежали разные монеты, но «Анну с цепью» я узнал сразу. Она лежала в крайнем углу отдельно от всех, а рядом находились еще несколько стопок монет. Я взял отцовскую монету, затем еще одну из лежащих рядом и положил в ячейку на то место, где лежала отцовская монета, а потом взял красный сафьяновый мешочек, который также лежал в ней, и прикрыл коробку. Когда мы уходили, — продолжал Вячеслав, — Свирский уже начал задыхаться, и уже делать то ничего не надо было, все получалось естественно. Я подошел к нему, снял маску со своего лица, и он, увидев меня в облике Зайчика, как-то неестественно дернулся и захрипел, после чего я снял с его пальца золотую печатку и положил ее в сафьяновый мешочек. Зажигалку я бросил на пол возле той массивной двери, а мятую пачку сигарет выбросил во двор дома.
Теперь предстоял следующий этап — засветка Зайчика. Когда мы выходили из дома, охранник еще лежал на земле, и я присыпал дорожку из прихожей дома до калитки молотым черным перцем, чтобы собака не взяла наш след. Потом передал Саше Евдокимову сафьяновый мешочек, дал коробочку с сильным импортным снотворным, и, как было условлено, он помчался в пансионат, где уже оттягивался Зайчик. Я Сашу предупредил, когда он будет подъезжать к пансионату, нужно поставить свою машину, не доезжая до него, чтобы никто ее не видел. И еще попросил, чтобы он позвонил в скорую помощь и милицию и вызвал их к дому Свирского. Когда Саша уехал, — продолжал Вячеслав, — мы с Витей на пару минут встали у дома Свирского, естественно, без масок. Витя прикрыл лицо шарфом, а я специально встал у фонарного столба и вытянул шею к свету, чтобы было меня видно. Мимо проходили две женщины, которые явно обратили на меня внимание, а потом на улице увидели пожилого мужчину. Я специально чиркнул зажигалкой, делая вид, что прикуриваю, — он тоже должен был разглядеть меня…
Мы проследовали по дороге, где в конце улицы стояла машина, и поехали ко мне домой ждать Сашу. Где-то к часу ночи он приехал и сказал, что все сложилось как нельзя лучше. Во время игры в бильярд Зайчик то и дело заказывал бармену выпивку. Улучив момент, когда бармен готовил очередную порцию водки с томатным соком, он сумел аккуратно и незаметно в стакан бросить снотворную таблетку. А когда Зайчик распластался на столе, и дружки уволокли его в номер, Саша вышел из пансионата и зашел с тыльной стороны здания к окну его номера. Притаившись в кустах, он увидел, как зашла медсестра, кто-то из присутствующих открыл форточку, потом свет погас, и все стихло. Саша закинул в открытую форточку сафьяновый мешочек и быстро ушел.
— Мне теперь понятно, почему так быстро вырубился Зайчик, — сказал Кудрин.
— А если бы Свирский выжил? — спросил он.
— Я же специально засветил ему свое лицо, — ответил Вячеслав, — вряд ли он сдал бы Зайчика, многое с ним связано.
— Послушай, Вячеслав, ну откуда это все у тебя, — изумленно спросил Кудрин, — ведь с логикой у меня все нормально, я же шел буквально по твоим следам: и мешочек с печаткой, и зажигалка, и скомканная пачка сигарет, и по времени ты точно все рассчитал?
— Вы шли по следам, которые я сознательно оставлял, — проговорил Вячеслав, — я же понимал, что никто не видел, как мы входили в дом, а то, что Зайчика я засветил у дома Свирского, скомканная пачка сигарет и зажигалка — это все косвенные улики. А вот золотая печатка — это что ни на есть прямая улика, говорящая о том, что Зайчик был в доме Свирского.
«Где-то я уже об этом слышал», — подумал Кудрин.
— Могу тебе сказать больше, — сказал Евгений Сергеевич, — при обыске в доме Прыгунова были обнаружены золотые часы «Картье» с дарственной надписью, принадлежавшие Свирскому; украл негодяй даже у своего шефа. Так вот, золотая печатка и часы — это действительно прямые улики против Прыгунова. Ну как ты так четко все выстроил, до мелких деталей обдумал все и выкатил нам на блюдечке именно то, что хотел нам засветить? — спросил Кудрин. — Получается, что МУР расследовал это дело по алгоритму, построенному тобой?
— Видите ли, Евгений Сергеевич, — ответил Гагарин, — помимо физики, мой второй конек — аналитика изучения новейших исследований в области лазерных технологий. Поверьте, это намного серьезнее, чем просчитать все ходы в этом деле. Ну, и кроме того, я много раз перечитывал Конан Дойла и уяснил для себя как хрестоматию наставления Шерлока Холмса о мелочах в расследовании любого, даже самого сложного дела. А монету, кстати, как хотел отец, я вчера передал официально в Министерство культуры; они обещали в ближайшее время разместить ее в качестве экспоната в одном из музеев.
— Ну, Слава, тебе бы в МУРе работать! — с восхищением произнес Кудрин.
— Мне и на моем месте хорошо, то, что я делаю, — это технологии будущего, — сказал Вячеслав и, вопросительно посмотрев на Евгения Сергеевича, спросил:
— А как вы меня вычислили?
— Ты не поверишь, все дело в коробке, в которой лежала твоя монета, — проговорил Кудрин, — дочь Свирского показала, что когда в тот вечер она приехала к отцу, коробку он ключиком закрывал при ней, а на момент осмотра она оказалась открытой. Когда она принесла ключик, и я попробовал коробку закрыть, то ключ как-то странно проворачивался, как будто, никогда и не закрывал ее. Я на всякий случай изъял эту коробку и передал ее нашему опытному эксперту-криминалисту Геннадию Сергеевичу Балабанову. Так вот, тот был удивлен, когда увидел замочное отверстие коробки. Внутри нее, по словам Балабанова, были видны следы термического воздействия. Он для уточнения повез коробку к своему брату, который работает на кафедре теплофизики в МИФИ…
— К Николаю Балабанову, — перебил Кудрина Вячеслав, — он мне помогал делать некоторые расчеты по диссертации, ну надо же, как мир тесен!
— Да, и вот именно он, осмотрев замочное отверстие коробки и увидев следы возможного применения лазера, посоветовал за консультацией обратиться к Вячеславу Гагарину, то есть к тебе.
— Ну а потом, сопоставив показания дочери Свирского о том, что в начале июля она видела Павла Гагарина в доме своего отца, и рекомендации Николая Балабанова о некоем ученом-физике Вячеславе Гагарине, я понял, что именно тебя и нужно найти для объяснения некоторых непонятных деталей расследования. А когда из архива я достал материал по факту гибели твоих родителей, который мне показался достаточно куцым и странным, еще в большей степени захотел с тобой встретиться. И не надо быть Пинкертоном, чтобы не заметить возможной взаимосвязи двух событий, а именно — гибели твоих родителей и расследуемого мною дела.
— Да, как все кажется просто, — задумчиво сказал Вячеслав, — а ведь жизнь сама расставляет все точки, и любое зло можно победить, если двигателем человека являются благородные цели и стремления…