Часть 46 из 61 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— А как Вы узнали, что эту шкатулку нашли археологи? — спросил Кудрин.
— Полгода назад, сказал Макеев, — я случайно прочитал в газете «Правда Востока» про археологические раскопки рядом с Бухарой. В той газете было написано, что наряду с артефактами древности были найдены вещи, принадлежавшие последнему эмиру Бухары, которые будут переданы в краеведческий музей города. В ней же была фотография, на которой была видна старая мотыга, портсигар и деревянная шкатулка с ликом эмира. Я понял, что это та самая шкатулка, о которой говорил Алдар-бек и у меня пробудился необыкновенный интерес к ней. Захотелось не то, чтобы завладеть этими драгоценностями, а просто узнать, что оставил Калапуш в этой шкатулке. Я созвонился с этим музеем и по согласованию с руководством, поехал в Бухару. Город моей юности очень изменился, он похорошел, появились многоэтажные здания, новые проспекты, но тихие улочки с платановыми деревьями, остались такими, как и прежде и центральный базар практически сохранил свой вид.
— С дирекцией музея я договорился быстро, чтобы они в рамках обмена экспонатами выставили некоторые у нас в музее, — продолжал Макеев, — им было очень престижно выставлять свои артефакты в московском музее. Там я впервые увидел шкатулку, но не стал привлекать к ней особого внимания, а просто отобрал ее в числе других экспонатов для выставления в нашем музее. Мы договорились, что все отобранные экспонаты пробудут в нашем музее один месяц, после чего мы их вернем в Бухару.
— Вот таким образом шкатулка попала в наш музей, — проговорил Макеев, — а дальше Вы все знаете.
— Интересная история, — задумчиво сказал Евгений Сергеевич, — но кто же мог знать о тайне этой шкатулки?
— Для меня это тоже загадка, хотя ее могли стащить в купе с прочими украденными вещами. Ведь серебряный портсигар немалых денег стоит, да и пряжка также со своей приличной ценой, — проговорил директор музея.
— А Вам удалось открыть шкатулку? — спросил Кудрин.
— Да в том то и дело, что нет, ведь экспонаты привезли в воскресенье и, мы весь понедельник обустраивали стенды с новыми артефактами. К тому же ее крышка была крепко закрыта и, чтобы открыть ее, нужно было применить какие-нибудь слесарные приспособления, — ответил Макеев.
— Мне было очень интересно узнать, — продолжал он, — что было написано в бумажке Калапушем.
— Понятно что — географическая координата долготы, — проговорил Евгений Сергеевич, — однако как мы уже говорили, зная лишь ее одну, невозможно отыскать драгоценности.
— Если представить себе, что эмир кому-нибудь из наследников указал, на известную ему географическую точку, — проговорил директор музея, — то может они и искали шкатулку? У эмира была жена и три сына, которых он не взял с собой в Афганистан. Как рассказывал гид музея в Бухаре, эти сыновья погибли в сталинских застенках, а сам эмир снова женился в Кабуле на таджичке и, у него родилась дочь — Шукрия Алими. После смерти отца она училась в университете, стала журналисткой и в настоящее время живет в Америке. Может быть, эмир перед смертью рассказал ей о шкатулке…
— Может быть и так, — ответил Кудрин, — хотя на востоке наследниками становятся именно сыновья, хотя видимо у эмира не было другого выбора.
— Теперь это все, что я хотел Вам рассказать, не было дальше сил хранить это в своей памяти, — сказал Макеев.
Поблагодарив директора музея, Евгений Сергеевич отметил ему повестку и, попрощавшись, Макеев вышел из кабинета.
— Много в мире нелогичного и недоступного нашему сознанию, — размышлял Кудрин, — большое количество разных событий практически предопределено, поэтому самое сложное — выбрать правильный путь следования. Но для этого может быть недостаточно жизненного опыта и знаний, тогда такой путь будет ошибкой. А если это будет так, то выбор надо будет делать заново. Все что происходило с Макеевым в юности скорее всего и было связано с недостаточным жизненным опытом: излишняя доверчивость, отсутствие самоконтроля точность знаний за своими поступками, недостаточность элементарных знаний о происходящих в стране событий и обстановке, складывавшейся накануне войны. И эта история с географией тоже отголосок тех событий.
Мысли Кудрина прервал зашедший в кабинет его сотрудник Роман Вольский. Поздоровавшись с ним, Евгений Сергеевич рассказал о событиях, произошедшие на станции «Раздельное».
— Вот что, Рома, — сказал Кудрин, — во-первых «пробей» этого «Куку» по нашим картотекам и постарайся установить его, а во-вторых в восемь вечера прибывает скорый поезд из Волгограда, так ты вместе со всеми сотрудниками отдела поезжайте на вокзал и постарайтесь выявить его по приметам.
Евгений Сергеевич передал Вольскому листок бумаги, на котором своей рукой написал приметы «Куки». Он взял его, прочитал и вышел из кабинета.
Кудрин посмотрел на свой рабочий стол и его взгляд остановился на папках, лежащих стопкой у края стола.
— А ведь помимо этой «Бухары» у меня ведь много других дел, — подумал он, — и ушел «с головой» в ворох повседневных дел.
Незаметно наступил вечер и он оторвался от своих дел только тогда, когда в кабине снова вошел Вольский, который присев на стул, сразу начал докладывать о проделанной работе.
— Установили мы этого «Куку», — начал он, — действительно это ранее судимый за хулиганство Кукуев Борис Федорович. Освободился из колонии в прошлом году и в настоящее время работает продавцом в палатке «Спортлото» на Комсомольской площади. Ему тридцать два года, не женат, проживает в квартире с больной матерью. Более подробная установка на него будет завтра, так как сегодня уже поздно и вряд ли можно еще что-либо узнать.
— Что касается встречи на вокзале, — продолжал он, — так мы его, к сожалению, не смогли вычислить из всех приехавших в этом поезде. Задержали по приметам одного горбоносого мужика, но у него не оказалось татуировок, кроме того он был армянином, командированным в Москву Волгоградским строительным управлением.
— Ну да, носы у армян самая привлекательная часть лица, — проговорил Кудрин, — знаешь Рома, у одного армянина спросили: «Какая самая красивая птица в мире?», так он ответил, что это орел, потому-что у него самый красивый нос.
— Это хорошо, что установили «Куку», — уже серьезно сказал Евгений Сергеевич. Необходимо завтра его найти и доставить к нам.
Попрощавшись, Вольский ушел, а Кудрин еще некоторое время сидел в своем кресле и мысли у него почему-то крутились вокруг горбоносого армянина. Ему вдруг вспомнился недавно рассказанный товарищем анекдот: «Урок геометрии в армянской школе: — Ашот, нарисуй треугольник, просит учитель. Ашот рисует. — А теперь докажи, что это треугольник. — Мамой клянусь, треугольник!»
Евгений Сергеевич улыбнулся и стал складывать свои бумаги в сейф.
На следующий день с самого утра в кабинет Кудрина вошел Роман Вольский и доложил, что поступила информация о том, что вчера вечером Кукуев, будучи в состоянии опьянения, устроил драку в кафе «Прага» в парке Сокольники. Вчера же поздно вечером участковый инспектор, вместе с сотрудниками ГАИ, доставил его в дежурную часть РОВД.
— Но самое главное состоит в том, — продолжал Вольский, — что помимо драки некая гражданка написала на него заявление в милицию о том, что «Кука» также вчера вечером ее изнасиловал у туалета в кафе.
— Ничего себе расклад, — удивленно проговорил Кудрин, — собирайся Рома, мы выезжаем в Сокольнический РОВД.
Евгений Сергеевич созвонился с начальником уголовного розыска РОВД и предупредил о своем приезде; он также кратко сообщил ему об оперативном интересе к задержанному Кукуеву.
Минут через тридцать они уже входили в кабинет начальника уголовного розыска Сокольнического РОВД Ковалева. Евгений Сергеевич был знаком с ним, поэтому без всяких преамбул более подробно рассказал о цели их приезда. Ковалев в свою очередь пригласил к себе в кабинет инспектора уголовного розыска, у которого были материалы по вчерашней драки в кафе и заявление потерпевшей.
В кабинет вошел молодой человек и представился: «Лейтенант милиции Рябов».
— Ты вот что Сергей, — обратился к нему Ковалев, — принеси все материалы по вчерашней драке и заявление Верки «Огонька».
— Этот Кукуев, — проговорил Ковалев уже обратившись к Евгению Сергеевичу, — вчера устроил потасовку со своими собутыльниками в кафе «Прага». Ничего особенного там не было, ну разбили хулиганы носы друг другу, да черт с ними. А вот свою подружку Верку по кличке «Огонек», он вчера же, по пьянке, да еще и при всех пацанах, приделал кулаком в глаз. Та с характером, вот и решила ему отомстить: от боли и унижения взяла и написала на него заявление об изнасиловании и отдала участковому инспектору, вызванного администрацией кафе.
В кабинет вошел Рябов и передал Ковалеву серую папку, а тот, аосмотрев, передал ее Кудрину.
— Тут на улице Верка «Огонек» кругами ходит, — сказал Рябов, — она еще с самого утра прибежала в дежурную часть и стала упрашивать отдать обратно ее заявление, что, зря наговорила на него и что он ее жених.
Евгений Сергеевич инстинктивно заглянул в окно, благо кабинет был на первом этаже и оно, как раз выходило на вход в здание РОВД. У входной двери он увидел молодую особу лет тридцати в модных джинсах и короткой кофте. Волосы ее были взлохмаченными, а под глазом «светился» огромный синяк. Было видно, что она пыталась его замаскировать слоями пудры, но никакая пудра не могла спрятать его ядовито-желтого цвета. А вокруг глаза была небольшая припухлость и, лицо женщины чем-то напоминало японку.
— Подбитый глаз уменьшает обзор, но увеличивает жизненный опыт, — подумал Евгений Сергеевич, вспомнив изречение кого-то из мудрецов.
— Так это и есть та самая «Огонек», что у входа околачивается? — спросил Кудрин.
— Так точно товарищ подполковник, она самая, — ответил Рябов и добавил, — Трусова Вера Семеновна, тусуется с «Кукой» уже давно. Зимой он также ее избил и она написала на него заявление в милицию, но потом — забрала обратно, а Кукуев отделался тогда лишь штрафом за мелкое хулиганство.
— Можно его привести сюда? — спросил Евгений Сергеевич, просматривая на ходу бумаги из серой папочки.
Через несколько минут дежурный офицер привел «Куку». В кабинет вошел крепкого телосложения человек с горбинкой на носу и взлохмаченными волосами. Рукав на его рубашки был разорван в нескольких местах, брюки были запачканы грязью, на руке у локтя виднелся свежий кровоподтек, а на пальцах правой руки Кудрин увидел уже известные ему татуировки.
— Где ты был два дня назад? — спросил он у Кукуева.
— Дома был, — устало ответил «Кука».
— Послушай Кукуев, — резко проговорил Евгений Сергеевич, не давая ему ни минуты на размышление, — я знаю, что ты был на станции «Раздельная» и убил Ваську Балабанова.
— Нигде я не был, не знаю никакого Балабанова и никого не убивал, — ответил Кукуев.
— Да что ты «Кука», — продолжал Кудрин, — у нас имеются веские доказательства твоего пребывания на станции. Во-первых, ты оставил свои «пальчики» в комнате Васьки Балабанова, а во-вторых тебя видели люди, когда вместе с Васькой Вы шли по зданию вокзала.
— Да не знаю я никакого Ваську Балабанова, не шейте мне дело, — зло ответил Кукуев.
— Ну хорошо, — ответил Евгений Сергеевич, — зайдем с другой стороны и достал из серой папочки бумагу, написанную мелким подчерком.
— Гражданка Трусова Вера Семеновна написала заявление, — продекламировал Кудрин, — о том, что вчера в кафе ее изнасиловал гражданин Кукуев.
Евгений Сергеевич показал «Куке» заявление «Огонька» и поднес бумагу поближе к его носу. Глаза Кукуева вдруг округлились, он, нервно глотнув слюну проговорил: — Верка, сука.
— Ты вот видимо под воздействием винных паров не заметил, что штампа на заявлении гражданки Трусовой пока нет, — заметил Кудрин, — а ты ведь ты уже прошел школу уголовника и знаешь, что когда оно будет проштамповано, твоя Верка уже ничем тебе не поможет, даже если захочет забрать заявление; статья ведь будет не за хулиганство, а в зоне ты хорошо знаешь, что делают с осужденными за изнасилование.
— Но если ты сейчас расскажешь все о том, что произошло в «Раздельном» и кто тебя послал туда, я думаю, Верка сможет забрать заявление, она уже с утра обивает пороги дежурной части. В этом случае ты как и прежде отделаешься мелким хулиганством.
— Вот это дает шеф! — подумал Вольский, учиться и учиться у него надо.
«Кука» напрягся, собирая оставшуюся после пьянки, волю в кулак и замычал, уставившись на пол.
Евгений Сергеевич, не дав тому расслабиться резко произнес: «У тебя «Кука» есть одна минута; или ты нам все рассказываешь о твоем вояже в «Раздельное» или я ухожу и передаю заявление дежурному офицеру заявление Трусовой для регистрации. Подумай о своей больной матери, она может и не дождаться тебя. Время пошло!»
— Нет, — закричал Кукуев, — я все скажу, только не передавайте заявление, прошу Вас.
— Ну, вот и договорились, — спокойным голосом проговорил Евгений Сергеевич, — рассказывай все что знаешь.
— Поехать в «Раздельное» мне приказал «Золотой», — начал «Кука», — он мне дал адрес «Шныря», ну этого Васьки, денег и сказал, что нужно у него забрать деревянную шкатулку с изображением на крышке бородатого мужика.
— Неужели «Золотой» опять взялся за старое, — тихо произнес Ковалев, это местный авторитет, вор в законе Балуев Андрей Федорович. Он уже совсем старый стал и тусуется со своими дружками в парке Сокольники, но в последнее время грехов за ним не наблюдалось.
— А «Шнырь», это и есть Васька Балабанов? — уточнил Кудрин.
— Ну да, — ответил Кукуев, — это тот самый Васька, но фамилии его я не знаю.
— Продолжай, — обратился Ковалев к Кукуеву.
— Приехав на станцию, я сразу же увидел «Шныря» в здании вокзала, — сказал Кукуев, — и искать его не пришлось. Он был изрядно пьян и когда увидел меня, то удивился и, как мне показалось, был напуган нашей встречей. Я ему сказал, что «Золотому» нужна какая-то деревянная шкатулка и «Шнырь» меня повел в какую-то комнату в здании вокзала. Эту шкатулку я сразу увидел, когда вошел в эту комнату. Она была открытая и валялась на полу среди кучи мусора и пустых бутылок. Я ее поднял и в этот момент «Шнырь» неожиданно меня схватил сзади за шею и стал душить. С большим трудом я вывернулся из его лап и оттолкнул его от себя, а «Шнырь» не удержался и поскольку был сильно пьян, упал на пол и, головой, стукнулся об какую-ту железную балку, торчавшую из-под стены. Краем глаза я увидел, что кровь стала хлестать из его головы, а он взявшись за нее руками, пытался ее остановить. Я схватил эту шкатулку с изображением на крышке бородатого мужика и выбежал из той комнаты. В это время шла посадка на поезд до Москвы и, договорившись за деньги с одной из проводниц, уехал с столицу. Ну а по приезду, я передал эту шкатулку «Золотому» и поехал к дружкам в Сокольники.
— Ну, хорошо, — сказал Кудрин, — теперь под протокол расскажи инспектору Рябову все то, что ты только что нам рассказал.
Когда Кукуева увели, Евгений Сергеевич спросил у Ковалева: «А что, «Золотой» действительно еще промышляет в районе?
— Да нет товарищ подполковник, — ответил Ковалев, — старый он уже стал, может лишь со своими подельниками обворовывать посетителей парка, а на крупные дела он больше не способен в силу своего преклонного возраста.
— Необходимо срочно встретиться с этим «Золотым», — проговорил Кудрин.
— Да он и сейчас видимо сидит в кафе «Прага» в парке, — ответил Ковалев.