— Так поехали в парк, нечего время терять, — сказал Евгений Сергеевич и стал собираться. Через полчаса они зашли в кафе; заведение было уже открыто. В нем был один большой зал, в котором стояли тяжелые дубовые столы и стулья. У буфета стояла полная немолодая женщина с папиросой в левом углу рта, щуря от дыма левый глаз. За угловым столом справа, окутанным табачным дымом, сидели пятеро молодых мужчин, и пили пиво; возле ножки стола валялась пустая бутылка из-под водки. В центре стола восседал пожилой человек с сединой на голове и небольшой лысиной. — По какому случаю такой ранний банкет? — спросил Ковалев. Пожилой человек приподнялся со своего стула и, изобразив на лице улыбку прошепелявил: — Гражданин начальник, что за шухер, мы с друзьями просто отдыхаем. — Отдыхать «Золотой» ты будешь на том свете, — громко сказал Ковалев и подошел к столу. — Чем обязан? — проговорил «Золотой» выпуская изо рта клубок дыма. — Собирайся и поедешь с нами в контору, — строго сказал Ковалев, там тебе все расскажут. Сидящие за столом притихли, пригнули головы прямо к столу и старались не смотреть в сторону вошедших. «Золотой» подошел к Ковалеву и по выражению лица того понял, что права качать бесполезно и в сопровождении подошедшего участкового инспектора пошел к выходу из кафе. Уже через двадцать минут они были в кабинете Ковалева. — Колись «Золотой», зачем послал «Куку» на убой «Шныря»? — резким тоном спросил Кудрин. Несколько мгновений тот смотрел на Евгения Сергеевича, нутром чувствуя, что перед ним стоит какой-то большой начальник. — Не знаю никакого «Куку» и никакого «Шныря», — медленно проговорил он и улыбнулся во весь рот, показывая свои золотые коронки. Да врешь ты все, «Золотой», — проговорил стоящий у двери Ковалев, — старый ведь уже, а все приключений на свою седую голову ищешь. Кудрин достал из серой папочки объяснение Кукуева и зачитал выдержки из него: — «Поехать на станцию «Раздельная» и отыскать «Шныря» мне приказал лично «Золотой»; в скобках была расшифровка его клички — Боков Петр Тимофеевич. Он дал мне пятьсот рублей, назвал адрес, по которому надо искать «Шныря» и сказал, что у него находится деревянная шкатулка с изображением бородатого мужика, которую нужно взять любым способом у него и привезти в Москву. — Ну что, услышал, — резким тоном проговорил Кудрин. — Но там ведь не сказано, что я приказал убить «Шныря», — проговорил Боков. — Да, теряешь ты свою уголовную квалификацию, — с улыбкой сказал Ковалев, — ты же только что признался, что знаешь их обоих. — Да, знаю, — тихо произнес Боков, вытирая платком обильный пот со лба, — ну и что из этого? — Так вот «Кука» замочил «Шныря» и тот сейчас лежит в морге, если еще не похоронили, — добавил Евгений Сергеевич. Боков весь съежился, побледнел и, глотая слюну, проговорил: — Клянусь, гражданин начальник, что не говорил я «Куке» мочить «Шныря», мне нужна была лишь эта проклятая шкатулка. — Колись «Золотой», кто тебя надоумил воровать ее из музея и как ты вообще о ней узнал? — спросил Кудрин. — Да ничего я говорить не буду, — упорствовал Боков. — Ну, тогда я расскажу о твоих ближайших перспективах, — проговорил Евгений Сергеевич, — «Кука» пойдет как исполнитель убийства, а ты — как его организатор. Ты прикинь Боков, сколько тебе лет и выйдешь ли ты вообще живым из зоны. Воцарилась молчание, Боков сидел на стуле опустив голову и нервно теребил рукой правое ухо. — Я все расскажу, — сказал вдруг «Золотой», — только выслушайте меня, я действительно не говорил «Куке» убить этого дурака — Ваську, но начну издалека. Первая моя ходка была за кражу продуктов в 1941 году и, загремел, еще пацаном, в Бухарскую колонию. Не знал я тогда обычаев зоны, вот черт меня и попутал украсть у одного из заключенных кусочек мыла. На следующий день меня жестоко стали избивать и наверняка бы убили, не вмешайся заместитель начальника колонии по оперативной работе лейтенант государственной безопасности Бездомный. Он тогда меня буквально вырвал из рук смерти, а потом, после лечения в лазарете, направил в другую колонию. Но перед этим он вызвал меня и сказал, что я перед ним теперь должник и что помнить об этом обязан всю жизнь. — Бездомный, где-то я уже слышал эту фамилию, — подумал Кудрин. И вдруг его осенило — Макеев ведь наверняка про него и рассказывал, круглая земля! — Прошло много лет, — продолжал Боков, — и в начале июня ко мне домой явился пожилой человек, в котором я с трудом узнал того самого Бездомного. Он мне напомнил о моем долге перед ним, дал задаток тысячу рублей и попросил, чтобы я «сработал» деревянную шкатулку, которую вместе с другими артефактами привезли на выставку в музей на Песчаной улице. Я направил туда «Шныря», который несколько лет жил в моем бараке у Сокольнического рынка и выполнял разные мои поручения. «Шнырь» тогда рано утром направился в музей, чтобы посмотреть на эту деревянную шкатулку, а к вечеру я ему дал пятьсот рублей и сказал, чтобы он выкупил ее у работников музея. Деньги ведь немалые за какую-то деревяшку! А на следующий день я узнал, что он залез в музей и кроме шкатулки «свинтил» еще что-то из дорогих вещей и исчез. Я понял, что он с деньгами и этими вещами подался на родину, больше ведь бежать ему было некуда. Бездомный уже несколько раз ко мне заходил и требовал шкатулку. Тогда я послал к «Шнырю» своего подручного «Куку», но убивать его я не велел, а лишь забрать шкатулку, которую он мне вчера привез. — Ну, ты «Золотой» такой белый и пушистый, — вырвалось у Ковалева, — «Шныря» интеллигентно попросил за деньги выкупить шкатулку, а «Куку», также, просто отправил за ней к «Шнырю», для дружеской беседы. — Да клянусь Вам, ничего такого я «Куке» не говорил, — надрывно проговорил «Золотой». — А где сейчас находится шкатулка? — спросил Евгений Сергеевич. — У меня дома, — ответил Боков, — как раз сегодня в семь часов вечера придет за ней Бездомный. Записав показания «Золотого» в протокол, они все вместе отправились к нему на квартиру. Кудрин успел попутно позвонить на работу и дать указания своим подчиненным, чтобы они вызвали к девяти часам вечера в его кабинет директора музея Макеева. Приехав на квартиру Бокова, Евгений Сергеевич, наконец, увидел деревянную шкатулку с изображением эмира, лежащую на небольшом кухонном столе. На вид она была довольно простая, в виде прямоугольного бокса, выполненная из дерева. Сверху она закрывалась крышкой, на которой был вырезано изображение последнего эмира Бухары. Кудрин открыл ее и увидел, что она абсолютно пустая. — Да, — подумал он, — вероятнее всего в ней и была спрятана бумажка с географической координатой, о которой говорил перед смертью Калапуш. Видимо Балабанов, когда открыл ее и не найдя там ничего ценного, просто вытряхнул содержимое на пол, а саму шкатулку выбросил в мусор, валявшийся в его комнате. Теперь ее уже не найти, ведь после отъезда оперативной группы с того склада где нашли Балабанова, в комнате была произведена уборка; об этом тогда просил капитан Волин буфетчицу. Взяв шкатулку в руку, Кудрин невольно вспомнил о недавно прочитанной книге, в которой говорилось, что во времена, когда Прометей похитил для спасения людей огонь у Олимпа, ему в наказание была сужена женщина — Пандора. Видимо любопытство — это наследие Пандоры, которая не смогла устоять против соблазна — заглянуть в шкатулку мужа, которая была в их доме. Она открыла ее, чем навлекла неисчислимые беды и несчастья. Вот и сейчас, смотря на эту виды видавшую шкатулку, он невольно поежился от легкого холодка, тянувшегося от нее; Евгений Сергеевич положил шкатулку в свой портфель и прошел в комнату. Ровно в семь часов вечера в дверь позвонили и все напряглись. Когда «Золотой» открыл дверь, на пороге стоял пожилой человек в темном костюме и светлой рубашке. Увидев перед собой сразу нескольких мужчин, он резко отпрянул в сторону, но Ковалев, стоящий у двери, перехватил его руку и повернул ее за спину. Мужчина вскрикнул и нехотя вошел в комнату. — Ну, давайте знакомиться гражданин Бездомный, — сказал Евгений Сергеевич и, протянув ему свое удостоверение личности, продолжил, — подполковник милиции Кудрин. Прошу Вас присесть на стул и предъявить свои документы. Бездомный вынул из кармана пиджака свой паспорт и протянул его Кудрину. А теперь Александр Иванович Бездомный, рассказывайте все, что знаете и что Вас привело в эту квартиру, — проговорил Евгений Сергеевич. Кудрин вынул из своего портфеля деревянную шкатулку и положил ее на стол перед Бездомным. Тот неожиданно схватил ее, открыл и стал рассматривать со всех сторон; все присутствующие увидели, что из глаз Бездомного потокам лились слезы. Он поставил шкатулку на стол и, обхватив голову руками, громко зарыдал. Успокоившись, Бездомный вытер глаза носовым платком и стал рассказывать: «Всю жизнь я положил на поиск этой шкатулки. Когда он буквально «уплыла» из моих рук в Бухаре, я приехал за ней в Москву, чтобы найти ее и пришел к «Золотому». Я напомнил ему о его долге передо мной.» «Золотой» утвердительно кивнул головой на эти слова Бездомного. — Найти в Москве «Золотого» не представляло большого труда, ведь я всю жизнь проработал в органах государственной безопасности, — продолжал Бездомный, — так вот ради этой чертовой коробки предал своего командира, который однажды спас мне жизнь, написал на него рапорт, что он являлся врагом Советской власти. И это ради того, чтобы убрать человека, знавшего тайну этой шкатулки. Молодой тогда был и жадность победила разум. — Ну а каким образом Вы надеялись получить вторую географическую координату места, где спрятали драгоценности эмира? — спросил Кудрин. — А что, мой командир жив, ведь только он знал об этих координатах? — встрепенулся Бездомный. — Жив, — ответил Евгений Сергеевич, — в свое время все узнаете. — Я и сам не знаю, вся моя сущность была нацелена лишь на ее поиск, — ответил он, — сколько я земли перерыл у дома Калапу-ша, сколько людей мной тогда было опрошено в Караулбазаре и все безрезультатно. Но если честно, то вначале мне действительно хотелось найти эти богатства, но потом с годами осталась лишь маниакальная страсть к ее поиску. И вот недавно, открыв газету «Правда Востока», я увидел на фотографии среди экспонатов найденных археологами, эту шкатулку с изображением последнего эмира Бухары. Я был страшно рад этому и, мне захотелось любыми путями ее заполучить, но неожиданно ее вместе с другими артефактами увезли на выставку в Москву. Вот я и приехал в столицу и отправился к «Золотому». Ну а что касается одной из координат, то видимо ее знает единственная живущая поныне дочь эмира, проживающая в Америке. Поверьте, у меня даже в мыслях не было встретиться с ней, это просто невозможно в нашей стране. Вот, пожалуй, и все, а сейчас я пенсионер и проживаю в Бухаре, семьи так у меня и не было, а в последние годы я пребывал в депрессии от никчемности жизни, видимо бог покарал меня за все прегрешения, — закончил свой рассказ Бездомный. — Ну, хорошо, поедем на Петровку и там все запротоколируем, — сказал Кудрин и, положив шкатулку в свой портфель, направился к выходу из квартиры. Через тридцать минут все уже входили в здание Управления. Вольский пошел с Бездомным в свой кабинет для документирования его показаний, Ковалев с «Золотым» прошел в свободный кабинет сотрудника Кудрина, находящегося в отпуске, а сам Евгений Сергеевич пошел в свой кабинет для встречи с Макеевым. Ровно в девять часов вечера в дверь постучали и, на пороге кабинета появился директор музея Макеев. — Проходите Иван Андреевич, — сказал Кудрин, — нашлась все-таки шкатулка с изображением эмира Бухары, но никакой записки там не было; человек в чьи руки она попала, видимо не найдя ничего ценного, выбросил ее в мусор, как и саму шкатулку. — Значит мы теперь никогда не узнаем того места, где спрятаны драгоценности эмира, — грустно проговорил Макеев. В этот момент в кабинет вошел Вольский, а за ним Бездомный. Увидев Макеева тот задрожал, упал на колени и громко зарыдал — «Прости командир, прости меня, бес попутал». Макеев смахнул слезу из глаза, подошел к нему и ответил: «Бог тебя простит Сашка, вставай не будь бабой». Бездомный встал с колен и молящим взглядом уставился на своего командира. — Постарел ты Сашка, — проговорил по-отечески Макеев и погладил его по седой голове. — Прости командир, что тогда жадность победила меня, — лепетал Бездомный, — я до сих пор не могу себе этого простить. — Да ладно, что было то прошло, я ведь узнал, что это ты на меня тогда написал донос, — задумчиво проговорил Макеев, но мы уже старики и теперь пора уже на покой. — Я Вас больше не задерживаю, — сказал Кудрин, — завтра оба прибудете сюда к следователю, а там видно будет. Старики обнялись и как неразлучные приятели пошли к выходу из кабинета. Оставшись один, Евгений Сергеевич сел в свое кресло и задумался. — Вот ведь как бывает, — подумал он, — человек практически всю жизнь жил с иллюзорной идеей добыть эти драгоценности. И, это, как оказалось, явное несовпадение желаемого с действительным, а в своих иллюзиях он как бы пребывает в прошлом и его подогревали грезы будущего сладкого — драгоценностей эмира. Прошлое у таких настырных как Бездомный неотступно и обитает в глубинах памяти в виде фобий. К сожалению, итог один — крушение фантазий, с последующей депрессией и страхами к будущему. — Вот и вся история с географией товарищи курсанты, — закончил свой рассказ Кудрин. В зале воцарилась тишина, только курсант Косяк робко спросил: — А что было дальше?» — А дальше уже ничего не было, — ответил Евгений Сергеевич, — дело мы закончили и передали в следственный отдел. В музей Бухары из трех украденных экспонатов был возвращен лишь серебряный портсигар эмира. Пряжка бесследно пропала, а шкатулку по просьбе ученых для дальнейшего изучения, передали в исследовательский центр Академии наук. — Товарищ подполковник, — не унимался курсант Косяк, — какой-то мираж получается. Это напоминает пустыню, по которой идет караван и погонщикам кажется, что впереди оазис, но все это иллюзия. Так и здесь, человек всю жизнь построил на поиске шкатулки, а в ней оказался пшик. — Я с Вами согласен товарищ курсант, такое иногда случается, — ответил Кудрин, — и на этой ноте я прощаюсь с Вами, возможно с кем-то мы еще встретимся на практической стезе.