– Ага, могу себе представить. Значит, он хочет ее остановить? – Нет, – ответил д’Агоста. – Он хочет убедиться, что у нее все получится. Ленг – единственный человек в мире, во всех мирах, с которым мне бы не хотелось скрестить шпаги. Вот Пендергаст и пытается ей помочь, но так, чтобы она не узнала… И попросил меня стать его напарником. – Господи! А твоя жена что-нибудь знает? – Ничего. Только то, что я взял отпуск и собираюсь помочь Пендергасту в каком-то личном деле. Она хотела провести отпуск вместе со мной… У нас с ней сейчас черная полоса. И ей не очень нравится Пендергаст, она считает, что он плохо на меня влияет и помогать ему – верный путь в могилу. Я не стал рассказывать ей, что он задумал, и она вскипела и уехала к матери. – У нее были причины. Д’Агоста печально улыбнулся: – Дело в том, что я многим обязан Пендергасту. Но и Лоре тоже. А идея насчет того, чтобы отправиться в прошлое… – Он на мгновение замолчал. – Пендергаст сказал напрямик, что у нас изрядные шансы не вернуться назад. Я просто не знаю, что делать. И до сих пор не решил. Затянувшееся молчание нарушил Колдмун: – В таком деле никто не даст тебе совет. Ты ведь и сам все понимаешь, правда? – Да, – сказал д’Агоста. – Вот черт! – Пендергаст не любит полагаться на других. Он ни за что бы не попросил помощи без крайней необходимости. Д’Агоста медленно кивнул. Наступило долгое молчание, и Колдмун вдруг кое-что понял: несмотря на мучительные колебания, в глубине души д’Агоста уже принял решение. А значит, лучшее, что может сделать Колдмун, – поддержать своего друга и пожелать ему удачи. – Еще вот что, – сказал Колдмун. – Пендергаст попросил тебя. Не меня. И не кого-нибудь другого. Это большое одолжение… Но как ты можешь ему отказать? – Верно. Колдмун встал. – Мне пора за вещами. – Береги свою задницу там, в Эквадоре. И не беспокойся за эту сторону. Я уже ввел Вейбранда в курс дела. – Следующий раз пьем за мой счет, – пообещал Колдмун. – У нас обоих найдется что рассказать. Д’Агоста кивнул. – Мне на север, – сказал Колдмун. – Проводить тебя до метро? – Нет, спасибо, – ответил д’Агоста и достал телефон. – Нужно написать Лоре, что я какое-то время буду вне доступа. Это разъярит ее еще сильнее. Колдмун остановился и положил руку на плечо д’Агосты. – Taŋyáŋ ománi[137], напарник, – сказал он, потом развернулся и вышел из бара в теплый летний вечер. 60 Мэри уселась за письменный стол и придвинула к себе лист кремовой бумаги. Затем взяла ручку с золотым пером, обмакнула в чернильницу и принялась писать сестре, от усердия прижав язык к верхней губе. Она тщательно выводила рукописные буквы, стараясь не поставить кляксу и мучаясь над грамматикой. Ей очень хотелось, чтобы письмо получилось идеальным, чтобы доктор мог гордиться ею, а вдохновленная старшей сестрой Констанс когда-нибудь написала бы еще красивее, чем она сама. Неужели она очнулась только вчера, окончательно проснулась и поняла, что находится на излечении у доктора Ленга? Временами ее все еще клонило в сон, но уже удавалось подняться и пройтись по комнате, не ощущая головокружения. Она была так благодарна доктору: он нашел Констанс и Джо, и по его просьбе знакомый судья приказал освободить брата из Блэквелла. А потом он пристроил их к бездетной семейной паре, благословленной достатком, и теперь оба снова пойдут в школу. К сожалению, она не могла увидеться с ними прямо сейчас, но понимала, что им нужно сначала освоиться в новой жизни. И конечно же, ей самой сначала нужно поправиться. Но доктор обещал, что это ненадолго. Все это ненадолго. Дорогая Белка! Я так щастлива што Ты и Джо теперь в безапасности и не на улице. Доктор такой добрый как Ангил посланый с Небес. Я чуствую себя лутше и Доктор сказал што слабось скоро пройдет. Доктор обходится со мною очень хорошо и дал мне приксрасную Комнату в своем доме только без окон потомушто он боица што я еще слабая и городской воздух может мне навредить. Но я поправляюсь с каждым днем. Приэтом сдесь тепло и Кровать мяхкая. Абои из краснова бархата и картины с лошадьми и собаками. Ох Белка я жду недождусь когда мы с тобой увидемся. Доктор сказал што седьмова Енваря я смогу навистить Тебя и Джо. А Еда ох Божемой и Мясо и Сыр и Хлеб с соком из настоящева Апильсина. Однажды я попросила шиколат но Доктор засмеялся и сказал што мне нужна диета а потом когда мне станет лутше у меня будет столько Канфет сколько я захочу. Я стану толстая и Ты меня не узнаеш. Пожалуста напиши мне про свою новую Симью. Доктор сказал што они хорошие люди. У тебя такая же пуховая Кровать што и у меня? Твоя любищая Систра Мэри Она отложила письмо, тщательно промокнула, как учил отец, взглянула на результат и огорчилась. Там и сям кляксы, строчки совсем не такие ровные, как должны быть, а некоторые слова выглядят как-то неправильно. Но ей хотелось закончить как можно скорее, поэтому она аккуратно сложила письмо, положила в конверт, написала сверху «Для Констанс Грин» и заклеила, оставив на столе, чтобы Манк потом забрал его. Мэри хотела написать еще и Джо, но на нее снова навалилась усталость, и она погрузилась в грезы о будущем. Грязные улицы, ухмыляющиеся мужчины, канавы со льдом – все это было так далеко, что казалось рассеявшимся кошмаром. Сначала она очнулась в этой прекрасной комнате, и все ее заветные мечты сбылись: доктор не только спас Джо и Констанс, но и нашел им новую семью, где они будут счастливы и окружены заботой. Похоже, после стольких невзгод и мучений Бог наконец обратил на них внимание. Она снова ощутила благодарность к доктору и даже немного симпатии к забавному слуге Манку с его шишковатым лбом и привычкой кланяться и шаркать ногами. Седьмого января. Так обещал доктор. Мэри не могла дождаться того дня, когда они наконец-то будут вместе, как прежде. 61 11 июня, воскресенье Армстронг Колдмун сидел в черном джипе, который подобрал его в аэропорту Кито посреди ночи под наблюдением Тома Торреса, американского атташе и сотрудника отдела международных операций ФБР в Эквадоре, следившего из укрытия за тем, чтобы все прошло гладко. Теперь Колдмун направлялся на север, в горную провинцию Имбабура, и мысленно в последний раз повторял все подробности своей фальшивой биографии. Торрес проинструктировал его по телефону еще до вылета из Нью-Йорка. Атташе постарался объяснить всю сложность ситуации. Власти не соглашались на экстрадицию Рамона Армендариса-и-Уриаса, поскольку тот недавно приобрел эквадорское гражданство. Кроме того, Армендарис был очень богат и водил дружбу в самых верхах. Но при этом он отличался несдержанностью и бойким языком и сумел довести до белого каления начальника эквадорской полиции, вмешиваясь в политические вопросы и проливая крокодиловы слезы по поводу гонений со стороны государства. Поэтому местная полиция решила помочь американскому ФБР провести ловлю на живца, целью которой было заманить Армендариса обратно в Штаты. Колдмуну предстояло доставить живца. Раньше он не бывал в Эквадоре. Более того, это было его первое заграничное задание, поэтому он ощущал одновременно воодушевление и беспокойство, глядя в заднее стекло джипа. Машина поднималась по извилистой дороге, забираясь в Кордильеры, горный хребет, проходящий через самое сердце Эквадора. Хотя Колдмун прилетел с готовым прикрытием, Торрес оказал большую помощь по мелочам, посоветовав ему нарядиться в новый, с иголочки, костюм и полиэстеровый галстук. Колдмун должен был выдавать себя за Армстронга Витко, прямого потомка Бешеного Коня и зарегистрированного члена племени оглала-сиу. ФБР создало ему онлайн-след, включающий страничку в «Фейсбуке»[138] с записями на десять лет назад, доступное в сети генеалогическое древо, сведения о работе, кредитную историю и даже кое-какое криминальное прошлое. Колдмуна поразило, как быстро и ловко они состряпали буквально из ничего целую жизнь человека. С этой стороной деятельности ФБР и его отдела международных операций Колдмун был совершенно незнаком. Похоже, с тех пор, как он учился в академии, в области нелегальной работы многое изменилось, причем очень быстро. Как предполагалось с самого начала, наживка должна была выглядеть достаточно весомой, чтобы заманить Армендариса в Америку, если он захочет осмотреть товар. А в придачу – стоить баснословно дорого и иметь железно достоверную историю, способную удовлетворить хорошо образованного коллекционера. В итоге из всех вариантов выбрали предложение самого Колдмуна – «счет зим» Бешеного Коня. Колдмун размышлял об этом, сжимая в руках папку с искусно изготовленными фотографиями «счета зим» и поддельными документами, удостоверявшими происхождение шкуры. Джип тем временем свернул с шоссе и стал двигаться по узким дорогам, углубляясь в эквадорское высокогорье. Насколько Колдмун мог разглядеть в четыре утра, места были дикими, но живописными. Над горизонтом высились вулканы, покрытые льдом и снегом. Дорога проходила мимо множества крошечных деревенек – скоплений домов с белеными стенами и красными черепичными крышами. При других обстоятельствах Колдмун получил бы удовольствие от поездки. Однако при всем возбуждении ему было немного не по себе. Армендарис не дурак, и, если он раскусит обман, за жизнь Колдмуна никто не даст и ломаного гроша. Высоко в Андах, на отдаленной асьенде площадью в семь тысяч акров, Колдмун пропадет без следа, стоит только Армендарису, живущему здесь, как средневековый феодал, унюхать что-то подозрительное. Впрочем, Колдмун понимал, что волнуется по другой причине. Он привык вести расследования самостоятельно, от начала до конца, иной раз принимая помощь, но всегда на своих условиях. Однако эта операция была крупнее всех, в которых он участвовал прежде, и проводилась совершенно иначе. Отдел международных операций одобрил его задумку насчет того, как подцепить на крючок Армендариса, и воплотил ее в жизнь – с минимальным вкладом самого Колдмуна. И теперь ему предстояло доставить живца. В случае провала он подставил бы не только себя, но и целый отряд безымянных умельцев из ФБР, которые трудились над тем, чтобы подготовить все как следует. Когда солнце выглянуло из-за горизонта, асфальтовая дорога сменилась брусчаткой, что вела в прекрасную протяженную долину, усеянную пастбищами с коровами и лошадьми. Последний поворот вывел машину к замшелой стене, тянувшейся поперек узкой долины, с коваными железными воротами, возле которых стояли двое охранников с автоматическими винтовками. Один из них наклонился к окну автомобиля, и водитель предъявил свои документы вместе с паспортом Колдмуна. Охранник внимательно изучил их, кивнул и открыл ворота, взмахом руки разрешая проезд. Машина заехала на мощеный двор величиной с деревенскую площадь, за которым раскинулась прекрасная старинная асьенда. Высокие арки, стоявшие с трех сторон, вели во второй двор, а затем в третий. И тот и другой были окружены кустами роз, а в центре высилось дерево, усеянное цветами. Колдмун воображал себе нечто совсем иное, вульгарно-современное: бассейн, полуголые женщины, громкая музыка, море выпивки. Но вместо этого он оказался в куда более изысканной и простой обстановке девятнадцатого столетия. Над черепичными крышами вился дым из многочисленных труб. У дальнего конца главного здания стояла каменная часовня, сверкавшая разноцветными стеклами, за ней виднелись конюшня, виноградник, пасека, фруктовый сад и коровник, обнесенные высокими оградами. Горы поднимались к величественным склонам вулкана Имбабура, вершину которого скрывали сгущавшиеся грозовые тучи. Водитель припарковал машину и тут же обежал ее, чтобы открыть дверцу Колдмуну. Навстречу гостю из обрамленной колоннами входной двери вышел, сверкая улыбкой, очень высокий мужчина в испанском костюме – старомодном, облегающем, с серебряными пуговицами. Он тоже, казалось, явился из другой эпохи. Его сопровождали слуги в одинаковой одежде. – Армстронг Витко! – воскликнул он и крепко пожал руку Колдмуну. – Добро пожаловать на асьенду Ангочагуа! Приношу свои извинения за неудобное время прилета. Вам удалось поспать в самолете? Мои люди покажут ваши комнаты. Должно быть, вы утомлены после долгой дороги. У него были длинные, ниспадающие черные волосы и энергичный, выразительный голос. По-английски он говорил почти идеально, лишь с небольшим намеком на акцент. Колдмун слишком сильно волновался, чтобы утомиться. Он заставил себя улыбнуться. – Спасибо, Рамон… если позволите. – Разумеется! Уверен, что мы станем друзьями. Армендарис обернулся к слугам на испанском, приказав им забрать багаж и отнести в номер Диего, затем снова повернулся к Колдмуну. – Вы говорите по-испански? Впрочем, не важно, мы будем обсуждать наши дела на английском. – Нет, не говорю, и спасибо за вашу любезность. На самом деле Колдмун бегло говорил по-испански, но решил, что будет полезней скрыть это обстоятельство. Армендарис помолчал, а потом сказал: – Aŋpétu wašté[139]. – Taŋyáŋ waŋčhíyaŋke[140], – вздрогнув от неожиданности, ответил Колдмун. – Рад, что вы все-таки говорите на языке лакота.