– А этот хозяин – кто он? Колдмун улыбнулся в ответ: – Бешеный Конь. – Бешеный Конь? Ух ты! Не сказал бы, что много знаю о нем. – В отличие от большинства лакота, он никогда не прикасался к вещам белых людей. Даже перед смертью Бешеный Конь отказался лечь на кровать и умер на полу. Его никто не побеждал в битве и не брал в плен. Он сдался добровольно. Бешеный Конь не позволял себя фотографировать, поэтому мы даже не знаем, как он выглядел. – Как бы он ни выглядел, похоже, чувак был крутой. – О да, – улыбнулся Колдмун и постучал по фотографии. – Он унаследовал «счет зим» от своего отца, которого тоже звали Бешеным Конем. Но этот счет начал вести его прадед. Клерк из агентства Красного Облака[132] в Небраске, подружившийся с ним, видел и описал эту шкуру, отметив, что она принадлежала крупному бизону. Он также видел многие картинки. Бешеный Конь держал шкуру скатанной в углу своего типи[133], но часто разворачивал ее по чьей-нибудь просьбе и рассказывал об истории племени. После того как его убили, «счет зим» пропал, – вероятно, шкуру забрал тот приятель-клерк. Приятеля так и не нашли. В наше время эта шкура стала чем-то вроде Святого Грааля: потерянная для истории, так и не обнаруженная. Но многие убеждены, что она все-таки существует. – И ты ее нашел? – Waslolyesni![134] Никто ее не находил. Ее изготовил по описанию художник из лаборатории в Куантико. Очень искусная подделка. – Колдмун положил фотографию в карман и похлопал по нему. – Довольно лакомый кусок, сказал бы я. – Это и в самом деле rara avis[135] среди артефактов коренных американцев. Я вылетаю обратно сегодня ночью. – Что? – Ага. Похоже, у Армендариса и впрямь зачесалось, так что я прилечу под утро с красными глазами. – Господи. – Я работаю под прикрытием, выдаю себя за потомка Бешеного Коня. Этот «счет зим» тайно переходил от отца к сыну, из поколения в поколение, пока не достался мне, а я решил продать его… И стал предателем своего народа. У меня с собой много фотографий, чтобы показать ему. Проблема в том, скажу я, что оригинал весит двести фунтов, а длина его в свернутом виде – восемь футов. Если Армендарис хочет заполучить эту шкуру – а он таки хочет, – то должен сам вернуться в Штаты. С чертовой тучей денег. Д’Агоста покачал головой: – И когда ты собирался мне все это рассказать? – Эй, я два дня места себе не находил. Не хотел ничего говорить, пока операцию не утвердили. Вообще-то, я не сделал ничего особенного, только придумал приманку, чтобы выманить его в Штаты. Об остальном позаботился наш отдел международных операций – изготовили поддельные фото, потом осторожно вышли на контакт с Армендарисом, так чтобы не вспугнуть его. А я получил зеленый свет всего два часа назад, и теперь все внезапно перешло из режима ожидания в режим боевой тревоги. – Он замолчал и глотнул пива. – Я рад, что мы смогли переговорить с глазу на глаз. Прости, что оставляю тебя здесь, а сам буду оттягиваться в Южной Америке. – Не надо извиняться. Произошло кое-что непредвиденное. Я передал дело капитан-лейтенанту Вейбранду из убойного отдела в центре города. Он настоящий профи в такой ерунде. Колдмун нахмурился: – И когда ты собирался мне все это рассказать? – Прямо сейчас. Для этого я тебя и позвал. Колдмун следил за тем, как д’Агоста вертит в руках недопитый стакан. Он не мог утверждать, что хорошо знает этого парня, но все же повидал достаточно, чтобы понять: это правильный коп. Он убил на это столько времени и, главное, болел за дело. Колдмун понимал, что д’Агосте досталась самая грязная часть работы, но все-таки он был настоящим профессионалом… Так почему же он передал дело? – Непредвиденное? Что именно? – спросил Колдмун. – Другу понадобилась моя помощь. «Другу». «Непредвиденное». Внезапно Колдмун все понял. – Пендергаст, – сказал он. – Так ведь? Д’Агоста в изумлении уставился на него: – Но, черт возьми, как… – Не забывай, что я работал с ним по трем делам, – рассмеялся Колдмун. – «Произошло кое-что непредвиденное» – это как раз в духе Пендергаста. Итак, чем ты занимаешься для него? Что-то официальное или левый заказ? Д’Агоста облизнул губы. – Левый. Колдмун устроился поудобнее и приготовился слушать. – Уверен, ты знаешь, что Пендергаст в последнее время был не в себе, и знаешь почему. И тебе известно, куда пропала Констанс. Ты назвал это «долгой, безумной историей». Колдмун не ответил. Что-то сжалось у него в груди. Д’Агоста осушил стакан. – Так вот, ты был прав, – продолжил он. – История безумная, как опрысканный дихлофосом таракан. И она еще не закончилась. – Что ты хочешь сказать? Теперь д’Агоста в свою очередь доверительно наклонился вперед: – Ты хороший человек, Армстронг. Давай поделимся тем, что знаем? Ты расскажешь о том, что случилось с Констанс, а я – о том, что собирается делать Пендергаст. Колдмун помедлил, потом улыбнулся во весь рот. – Ну хорошо. Дело было так: с помощью прибора, спрятанного в подвале саваннского отеля, Констанс отправилась в прошлое, в параллельную вселенную, чтобы спасти от смерти брата и сестру. Д’Агоста снова наполнил стакан. – Пендергаст перевез этот прибор из Саванны сюда, в город, в свой особняк. Колдмун потрясенно замер. Он знал, что это стало тяжелым ударом для Пендергаста, что он страдал из-за потери Констанс или чувствовал свою вину, а скорее всего, и то и другое. Но такого Колдмун никак не ожидал. – Так ведь прибор сгорел ко всем чертям! – Сгорел, да не совсем. – И что Пендергаст с ним делает? – Открывает портал в Нью-Йорк… тысяча восемьсот восьмидесятого года. Ничего безумнее Колдмун не мог представить. – Вот ведь сукин сын! – Он посмотрел на д’Агосту. – Ты уверен, что прибор действует? – Уверен. Мы им уже пользовались. Вчера. – Что? – Я не поверил ему. И сказал, что у него шарики за ролики заехали. Но у него в подвале орудуют Проктор и какой-то высоколобый умник. И он взял меня с собой в тысяча восемьсот восьмидесятый год, чтобы я убедился. – Не пойми меня неправильно, но ты уверен, что это не была какая-то галлюцинация? – Если бы на мне сейчас были те ботинки, в которых я отправился на эту экскурсию, можно было бы соскоблить с них немного старинного конского навоза и приправить твое пиво. Колдмун помолчал, дожидаясь, когда новый сюрприз уляжется в голове. Поразмыслив немного, он решил, что это не такой уж и сюрприз. Вполне в духе Пендергаста. – Чем я могу помочь? – спросил он без лишних слов. Д’Агоста покачал головой: – Не думаю, что ты можешь помочь. Видишь ли, я ничего не понимаю в его отношениях с Констанс… – Я понимаю не больше твоего. – С помощью прибора он тайно следит за Констанс, пытаясь уберечь ее от неприятностей. Но не решается показаться ей на глаза, опасаясь, что она неправильно отреагирует. Ты ведь знаешь, она немного… Д’Агоста не договорил. – Сумасшедшая? Никто еще не пугал меня так… Ладно, не будем об этом. Д’Агоста не сдержал смех. – Армстронг, я побывал в тысяча восемьсот восьмидесятом году. Я видел Констанс. Она живет в особняке и ведет светскую жизнь, выдавая себя за чертову герцогиню. Колдмун проглотил комок, потом смочил пивом внезапно пересохший рот. – Так чего же он от тебя хочет? – Есть там некто доктор Ленг. Енох Ленг. Это он похитил и убил старшую сестру Констанс. Но ты же ее знаешь, она наверняка собирается отрезать Ленгу яйца, а потом скормить их ему же под beurre blanc[136]. Колдмун поморщился. Он понимал, что никогда не забудет, как Констанс, покрытая грязью и кровью, с холодным спокойствием вышла из завесы порохового дыма, оставив позади склеп с мертвыми телами.