— Да, — твердо отчеканил Годренс, — я по доброй воле и с нежной любовью беру в старшие и единственные жены Доренею Марьено и клянусь быть ей верным мужем и надежным защитником, а также старшим братом ее сестрам. — Спасибо, — растроганно шепнула Дора, чувствуя, как по щеке скользнула невольная счастливая слезинка, и решительно подняла с лица кружево покрывала. — Дора… — на миг задохнулся Год, ошеломленный открывшейся ему красотой невесты и счастливым сиянием синих глаз. Невидимая воздушная лапа мягко подтолкнула его в спину, и жених тотчас опомнился, бережно взял невесту за руку и уставился на терпеливо ожидавшего учителя. — По повелению магов плато и позволению правителя Дройвии Изиренса ди Минхора я, магистр плато Вирденс, свободный целитель Ардага, объявляю заключенным нерасторжимый союз между этими любящими людьми, — важно возвестил он, надевая на руку ученика многострадальный браслет. — А теперь идите в святилище и получите одобрение Элторны. В зале стало необычайно тихо, словно кто-то кастовал заклятие оцепенения, и в этой тишине каждый шаг молодоженов раздавался так отчетливо, что они невольно старались ступать осторожнее. Двери в святилище распахнулись медленно, как бы с усилием, но сотни свечей, горевших вокруг стоящей посреди комнатки Элторны, приветливо кивнули входящим теплыми язычками. Жених с невестой остановились напротив замотанной в кружево статуи, подняли взоры на ее строгое, отрешенное лицо и онемели. Элторна смотрела на них с доброй улыбкой, сквозь которую явно просвечивала грусть. — Будьте благословенны, — раздался под потолком нечеловечески безжизненный голос, — и забудьте о тех, кто дерзнул омрачить радость этого дня. Пусть в памяти живет только светлое. Счастья вашему дому. Легкое дыхание ветерка пронеслось над свечами, язычки вытянулись вверх, слились в огромный призрачный цветок, взвились к потолку радужным фейерверком, осыпались вниз светлыми искрами и погасли. Ошеломленные молодожены вышли из святилища под изумленные вздохи не менее потрясенных зрителей, и только теперь придворный маг тальзийской королевы догадался поглядеть на свою невесту. Ее нежно-голубое платье было щедро осыпано маленькими бриллиантиками, переливавшимися в сиянии светильников капельками утренней росы. Поздравления и оглашение даров Годренс слушал вполуха, вежливо кивая в нужных местах и почти не отрывая взгляда от смущенной и невероятно счастливой невесты. Он догадывался, кто сделал им этот баснословный дар, но не желал ни выяснять подробности, ни посвящать в эту тайну так неожиданно обретенную и едва не потерянную любимую. И больше всего жалел, что не сможет посвятить ей ни одного дня, вынужденный вновь вернуться в имение королевы. Да и Рада нужно будет завтра забрать… и неизвестно, как тот отнесется к некоторым поступкам Года. Но одна ночь все-таки в его полном распоряжении есть, и он намерен сделать ее незабываемой, благо учитель подал наглядный пример. — А от нас приглашение в гильдию магов и ключ, — провозгласил Гуранд. — Эти покои в доме ди Сартено отныне принадлежат вам, можете жить там сколько пожелаете. — Спасибо, — от души поблагодарил Годренс, поймал встревоженный взгляд молодой жены и учтиво объявил: — Но у меня есть свой домик, и сегодня мы уходим туда. Большое всем спасибо за праздник, я очень тронут. Обнял Дору за талию и, не дожидаясь возражений, нажал на камни подаренного учителем браслета. ГЛАВА ШЕСТАЯ О разбойнике, лежащем в хижине лекаря очень далеко от кадеток, от Беленгора и даже от Тальзии, и о его отношениях с родичами — Кто учил тебя так делать? — рыкнул огромный медведь редкого рыжевато-серого окраса и крепко прижал молодого мужчину спиной к деревянному топчану, на котором не лежало не только тюфяка, но и простой дерюжки или шкурки. Только куцая побуревшая подстилка из целебных трав, еще недавно бывших свежими и зелеными. — Никто, — нехотя буркнул мужчина, и не пытаясь вырваться из-под тяжелой туши, — но больше я ничего не успевал. Там были девушки. — А почему они у вас ходят без защиты? — Кто тебе такое сказал? — фыркнул Рад и охнул: — Ну чего ж ты так давишь? Хочешь лепешку из меня сделать? — Не хитри и не отвиливай от ответов! — с нарочитой грозностью оскалился лекарь. — Сам знаешь, иначе тебе не удастся прикоснуться кожей к травам, а я на них полфиала зелья вылил. Как пополнишь резерв и встанешь, начну учить и никуда не отпущу, пока не сможешь мгновенно убирать кокон, надоело мучиться с калекой. Так что там про беззащитных девушек? — Неужели ты вправду думаешь, будто Год мог их туда привести, не закрыв? На них на всех амулеты со второй степенью защиты, он учителя просил поставить. Только их светлости об этом не знают, иначе, как ты сам понимаешь, в надежде на амулеты начнут хитрить и перестанут тренироваться в полную силу. А сегодня могли испугаться — запаниковать, побежать, а у кого-нибудь из дебоширов вполне мог оказаться стержень переноса. У Фангерта же был. — Откуда, не успел выяснить? — Вернусь — узнаю. — Не вернешься, — рыкнул медведь, окутываясь туманом и превращаясь в рослого мужчину с плечами молотобойца. — По крайней мере один. Хватит геройствовать. Я сам с тобой пойду и Ортиса возьму с его парнями. И можешь сколько угодно запрещать, если совсем не ценишь нашу дружбу. — Нельзя вам туда. — А тебе можно? — Мне нужно, ты же знаешь. И я не оборотень. — Да? Как интересно! Продолжай. — Дунвар, наливавший в кружку багряную жидкость из керамического кувшина, состроил любознательную физиономию. — Кто же ты тогда? — Обычный человек с примесью вашей крови и незначительными способностями. — Тогда почему же дед Ирхин отдал тебе свой пояс? — Просто я самый близкий его родич по крови, — терпеливо пояснил Дирард прекрасно знавшему это Дуну. — А о том, что такие пояса не могут носить просто люди, он тебе не сказал? — Дунвар поставил напиток рядом с другом и взял в руки ложечку, намереваясь его поить. — Сказал. А ложку убери, я не умирающий. И пока не голоден. — Это лекарство. И если не будешь пить, никуда не отпущу. А от ответа не увиливай. — Ну хорошо… — Неохотно сделав первый глоток, Рад отодвинул руку лекаря, помолчал, тяжело вздохнул и сказал: — Ты забываешь о маленьком исключении из этого правила. Пояс может носить и человек, если у него кроме оборотней были в родне ведьмы или полуэльвы. — Но беловолосые хозяева Эмаельгейл никогда не оставляли своих детей, — недоверчиво прищурился Дун. Несколько секунд рассматривал друга пристальным взглядом, потом хмуро добавил: — А ведьмы на Идрийском полуострове не живут. Им там магии не хватает. — Ну вот видишь, — хмуро усмехнулся Рад, — я всегда вам говорил, что мне этот пояс не положен. Тебе он пойдет значительно больше, ты оборотень в седьмом поколении, травник и лекарь. Из тебя выйдет хороший вожак стаи… может, все же заберешь? — Дирард! — свирепо рыкнул лекарь, и теперь он не шутил. Все флакончики в шкафу отозвались на звук его гулкого баса тонким перезвоном. — Ты снова? — Прости, — кротко вздохнул тот и устало закрыл глаза. — Не хочешь разговаривать, — усилием воли взяв себя в руки, безнадежно отметил Дун. — Значит, понимаешь, что не прав. Как там зовут тебя твои ученицы? Разбойником? Ну так это они тебе сильно льстят. Ты просто мелкий ярмарочный мошенник, знаешь, есть такие — набьют кошель галькой и с важным видом ходят по рядам, пробуют у доверчивых селян сметану и колбасы. — Больше никогда ничего не расскажу, — хмуро пообещал Рад. — И не надо. Теперь я буду рядом с тобой и сам во всем разберусь. — Я же сказал! — И я сказал. И могу напомнить, кому я слово давал за тобой присматривать. Но раньше не мог на этот ваш Идрийс попасть, да и магии не хватало. А теперь меня Год перенесет, вместе с парнями, и силой поделится. — Когда он такое пообещал? — возмущенно нахмурился разбойник, приподнимаясь с топчана. — Куда?! — тотчас прижала его к поблекшим травам тяжелая рука медведя. — А слово Год дал, когда тебя притащил. Я на него напустился, а он так и сказал, что один не успевает присматривать за всеми. Фанья ведь весь день возле своей госпожи. — А за вами он успеет следить? — проглотив очередную ложку густого настоя трав и ягод на меду, угрюмо осведомился Рад. — В Тальзии ведь оборотням нельзя свободно ходить куда захочешь. Напасть могут в любом месте и в любое время. — Но у нас амулеты не хуже твоего, — деликатно напомнил медведь. — И коконы полные, — едко закончил за него Рад. Помолчал, поглядывая на спокойное лицо ничуть не смутившегося кузена, и нехотя признался: — Зато меня в таких вот случаях, как сегодня, спасает именно та, непонятно чья кровь. Словно кто окошко открывает — сила льется ручьем, и кокон стазу становится непроницаемым именно с той стороны, откуда грозит опасность. — Так почему же тогда у тебя кожа на спине словно ошпарена? Разве Годренс не мог подлечить? — Как только с крыши перестал течь жидкий огонь, кокон стал таким же, как обычно, — пожал плечами советник, — а одежда тлела. Ну и обожгло… А Году лечить я не позволил. С этим и ты прекрасно справишься, а ему держать защиту над всем поместьем. — Тебе нужно учиться управлять своим даром, — твердо объявил Дун. — Не может кокон пропадать и появляться нежданно-негаданно, вызывать его ты должен по собственному желанию. Ведь, сам подумай, насколько твоя жизнь зависит от случая, от каких-то внезапных эмоций и нечаянных мыслей. Вот потренируешься несколько дней и поймешь, какие именно чувства мешают тебе стать хозяином собственного дара. — Дун, ты думаешь, я не догадываюсь об этом? Но нет у меня на это ни сил, ни времени. Враги все время наступают на пятки, не дают ни передохнуть, ни подготовиться к следующей атаке! И если я на день отвлекусь, могут обойти. — Надо говорить — наступают на хвост, — поучительно поправил Дун. — И послушайся нашего совета, попроси помощи у учителя Годренса. Магистры никому не отказывают, особенно тем, на кого нападают. — Нет. Нельзя нам привлекать чужаков. Тем более — магов с плато. Князья и из-за меня на нее смотрят косо, до сих пор никто из королей не назначал советниками простых воинов, даже если они были трижды героями. А я еще и Годренса привел. — Ну на нее они косо смотрят с тех пор, как погиб Иглунд, а она никого из них не выбрала себе ни в мужья, ни в регенты, — фыркнул Дун пренебрежительно, отставил чашку и скомандовал: — Повернись! Ну вот, теперь значительно лучше. Можешь одеваться. Вечером возьмем у Года зелье, я сам тебя намажу. — И в кого ты такой упрямый? Не возьму я вас. — Упрямый я в деда, как и ты. А возьмет нас Год, мы уже договорились, парни вещи собирают. Хотя он сказал, ничего не нужно. — Там действительно все есть. Дирард окинул взглядом каменные стены, чисто вымытые, но не завешенные даже шкурами, и огорченно стиснул зубы. Нужно бы сходить на ярмарку, купить им ковров, мебели, занавесей… но некогда. А денег Дун не берет, говорит, для них иметь свой дом — и так огромное счастье. Когда Годренсу удалось отыскать родню Дирарда, оборотни жили в небольшой охотничьей хижине на самом севере Арханы и держали все ценные вещи и младших детей в лесном шалаше. Избушка была занята ими самовольно, и в любой момент мог появиться законный хозяин. Рад подавил расстроенный вздох, припомнив, как перепугались оборотни в тот летний день девять лет назад, когда на полянку перед хижиной вышли из портала двое хорошо одетых мужчин. Причем один был в серой мантии маглора. Годренс очень ценил подарок учителя и надевал только в тех случаях, когда опасался, что договориться миром не удастся. Женщины мгновенно окутались седой дымкой коконов, похватали малышей, живших с ними в избушке, и самый ценный скарб и метнулись в чащу. Больше всего Рада потрясли в тот момент именно эти малыши — грудные, ползунки, больные… ни один из них даже не пискнул, не то чтобы зареветь. Все мужчины, кто постарше и посильнее, встали за это время перед избушкой с самым покаянным видом, давая возможность уйти через окно в задней стене всем остальным, как они позже признались. И держали наготове не кинжалы, а кошельки, гадая, в какую сумму обойдется им самоуправство. Герцог Эфройский, почти единолично правивший в те времена Ардагом, был очень суров ко всем нарушителям закона.