Они очень удивились, прямо-таки поразились, когда Годренс вежливо осведомился, где можно найти Сенарга, сына Ирхина. — А откуда вы его знаете? — еще не успел прозвучать осторожный встречный вопрос, а дверь избушки уже распахнулась и на пороге, опираясь на рогатину, появился согнутый годами и невзгодами седой старик. Внимательно рассмотрел незваных гостей удивительно ясными желтоватыми глазами и неожиданно затрясся, как будто увидел нечто невероятное. Протянул руки, прохрипел какой-то непонятный звук и вдруг, выронив свою палку, упал с крыльца навстречу незнакомцам. Дирард невольно шагнул в ту сторону помочь ему подняться, но оборотни и сами уже подхватили старика, бережно усадили на широкий пенек. А он все мычал нечто нечленораздельное, рвался к Раду, и по его морщинистому лицу светлыми каплями катились редкие слезинки. В горле парня встал тугой комок, он и сам не смог бы сказать в тот миг ничего вразумительного. Только ощущал, как постепенно тает в душе намертво смерзшаяся глыба старых обид и злых подозрений, а на ее месте прорастает робкая, как первая весенняя травинка, надежда. И вместе с ней просыпается печальное понимание: вовсе он не предавал его мать, дерзкий и ловкий оборотень, сумевший перебраться через Восточные горы и пройти в Тальзию мимо бдительной охраны башни Салмейт. Их род тогда уже искал место, куда можно было бы уйти от бед и напастей родного Ардага. — Так он не вернулся? — тихо спросил Годренс у рыжеватого богатыря, пытавшегося напоить старца каким-то зельем. — Нет, — выбралась из-за мужских спин немолодая женщина в мужских штанах и длинной, до колен, рубахе. Подошла к Раду, внимательно изучила его лицо, кривя губы и смешно, по-кошачьи, морща нос. Кому-то другому юный граф вряд ли спустил бы подобную фамильярность, но спорить с этой оборотницей почему-то не хотелось. Не было в ней ни грана хитрости или подозрительности — наоборот. Небольшие черные глазки смотрели так доброжелательно и открыто, что становилось как-то тревожно за эту чересчур доверчивую женщину. Очень нелегко живется таким и среди прижимистых, подозрительных селян, и среди бдительного и пройдошливого городского люда. — Это он, — уверенно объявила женщина, обернувшись к сородичам, и внезапно, подняв руку, громко закричала: — Луся! Возвращайтесь! Молодой вожак приехал! Дед, — это она уже смотрела на плачущего старца, — ну что же ты так расстраиваешься? Мы ведь его уже сто раз оплакали… Сенарга нашего… соколика ясного. И даже не подозревали, что он успел где-то сыночка родить… нам на счастье. Или ты не рад? — Ы! — гневно блеснул глазами старик. Женщина тотчас ринулась к нему, шлепнулась перед вожаком на траву, обняла босые старческие ноги, виновато потерлась щекой об острую коленку: — Не обижайся на меня, отец, и сам знаешь, нам сейчас вовсе не плакать нужно… Услыхала хозяйка Эмаельгейл наши молитвы, послала спасение. Молод он и умен, и зла в нем нет. Была боль… но теперь проходит. Так каково твое решение? — Не слишком ли ты его торопишь, мать? — хмуро пророкотал великан. — Может, мы сначала за столом посидим, поговорим? — Ы! — снова громко возразил старец и сделал Раду знак приблизиться. Тот шел спокойно, зная доподлинно — защита Года убережет от любых сюрпризов. Да и сам дроу ни за что не прозевает внезапного нападения или ловушки, недаром ведь снаряжался в это путешествие как на войну. Однако поступок старого оборотня оказался полнейшей неожиданностью для них обоих. Старец медленно и важно снял с себя потертый серебряный пояс с ножнами, из которых виднелась украшенная камнями рукоять кинжала, благоговейно поцеловал сверкнувшее заговоренной сталью лезвие и почтительно протянул артефакт Дирарду. Замерли настороженными статуями оборотни, за спиной графа что-то предостерегающе пробормотал Годренс, но Рад ни на миг не засомневался и не промедлил. Откуда-то знал, как обидятся его новые родичи, если в этот важный момент он заколеблется либо выкажет подозрительность или страх. Он взял пояс в руки, так же, как прежний хозяин, поцеловал лезвие, с изумлением ощутив, как нагрелся в ответ металл, и поспешил застегнуть его на торсе. А в следующее мгновение потрясенно замер, рассмотрев короткую, как молния, вспышку света и ощутив, как плотно обнял тело неведомый артефакт. — Ого, — пораженно присвистнул Годренс, но тут же спохватился, почти серьезно поздравил: — С новым званием, ваша светлость! — Это не звание, а должность — вожак стаи, — тихо поправила женщина, продолжая сидеть у ног бывшего вожака, и еще тише намекнула: — По нашим правилам ты должен сейчас угостить свою стаю, у нас мясо есть, можем уступить… — Может, лучше я принесу? — деликатно предложил Год. — Неси ты, мы пока познакомимся, — сразу принял решение Рад, кивнув другу, намного больше его знавшему об обычаях оборотней. Начинать так непредсказуемо свалившееся на него правление стаей с займов казалось неправильным, и облегченные улыбки, появившиеся на посветлевших лицах оборотней, подтвердили правоту его подозрений. Хрустнул стерженек переноса, и едва Год исчез, женщина легко поднялась с земли и скользнула к новому вожаку. — Меня зовут Беона, а это — Ирхин… твой родной дед по отцу. А мать твоя жива ли? — Нет, — без запинки привычно солгал Рад и уверенно перехватил инициативу: — А меня зовут Дирард Шаграйн и живу я на Идрийсе. А тут учусь… Годренс учит меня защищаться. — Ты доверяешь этому дроу? — напрямик спросил великан, и по тому, как насторожились все оборотни, Рад понял, что этот вопрос живо волнует их всех. — Да, — твердо ответил он и усмехнулся, вспомнив случай, столкнувший его с магом. — Мы дружим уже почти три года. Сначала я спас его, потом он не раз выручал меня… Если бы не упорство Года, сам я никогда не смог бы вас найти. Говорить новой родне о том, как долго пришлось дроу уговаривать его познакомиться с родней, граф Шаграйн не собирался. Мало ли больших и малых ошибок мы совершаем в жизни, не стоит о них вспоминать, если в конце концов выбран верный путь. — Ты готов? Годренс пришел, — заглянул в комнату Дунвар, бесцеремонно вырывая вожака из плена воспоминаний, и Рад со вздохом шагнул к двери. Все-таки очень мало времени и внимания он уделяет своей стае, после того как перевел ее сюда, в купленное Годренсом на свое имя маленькое поместье, расположенное в отдалении от всех городов и селений на северо-западном склоне Западных гор. Когда-то здесь было хотя и маленькое, но самостоятельное королевство Архана, однако один из предков короля Георгиуса присоединил его к Ардагу, женившись на единственной арханской принцессе. — А вы с ума, случаем, не сошли? — ошеломленно охнул граф через несколько минут, рассматривая кучку так хорошо знакомых парней, его верных воинов из отряда Черных волков. — А кто будет женщин и детей охранять? — Тут еще почти десяток взрослых мужчин и несколько подростков остается, — уверенно сообщил Дун. — А оборотней в Ардаге после договора, который заключил Лоурден с дроу, никто не трогает. Боятся Иридоса, главу дома ди Тинерд. — Вы жалеете, что не пошли к нему? — невольно сорвалось с губ Дирарда, и он сердито нахмурился. — Неужели ты сомневаешься? Ну конечно же нет. Ты пришел в самый тяжелый для стаи момент, не колеблясь принял нас, купил жилье, а Год вылечил деда… — Дун резко прервался и подозрительно уставился на вожака. — Может, тебе просто не хватает хороших слов? Так скажи, мы будем устраивать ежедневные вечерние восхваления. — Это я буду устраивать вам ежедневные утренние нагоняи, — притворно рассердился Рад. — И Году тоже! Наобещал вам, не посоветовавшись со мной, а теперь стоит и веселится. Годренс! Ты думаешь, я не вижу твоей блаженной улыбки? — А? Улыбка? — невпопад спросил маг и вдруг расплылся еще шире: — Но это не потому… просто я женился. ГЛАВА СЕДЬМАЯ О странностях любви, привередливых фрейлинах, настойчивых мужчинах и неожиданных поворотах судьбы — Вот скажи, чем я ей нехорош? — расстроенно спрашивал кого-то за кустами мужчина, в котором Бет по голосу опознала рыжего весельчака Мишеле и сразу же поспешила свернуть на боковую тропинку. — Ты же не объясняешь всем влюбленным в тебя юным графиням и баронессам, почему воротишь от них нос? — устало буркнул в ответ Ительниз Габерд. — Ну попытайся послать ей цветы или спой, тут сейчас не осталось никого из тех придворных острословов, которые могли бы высмеять тебя за серенаду. — Мне плевать на их плоские шуточки, — невесело пояснял все удаляющийся голос рыжего графа. — Я боюсь отпугнуть ее чрезмерной назойливостью. «Когда это мужская настойчивость пугала не привыкших к вниманию бесприданниц?» — хмуро фыркнула Бетрисса и снова вернулась на центральную дорожку, ей нужно было добраться до той из клумб, на которой она заприметила сизые метелочки садовой мяты. Не самое сильное успокаивающее, зато хорошо знакомое, матушка Тэрлины постоянно пила мятный чай и всех убедила, что это лучшее средство от бессонницы и приходящих по ночам невеселых дум. Конечно, проще было бы попросить горстку у прислуги, но они могут доложить Аньяте, а та забеспокоится, прибежит с вопросами. После памятного объяснения домоправительница считала своим долгом особо опекать Бет и смотрела на нее преданным взглядом верной собаки. И у мага нельзя попросить какое-нибудь немудреное зелье. Он о чем-то догадывается, и лицо сразу становится такое виновато-замкнутое, что пропадает всякое желание к нему подходить. Клумба оказалась ближе, чем помнилось Бетриссе, и она споро срезала маленьким ножом пучок знакомых веточек. Добавила к ним для маскировки крупных лиловых колокольчиков и дюжину нарядных ромашек, завязала получившийся букет платочком и повернула назад. Но не успела сделать и нескольких шагов, как дорогу ей уверенно заступил подтянутый, хорошо сложенный мужчина, в котором старшина кадеток сразу узнала собственного мужа. В отлично сшитом дорогом костюме и отделанной торемскими кружевами белоснежной рубашке он казался минуту назад сошедшим с крыльца модного портного и выгодно выделялся среди оставшихся в Беленгоре господ. И это обстоятельство, несомненно, весьма привлекательное для дам всех возрастов, заставило кисло поморщиться герцогиню Лаверно. Бет более чем отлично знала, как непросто живется женам таких франтов. Им приходится изо всех сил следить за модой и фигурой, целыми часами терпеть бесцеремонные руки банщиц, массажистов, цирюльников, камеристок, модисток и еще невесть кого. А на балах и приемах не наслаждаться танцами и кушаньями, а неусыпно следить, не получил ли благоверный тайный знак или послание и не исчез ли с очередной прелестницей в запутанных коридорах королевского дворца. — Вы позволите вас проводить? — рассмотрев в сгущающихся сумерках появившееся на серьезном лице жены страдальческое выражение, с преувеличенной вежливостью осведомился Тайвор. — Да, — сухо усмехнулась Бетрисса и шагнула вперед, не желая брать его под руку. — Вам не кажется, ваша светлость, что нам нужно поговорить? — спустя пару минут так же вежливо осведомился герцог, указывая в сторону беседки, мимо которой они проходили. — Не кажется, — почти огрызнулась Бет и тотчас, опомнившись, чуть мягче пояснила: — После сегодняшнего происшествия я разлюбила беседки. — Понимаю, — мягко произнес Тайвор, догоняя жену и искоса поглядывая на ее четкий профиль. — Но тогда где и когда? Бет с удовольствием сказала бы: «Через три года», но, увы, не имела такой возможности. Ничем он пока не заслужил столь грубого обращения. Наоборот, вступил в бой с обнаглевшими прихлебателями Фангерта, не сбежал вместе с придворными из Беленгора и ведет себя очень предупредительно, не требуя от Бетриссы никаких супружеских обязанностей. И даже за столом не стремится сесть рядом. Но кто знает, надолго ли хватит учтивости так внезапно появившегося мужа, если позволить ему сократить между ними расстояние? Всем известно, мужчины большие собственники и считают своей любую территорию, куда хоть раз ступила их нога. Но и идти в его покои тоже глупо… даже маленькая уступка может очень легко превратиться в обязанность. — Мне нужно заварить чай, — нехотя приняла решение Бетрисса, когда они добрались до крыльца, — но позже, примерно через полчаса, мы можем встретиться в оранжерее. — Буду ждать, — твердо заверил герцог, отрезая ее светлости все пути к отступлению, и бережно подхватил ее под локоток. — А помочь вам подняться по лестнице — мой долг. — Да? — неожиданно весело фыркнула его жена, сразу припомнив предупреждение Фаньи о завтрашней тренировке. Выдернула руку, сунула вместо нее букет и, сжалившись, предложила: — Лучше несите это, чтобы я не надорвалась. А сама легко пошла впереди, не желая смотреть на разочарованное лицо франта, в которого нежданно превратился бывший отшельник. И упорно отказываясь даже мысленно признавать себя чересчур строгой и неуступчивой. В конце концов, она же подписала обязательство не встречаться с ним три года, и никто пока этого правила не отменил. Вот вернется завтра разбойник, тогда и станет понятнее, остаются ли в силе старые порядки. А чуть позже, заваривая для Тэри чай и искоса поглядывая на букет, который при расставании муж умудрился вручить ей так многозначительно, словно собрал собственноручно, Бетрисса перебрала в памяти весь их разговор и расстроилась. Слишком уж легко ему удалось вырвать у нее согласие на свидание, не приложив к тому особых усилий и не мучаясь сочинением убедительной речи или сонета. И даже не затратив ни медяка или собственного труда на приготовление хотя бы простенького подношения. И это значило только одно: за годы, проведенные в замке Ульгер, Бет совершенно отвыкла думать о себе как о достойной счастья и мужского внимания женщине и не изменила своего представления до сих пор. Хотя и видела по утрам в зеркале очень привлекательную молодую особу, да и заинтересованные взгляды придворных тоже не могла не замечать. Но не сочла их ни важными, ни нужными, по ставшей правилом привычке отложив устройство собственного счастья на неопределенный срок. И если честно признаться самой себе, то и не хотелось ей пока ничего менять, хлопотно это и не так-то просто. Времени и сил, и обычных, и душевных, возьмет много, а доставит ли хоть какую-то радость — неизвестно. Зато непременно принесет заботы и тревоги, вот в этом можно не сомневаться. А у нее сейчас тренировки и учеба, обязанности старшины и фрейлины, да еще и непременное переодевание не менее трех раз в день. Придворным дамам непозволительно приходить к завтраку и обеду в одном и том же платье. К тому же и девушки нуждаются в ее помощи и советах, и за Карлом нужно приглядеть, ее светлость маркиза Ольмия Дарве Ульгер сляжет, если с сыном случится беда. Но самая ее главная забота — это Тэри, так неосмотрительно влюбившаяся в мужчину, с предельной откровенностью избегающего всяких намеков на флирт. Он никогда не позволяет кадеткам в отношении себя ни малейшей фамильярности, и сам не отпускает даже невинных шуток, не говоря уж о комплиментах. Самый верный признак осознанного нежелания разбойника заводить как серьезный роман, так и мимолетную интрижку. И значит, придется неусыпно следить за воспитанницей, помнит Бет, на какие поступки могут толкнуть девушку боль и отчаяние неразделенной любви. Вот поэтому и не станет она ни о чем договариваться с этим как снег на голову свалившимся на нее мужем. Но на свидание пойдет — просто из вежливости. И сразу же скажет ему, чтобы не тратил зря на нее время и не надеялся ни на какие любезности. А лучше всего пусть возвращается в столицу и радуется жизни. Бетрисса придвинула к постели Тэрлины маленький столик, поставила на него чайничек и чашку с чаем и поспешила в свои покои привести себя в порядок.