Истэчи не побоялся вырасти на пути у призраков, и я, зарубив последнего мечника, приставил к шее колдуна меч. — Останови призрачных воинов! Иначе тебе конец! — Отец, убей его! — завизжал колдун. — Бей сверху! Я смогу прикрыться! Бей! Я не мог отвести от него взгляд и посмотреть, что там, вверху, да ещё и тьма с каждой секундой становилась всё гуще. Однако рёв над нами раздавался просто ужасающий. Казалось, отец колдунишки сам превратился в дракона и несётся прямо на нас! * * * *Рогатина являлась увеличенным, усиленным и утяжелённым копьём. Она изготавливалась на основе прочного древка большей толщины длиной, сопоставимой с ростом человека. Перо такого копья чаще всего имело лавролистную форму; длина наконечника могла достигать 500–600 мм. **Лаэрт — персонаж трагедии Уильяма Шекспира «Гамлет», сын канцлера Полония, брат Офелии. Представляет собой «классический тип мстителя». *** «Уноси готовенького!» — сточка из «Песни о шпаге» из кинофильма «Достояние республики». Глава 23 Колдунишка — Назад! — заорал я Истэчи, упал на колдунишку и перекатился вместе с ним, не убирая меча от тощего горла. Будь мой пленник хоть чуть-чуть расторопнее или тяжелее, он вывернулся бы из моего не особенно сильного захвата. Но колдун обмяк, чуя горлом смертельное лезвие. Трус он был всё-таки редкостный: я телом ощущал, как его трясёт от страха. Мы покатились вниз, но влетели в труп копейшика. Там я сумел затормозить падение и глянуть вверх. Зрелище было эпичное. Колдун — папаша колдунишки — стоял на спине дракона в сиянии молний, как громовержец. А его зверь снижался, распахнув крылья. Вот только планировал дракон колдуна как-то уж очень безвольно — голова и хвост свисали, словно животное было ранено или обессилено. Я, конечно, плохо разбираюсь в драконах, но похоже было, что бедняге досталось сегодня на орехи. А от кого? Мать твою! В хвост ему заходил третий дракон, помельче и без седока. И вот этот был — просто живчик: поджал крылья, выкинул вперёд когтистые лапы… Бац! И мелкий вцепился в того, на котором летел колдун! Оба зверя, кувыркаясь и роняя всадников, полетели прямо на нас, терзая друг друга зубами и когтями. Над ними взрывались молнии колдуна, словно праздничный фейерверк! Дракон погонщика поджал крылья и вошёл в пике, пытаясь то ли присоединиться к драке, то ли разнять ополоумевших собратьев. Если на меня сейчас свалятся все трое… Я схватил колдунишку за шиворот и толкнул вниз по склону. И мы опять покатились, собирая спинами камни. И вовремя! Земля под нами содрогнулась — драконы рухнули прямо на каменный козырёк, нависающий над тропой! Миг, и козырёк обвалился, а драконы полетели вниз, увлекая за собой лавину камней! — Ни хера себе! — сказал я, с удивлением отмечая мальчишеский восторг в собственном голосе. — Ни фера спе! — радостно повторил над моим ухом Истэчи. «Цел, свинёнок, — подумал я с облегчением. — А Темир где?» Я поднялся, таща за собой колдунишку. Встать я ему не дал — на колени поставил. Иначе мне не с руки было держать меч у его горла — он был выше меня примерно на полголовы. Нужно было оглядеться — но как? Молнии колдуна погасли, и я почти ничего не видел в специфической темноте между гор. Глазам надо было чутка привыкнуть, но риск… Колдун вполне мог выскочить сейчас на меня. Он или валялся под камнями вместе с тушами драконов, или свалился до удара об скалы. Вдруг не разбился? Вот же ещё проблема! Хотя… Призрачные воины исчезли — их бы я разглядел, они светились во тьме. Значит, колдун или издох, или пострадал достаточно сильно, чтобы не расходовать колдовскую энергию понапрасну. — Истэчи, — прошептал я. — Ты что-нибудь видишь? — Вижу плохо, слышу хорошо! — отозвался приятель. — Крылья шумят! Это Темир летит. Зови меня Шуну. Так хорошо будет. Я угукнул. Сообразил, что рядом чужак, пленник, а при нём воинские имена не произносят. Потом прислушался, но ничего не услышал. Плохо, как сказал бы мой приятель Истэчи. Глухой я, похоже. Не охотничий у меня слух, не тренированный. — Надо огонь зажечь, — подал голос Истэчи. Только по голосу я и определял, что он бродит вокруг меня. Голос то приближался, то удалялся. — А зачем? — удивился я. — Чтобы Темир нас увидел. Темно волку — садиться плохо. — А он всё ещё в воздухе? — Я-то думал, брат на посадку заходит. — А где? — удивился Истэчи и напомнил: — Волки не летают ночью. Темир не знает, как сесть — везде острые камни. Кружит. Надо дать ему знак. Легко сказать — огонь. И где бы мы взяли дрова? Я стал прикидывать, куда мы примерно скатились. Раз обвалом нас не задело — мы сейчас справа от козырька. Чуть дальше — лагерь, но дров там нет. Там вообще ничего полезного для нас нет, всё сгорело. Чтобы разжечь огонь, нужно добраться до убежища в овраге. Разве что… Колдунишка совсем сомлел, и я пошевелил мечом, приводя его в чувство. — Эй, ты! — сказал я грозно. — А ну, сделай самую маленькую молнию! Только без глупостей! Дёрнешься — зарэжу! На колбасу пущу! Слышишь меня, трусливая тварь? Колдунишка закивал и всхлипнул. Я бы не увидел кивка, так было темно, но держал меч на его шее, и движение ощутил. — Надо связать колдуна, — сказал Истэчи с опаской. Он боялся этого мелкого трусливого пацана. Как же — он молнии делать умеет. — Будет слушаться — вязать не станем, — сказал я и легонько пнул колдунишку, чтобы не обольщался. — А не будет слушаться — скрутим самыми толстыми верёвками! — Я пнул пленника ещё раз. — Всё понял? Колдунишка закивал, взвизгнул от боли — лезвие было острым — и закричал: — Понял, понял! Убери меч! Я ослабил давление. Колдунишка задвигал руками, и между пальцев его зародился крошечный огонёк. Истэчи, никогда, наверное, не видевший процесс создания огня так близко, шумно и с завистью вздохнул. Колдунишка растопырил пальцы — и огонёк послушно повис в воздухе. Это была не молния, а что-то иное, похожее на язычок пламени. Он выпал из белых тонких пальцев и начал разгораться прямо на камнях. — Ни фера спе! — сказал Истэчи. — Ни хера, — поправил я. И похвалил колдуна: — Ну вот, можешь же делать что-то полезное. Но нет, нужно было сжигать наш лагерь. Зачем ты это сделал? Что там искал, а? Я двинул рукой и, наверное, сильно прижал нежную шейку. — М-меч убери, — попросил колдунишка. — Больно. — Разбежался, — усмехнулся я. — Ты же обещал! — взвизгнул он.