— Во бабы, дают, — сказал Темир и задрал рубаху, ища завязки штанов. — Не хотела за одного замуж. Мало ей было! Щас много получит! Истэчи фыркнул. Дальнейшее развитие событий и ежу было понятно. Вот только допустить его я не мог. Может, я и не добрый, но у меня — свои принципы. И менять их я не намерен. — Ты куда разбежался? — окоротил я брата. — Это моя ведьма. Я её поймал. — Ну, так не лопнуть же тебе? — удивился Темир. — И нам оставишь. Я быстро перебирал в памяти всё, что видел в деревне. Там, вроде бы, жили семьями. Значит, что такое брак они уже понимают. А что если… — Так я, может, жениться на ней хочу! — объявил я. Истэчи сглотнул слюну и икнул от неожиданности. — Ну, ты и!.. — Темир обиженно засопел, выругался и… полез из убежища. А следом за ним Ойгон и Истэчи. Старший брат обернулся в проёме, предупредил: — Только быстрее женись, а то спать сильно хочется! Чтобы не как волки — по два часа туда-сюда дёргаться. Мы оглядимся пока, не бродит там где колдун? А ты давай, жми! Глава 25 Евмать В свете огонька жирника — масляной свечки, что смастерил Ойгон — личико колдуньи казалось потерянным и потусторонним. Вот не будет в другой раз из дому бегать. Отец хотел её за нормального мужика выдать, а не дефлорацию предложить на мешках с оружием. — Зовут-то тебя как? — мрачно спросил я новоявленную жену. — Ш-шасти, — выдавила она сквозь застучавшие от страха зубы. — Клянись, Шасти, что никогда не причинишь вреда ни мне, ни моим друзьям, ни соплеменникам, — сказал я, вытаскивая клинок Камая. — На мече клянись. Если нарушишь клятву, то даже если умру — он сам найдёт тебя и отрежет голову. Я блефовал, но, судя по лицу девушки, «шалость удалась»*. — К-клянусь, — пролепетала она. — Повторяй за мной! Клянусь, что не причиню вреда моему мужу, который сидит сейчас рядом со мной, каким бы именем его не называли… — Моему мужу… — покорно повторила Шасти. — Барсам и волкам… — Что не причиню вреда барсам и волкам… — И не буду колдовать в лагере без разрешения мужа! Девушка удивлённо подняла на меня глаза, но послушно повторила слова клятвы. А потом произошло то, чего я и сам не ждал. Лезвие меча вдруг засветилось, и по нему побежала огненная вязь придуманных мною слов: «Клянусь, что не причиню вреда…» Колдунья испуганно вскрикнула — об этой особенности меча она тоже не знала. — Видишь? — спросил я. — Меч запомнил твои слова! Помни и ты! Ты теперь — моя жена, поняла! Ну? — я встряхнул девушку. — Поняла, — выдавила она. — Ну, визжи теперь! — велел я. — З-зачем? — совсем растерялась девушка. — Парни ждут, что ты орать будешь, — пояснил я туманно. — Нельзя обманывать народные ожидания. И видя, что Шасти не врубается, прикрикнул на неё: — Визжи, я сказал! — и влепил символическую пощёчину. Она слабенько вскрикнула. — Да громче! Мне что, одежду на тебе разорвать? А в чём ходить будешь? Не трахать же тебя, в самом деле? Убить ты никого не сумела. Вся твоя вина в том, что дура! Визжи! Я потянул её на себя и легонько шлёпнул по попе. Этого оказалось достаточно. Шасти поняла: она заорала так, что песок посыпался откуда-то сверху. — Вот умеешь же, — усмехнулся я, растирая оглохшее ухо. А потом достал нож, чиркнул по запястью и вытер кровь о подол её шёлковой рубахи. Мало ли, как тут понимают этот тонкий вопрос. Спросил: — Ну, чего смотришь? Иди спать. Можешь на сумки лечь, я тут как-нибудь рядом с Буркой устроюсь. И стал пробираться на выход. — Ты куда? — спросила она тихо-тихо. — Покурю пойду. Спи. Я растёр руками запылавшее вдруг лицо и выбрался из убежища в безлунную ночь. Вот же навязалась эта девчонка на мою голову. Я и в родном-то мире жениться не собирался, а тут — тем более. И вообще — рано Камаю ещё «жениться», да и я с малолетками трахаться не нанимался. Тоже мне — восьмиклассница. Сколько ей? Лет четырнадцать? Ну прямо засиделась в девках. Говорят, что Джульетте было тринадцать! Или Татьяне? Возле убежища трое уже «курили» — переминались с ноги на ногу и смотрели по сторонам, дожидаясь от меня какого-нибудь сигнала. — Ну чего, женился? — спросил Истэчи с затаённой завистью в голосе. — Вот же тебе сильно приспичило! — Да дурак! — буркнул я, преисполняясь к себе сочувствия. — Бабы — они такие, — согласился Истэчи. — Как захочется жениться — кушать не можешь. А нельзя! Она уже спит в соседнем аиле. Так что тебе ещё повезло. Я хмыкнул: вон оно как. У Истэчи, оказывается, есть сердечные раны. — Спать, что ли, пойдём? — спросил Ойгон. А Темир даже не посмотрел на меня, обиделся, наверное. Может, тоже завтра кушать не сможет. Попросил: — Вы идите спать, а я — подежурю. Мне надо было остыть и подумать, во что же я вляпался, и какие от всего этого будут минусы. Из планов на будущее у меня была только месть. Я намеревался утвердиться среди барсов, подсобрать информацию — кто-то же видел саму битву? И отправиться в ставку терия Вердена — головы резать. План был, конечно, совсем пока символический — просто черновичок. Но жена, пусть и не настоящая, в кочевую жизнь воина совершенно не вписывалась. Парни покивали и полезли в убежище. Все сегодня устали, даже волки дрыхли без задних ног. Ну, ведь не было вариантов с этой девчонкой!