— Только давай без лозунгов? — попросил я. — Сам вижу, что дело плохо. Но, пока мы живы — отступать рано. Ойгон хмыкнул и сунул Ичину араку: пей, мол, чего тянешь. Тот припал к деревянному горлышку, а Ойгон достал нож и стал кромсать мясо, разделяя по рёбрам. — Это баран, что ли, такой большой был? — удивился я, разглядев, что тут не целый бок, а маленький кусочек от чего-то здоровенного. — Это дракон, — ухмыльнулся брат, продолжая кромсать рёберную часть туши. Она была обжарена совсем слегка, видимо, воины прилетели и только готовились к трапезе. Я вспомнил, что должен соблюдать какой-то дурацкий пост, но… ведь только Тенгри видит? А Ойгон с шаманом уже слегка пьяные, может, и не заметят. Монголоиды ведь быстро пьянеют. А раз никто не видит — то это Тенгри и велел меня накормить! Любит он воинов, заботится. Спасибо ему! Я быстро схватил протянутый Ойгоном кусок и вгрызся в него зубами. В нос ударил ни на что не похожий запах, но на вкус мясо было как мясо. Только не дожаренное. Оставалось надеяться, что желудок Камая к этому приспособлен. Но вообще — неплохо пошло, если привыкнуть к запаху. Очень даже неплохо! Шаман тоже взял себе кусок ребра и молча отдался процессу. Мясо оказалось на удивление мягкое, вроде курятины. Сами ребра, как я и предполагал, — тонкие, почти невесомые. — Хорошо! — сказал Ойгон, обгладывая очередное ребро. — Редко только попадается такая добыча. — А барсы охотятся на драконов? — спросил я. — Дракон без колдуна на загривке — стае крылатых волков не противник. Но в старые горы они залетают редко. А жаль! — Ойгон вытер о плечо жирные губы и приложился к бурдючку, пустив его после по кругу. — До ночи надо бы успеть улететь отсюда, — сказал я, глядя, как птица-солнце не спеша спускается со своего небесного насеста. — До ночи успеем, — кивнул Ойгон. — Так что там на перевале-то было? — спросил я. — Почему барсы не смогли уйти за остатками войска правителя Юри через перевал? — Перевал весь в огне, — пояснил Ойгон, аппетитно чавкая. — А ледяная буря на подходах такая, что ветер сбивает с ног. — Лёд и пламя. — А как вы раньше там проходили? — Духи перевала должны были пропустить нас, — вздохнул Ичин. — Но они меня не послушались. Думаю, это потому, что на мне — грязная, злая рана. Мы договорились с Мергеном — я скоро умру, и он встанет на моё место. И тогда барсы попробуют пройти через перевал ещё раз. Мы отправились с ним в святилище Белой горы. И я передал ему знаки власти. Они уже начали сходить с моих рук, смотри, Гэсар? Ичин снял с больной руки кожаный наруч, плеснул араку на чёрное от раны запястье и на нём проступили знаки — те же орнаменты, браслетами охватывающие руку, что и у меня, только рисунок был иной. И морда барса красовалась между двумя орнаментами. — Знаки уже потускнели, — сказал Ичин. — Мергену нужно было только подождать немного. Но мой преемник стал вести себя странно. На обратном пути он только и делал, что ссорил воинов. А потом жертвенного волка ножом ударил… Зачем? — Ты не знал про «глаз колдуна»? Шаман покачал головой. — Я слыхал про такие камни. Но не знал, что Мерген носил эту дрянь с собой. Он, наверное, решил, что это камень помогает ему, когда я уступил власть без боя. Но единство отряда всегда было мне дороже власти. И жизни моих воинов. Я надеялся, что новый шаман сможет увести барсов через перевал. А если бы мы раскололи наши маленькие силы, терию Вердену не пришлось бы даже посылать сюда колдунов. Мы бы просто перебили друг друга. — Значит, Мерген думал, что камень даёт ему желанную власть и удачу? — Наверное. И потому он молчал о нём. — Но пришла не удача, — кивнул я. — Пришли колдуны Терия Вердена. Камни оказались сродни заложенным мертвецам. Они питались теми, кто носил их, и духи мёртвых постепенно облекались плотью. И когда колдун велел демону проснуться и захватить власть… — Сначала колдун приказал убить тебя, Гэсар, — перебил шаман. — Смерть жертвенного волка — очень дурной знак. — Значит, колдун смотрел глазами Мергена и решил, что я — слишком опасен. А когда увидел меч, способный поражать демонов, — просто взбесился. И сам прилетел за ним. — Когда я был в крепости Арды, на улицах говорили, что меч княжича Камая — из снов Белой горы, — кивнул Ойгон. — Очень сильный меч. Понятно, что колдуны переполошились. — Что значит — из снов? — удивился я. И заметил, как изменилось вдруг лицо Ичина. — Сон у Белой горы — последний этап посвящения в воины, — ответил он вместо брата. — Ты уже был там, просто не помнишь этого. Тебе нужно вспомнить, какое оружие — внешнее или внутреннее ты от неё получил! — Оружие? — я сделал вид, что не понимаю намёка. — Да. Воин засыпает у подножия горы. И просыпается с оружием. Иногда — с невидимым. Но это оружие уже не оставит его при жизни. — И он посмотрел мне в глаза совершенно трезвым и пытливым взглядом. Вот же засада… Шаман догадался, кто я. Меч Камая нашёл хозяина, иначе и быть не могло. Я покачал головой: «Молчи». Он кивнул. Ойгон не замечал нашей игры в намёки. Он жрал драконятину и глаза у него были осоловевшие от еды и молочной водки. — Ты должен верить, что мы победим, — сказал я Ичину. — Теперь я верю, — кивнул он. — Так надо же выпить! — вскинулся Ойгон, откупоривая бурдючок. — У меня ещё Шасти в соседних кустах сидит голодная, — сказал я. Теперь было ясно, что Ичин мне расскажет всё, что сумеет. Не надо больше искать подходы и мосты наводить. А вот девчонка уже, поди, слюной захлебнулась. — Ну, веди свою женщину, — кивнул Ичин. Мяса у нас ещё было достаточно, а о серьёзном мы могли поговорить и потом. Шаману больше ничего не мешало считать меня достойным обсуждения наших дальнейших планов. Может, и к лучшему, что он меня расколол. Я сунулся в кусты в полной уверенности, что Шасти меня ждёт и… Действительно нашёл её на бревне. Похоже, успокоилась моя шустрая ведьма. А ведь могла и удрать. — Пойдём, — сказал я. — Мы всё перетёрли, теперь просто мясо едим. Ты же голодная? Она кивнула и улыбнулась мне. — Голодная. — Ну вот. Я привёл Шасти к обрыву, где мы так уютно устроились. Посадил на камень и вручил кусок драконятины. На душе у меня стало почти спокойно. Секреты у меня ещё оставались, конечно. Например, барсы не знали, что «глаз колдуна» изготовила для Мергена моя маленькая жена. Но это им пока и не надо бы знать. По крайней мере, Ойгону. А Ичину я расскажу потом, что такое эти «глаза». И что тёмная душа «глаза» ещё не вся источилась. Кусок жирного чёрного камня, обёрнутый в кожу, лежал в сумке у Шасти. И я не знал теперь, нужно ли его уничтожать, раз это такая полезная штука? Ичин потянулся за мясом, и Шасти вскрикнула, увидев черноту на его руке. — Ты чего? — спросил я ласково. — Это рана такая, вроде бы не заразно. — Это!.. — Шасти выглядела испуганной. — Это же след Эрлика! Ичин поморщился: — Нижнего бога здесь не называют по имени, — сказал он. — В горах это не принято. Шасти затравленно кивнула. — И что он означает, этот след? — спросил я. — Что его, — Шасти кивнула в сторону Ичина. — Ранили обращённой стрелой. Он обращается в демона. Она посмотрела на меня жалобно: мол, я тут ни при чём, это всё колдуны. Но я и не собирался на неё сердиться. Похоже, только Ойгон не оценил сказанного. Он продолжал жевать мясо с довольной улыбкой на лице. А вот мы с Ичином девушке сразу поверили. Шаман и в самом деле был ранен вражеской стрелой. Она сорвала наруч и чиркнула по запястью. А потом по руке расползлась эта жуткая чернота. Учитывая демонов, что напускали на нас колдуны терия Вердена, всё это было очень похоже на правду.