— Не знаю, — растерялась Шасти. — А Бурка у нас не забалдеет с сырой? — забеспокоился я. — Волкам точно дают сырую кровь, — сказал Истэчи. — Да и как бы им не давать, они сами жрут. — Ну ладно тогда. — Я посмотрел на Бурку, плюхнувшегося рядом с опустошённым котлом: — Ты лежи, выздоравливай. Но лучше больше не ешь, а то тяжело тебя будет тащить. Скоро уходим отсюда. А ты… — я повернулся к Шасти. — Садись рядом с Буркой и ни шагу отсюда. Мне с Ичином поговорить надо. — Я с тобой! — подхватилась Шасти. И даже сама взяла меня за руку. — У меня мужской разговор, понимаешь? — А я — рядом, на камушке посижу! Ну, пожалуйста? Пожал плечами. Боится она, что ли? — Ладно. Но где посажу — там и будешь сидеть! — строго сказал я. Шасти с готовностью закивала. Вот же хитрая. Ичина я и в самом деле застал у скалистого обрыва в конце охотничьей тропы. Именно здесь мы хотели подловить колдуна. Предводитель барсов стоял один и молча смотрел вниз. Он был в своём шаманском прикиде. Верно, что-то хотел попросить у духов. Я посадил Шасти на поваленную сосну и подошёл к Ичину, стараясь производить побольше шума, чтобы шаман меня точно заметил. Он словно не слышал: уставился вниз и даже не пошевелился ни разу, пока я пинал камушки. — У меня есть вопросы, — сказал я негромко. — Какие? — так же тихо отозвался шаман. Значит, слышал. Просто не реагировал. — Я хочу понять, что ты намереваешься делать дальше? — начал я в лоб. — А ты уверен, что будет какое-то дальше? — Ичин перестал смотреть вниз и обернулся ко мне. Под глазами у него залегли тени, глаза потухли. — А почему ты уверен, что не будет? — нахмурился я. Мне не нравилось потерянное выражение лица шамана и тёмные провалы его глаз. — Ты не поймёшь, — сказал он. — Ты ещё слишком юн, Гэсар. — А ты расскажи, и я постараюсь понять. Только расскажи с самого начала? Может, я забыл что-то важное? Ичин покачал головой, губы его сжались, словно он не хотел выпускать слова. Я ждал. Шаман снова посмотрел в пропасть. — Мы все умрём здесь, — сказал он. — Очень скоро умрём. Армия разбита, Гэсар. Мы проиграли. — Люди вообще смертны, — легко парировал я. — Разве это причина для уныния? Пока мы живы — надо сражаться! Ведь ты же сражался, я знаю! И страха в тебе не было! А теперь смотришь, как болван китайский, на то, что творится среди барсов и головой киваешь! Разве ты перестал быть их вождём? Чего ты бродишь словно потерянный? — Я не смог провести барсов через перевал, — глухо сказал Ичин, не поворачивая головы. Он не хотел меня видеть, спорить со мной. Может, хотел умереть? — И что? — не отставал я. — Духи отказались повиноваться мне. Перевал не открылся. По всем обычаям я должен сложить с себя обязанности вождя и шамана. Но какой смысл передавать власть, если скоро мы всё равно погибнем? — Да что за бред ты несёшь! Да, нас осталось не так уж много. Но зато хрен нас в этих горах поймаешь! — И как мы будем воевать против огромного войска терия Вердена? Против десятков драконов и сотен волчьих всадников? Враги сжигают сейчас наши деревни, убивают мужчин, детей, женщин. Забирают мальчиков, чтобы они стали воинами и бились против своих отцов и братьев! — Это означает лишь то, что жителей деревень нужно уводить в горы, а мальчиков забирать, чтобы научить их сражаться! — И кто их будет учить? — Если уведём в горы стариков, не способных воевать — будет, кому учить молодых. Есть же в других деревнях ветераны? — А где они будут жить в горах? Что они будут есть, когда придёт зима, это ты представляешь? — Представляю, — кивнул я. — Логистика, связь, обеспечение продуктами и боеприпасами. Обычное дело, вообще-то. Нам нужно не просто увести людей в горы, а разбить стоянки и наладить снабжение. Охотники у нас есть. Они могут прокормить и себя, и группу учеников. А ещё нужны летучие партизанские отряды. И оружие. И хрен тогда кто-то пройдёт по нашим горам! — У терия Вердена — сильные маги, — не согласился Ичин. — Ну, так и оружие — это не только мечи! Есть, например, биологическое оружие. — Что это значит? — Ичин повернулся и уставился на меня. — Заразные болезни. Есть в долине Эрлу могильники после массового падежа скота и гибли людей? Лучше людей. Чума, оспа? — Оспа? — Ичин смотрел на меня, не скрывая удивления. Кажется, он знал это слово — впервые я видел в его глазах живой интерес. — Оспа — прекрасно передаётся через заражённые предметы. А ещё можно отравить воду в долине, где стоит войско терия Вердена. Спалить урожай ячменя на полях. Нарыть охотничьих ям! Пусть попробуют тут зазимовать, гады. — Откуда же ты такой взялся? — прошептал Ичин и поднял к небу глаза. — Во-во, — сказал я. — Оттуда и вывалился. С неба! Ты что, забыл, что Майа нашла меня раненым на поле боя? Лучше давай сядем как нормальные люди, и ты мне расскажешь, всё, что знаешь. Медленно и подробно! Почему сражение было проиграно, есть у тебя какие-то мысли? И почему вы не смогли уйти через перевал? Глава 31 Обращенная стрела Шаман нахмурился и смерил меня взглядом. Что ж мне так не повезло с возрастом? Будь Камаю хотя бы пятнадцать-шестнадцать, мне бы не пришлось сейчас ломать голову, как объяснить Ичину, что намерения у меня самые серьёзные. Я читал про шестнадцатилетних полководцев. И он, может быть, тоже слышал, что малолетки могут командовать отрядами. Но не в двенадцать. В этом возрасте здешние мальчишки только готовятся стать воинами. Кусты затрещали, и к обрыву вышел Ойгон. В одной руке он держал бурдючок с аракой, в другой — кое-как обжаренный здоровенный бараний бок, брат едва не волок его по земле. Я улыбнулся невольно. Видно, мужики решили тут грустно посидеть у обрыва и выпить, чокаясь с вечностью, а тут я. Ойгон заметил меня, остановился. Посмотрел на Ичина. Тот махнул рукой: да иди мол, чего тут теперь. Брат подошёл, бросил мясо на камень. И мы втроём уселись прямо на краю пропасти, болтая ногами. — Вот. Крепкая! Хойтпак мать делала, — сказал Ойгон, вытаскивая деревянную пробку из горлышка бурдючка с аракой. Я вспомнил, что в аиле Майи самогонный аппарат занимал довольно почётный угол. Видимо, алкоголь люди ценят везде, где его можно добыть. Брат протянул бурдючок Ичину. Тот глотнул и кивнул: — Крепкая! Ойгон в свою очередь тоже сделал глоток, расплылся в улыбке и протянул бурдючок мне. Я покатал араку во рту — на моё имхо выходило градусов двенадцать-пятнадцать, у шаманки покрепче была. Но тоже кивнул: не годится ругать женщину, которая мне как мать. Раз крепкая — это достоинство, пусть будет крепкая! — Гэсар говорит, старый я стал, — начал Ичин. — Говорит — война ещё только начинается. Воевать надо — а мы в горах сидим. Кровь у него молодая играет.