– Ты «выиграла» Брэндона так же, как «выиграла» в «немузыкальные стулья», – отвечает Руби. – Я имею в виду, если, выигрывая игру, ты теряешь достоинство, действительно ли ты выиграла? – Звучит, как слова вечной неудачницы, – фыркает Эшли. – Может быть, не нужно думать об этом в формате выигрыша и проигрыша, – говорит Рэйна. – Может быть, следует подумать об этом так: Брэндон выбрал тебя. Но если б все было наоборот? Если бы выбор был за тобой? Что бы ты выбрала? * * * Я не выбирала тот вермут-бар, куда мы ходили в прошлые выходные. Мне кажется, что мартини на вкус похож на сосновую смолу, но за выпивку платил он, потому что у меня нет денег. Я почти не выходила из квартиры с того утреннего шоу в мой первый день в городе, когда за окнами студии стояли девушки с плакатами, на которых было написано: МЫ ЛЮБИМ БРЭНДОНА, ГОНИТЕ ЭТУ СУКУ НЕ ТА ЭШЛИ! Бар был похож на магазин «Эппл», весь белый и гладкий. Столы были треугольной формы, на каждом стояла крошечная белая ваза с маленькими цветочками. Все помещение было набито женщинами, которые хотели сделать селфи с Брэндоном. Одна из них желала, чтобы он оставил автограф на ее животе. Брэндон рассмеялся своим фирменным дельфиньим смехом, задрал ее футболку и расписался фломастером рядом с ее пупком. Я смотрела в стол, но никто в любом случае меня не замечал. Спустя некоторое время толпа поредела. Та девушка присела рядом с ним – этакая шикарная девица с суперблестящими длинными волосами, идеальными бровями и холодными, уверенными глазами. Если ей и исполнился уже двадцать один год, выглядела она младше, а ее супербольшие груди делали ее еще моложе. Честно говоря, она ничем не отличалась от любой другой девушки. Она даже была слегка похожа на меня, если не считать рта, который у нее был совершенно обычным. Она была одета в черную мини-юбку с серебряными пуговицами спереди и короткий топик с треугольным вырезом, такой широкий, что он заставлял ее выглядеть супертонкой. Она прижала руки к бокам так, что ее груди выпятились еще сильнее в вырез ее топика, и наклонилась, чтобы прошептать Брэндону на ухо: «Я люблю тебя». Я видела эти слова по движениям ее губ. Я сидела там же, прямо рядом с ними. Супермягкие рыжеватые волоски на ее тощих руках в белом свете как будто искрились. Она открыла рот и высунула язык. На нем лежала сложенная бумажка, влажная от слюны. Брэндон, мой жених, улыбнулся ей – эта улыбка говорила о том, что он готов поиграть. Я знала эту улыбку. Этой улыбкой он одаривал меня всего несколько недель назад. Ухватив бумажку с ее языка, он сунул ее к себе в карман. Девушка покрутила головой, словно сова, глядя прямо поверх моей головы, и заявила: – Этой суки, должно быть, здесь нет. И я ответила: – Эта сука прямо здесь. Это было хорошее телешоу, или это было бы хорошее телешоу, – но это была реальная жизнь. Ее взгляд медленно сфокусировался на мне. Брэндон только бросил: – Да ладно, – как будто он был выше всего этого. Несколько секунд у этой девицы был такой вид, будто она сосет свой язык, наслаждаясь его вкусом. Потом она откинула голову назад, и из ее рта вылетел плевок, приземлившись мне на щеку, прямо под глазом. Мой рот немедленно широко раскрылся от шока. Я чувствовала, как слюна стекает по моей щеке. Мне внезапно показалось, что моя голова надута воздухом, словно воздушный шар, так, что я ничего не могла услышать. Перед глазами у меня все пульсировало, кровь стучала в висках. Девушка смотрела на меня и ухмылялась: – И что ты сделаешь? Пырнешь меня стеклом? Я хотела бросить что-нибудь в нее, но не могла пошевелиться. Все, что я могла – это сидеть там с плевком на лице и с разинутым ртом. Я чувствовала, что он разинут, чувствовала, что челюсть у меня просто тупо отвисла, а благодаря «Ютьюбу», гифкам и «Твиттеру», и интернету в целом я точно знала, как выгляжу сейчас: шея слегка вытянута вперед, огромный рот похож на черную дыру, в глазах потрясенное, безумное, убийственное выражение. И в тот момент, когда я строила эту гримасу, я знала, что строю эту гримасу, и не хотела строить эту гримасу, но не могла ее не строить, потому что мое лицо само по себе складывалось в эту гримасу – и это было мое лицо. Она уже направилась прочь, когда я сумела выговорить: «Сука!» Затем вытерла щеку своей влажной коктейльной салфеткой. Брэндон смотрел прямо на меня, потом откинулся на спинку своего стула и протянул руку назад, нащупывая что-то на столе. Не найдя это, он оглянулся назад и осознал, что шарил слишком высоко – эти вазы были намного ниже, и в них не было роз. Когда Брэндон снова перевел на меня взгляд, его лицо побледнело. Он отдернул руку, положил ее на стол и попытался улыбнуться. – Какого. Цвета? – процедила я сквозь зубы. – О чем ты говоришь? Не сходи с ума. Он оглянулся на барную стойку и сделал еще глоток мартини. У меня было странное чувство, гнетущее чувство, которое трудно объяснить, потому что я даже не могу придумать слово для него. Это типа как что-то противоположное бабочкам в животе и противоположное дежавю. Это такое чувство, типа как: «Кто я?» и «Что я здесь делаю?» и «Кто вообще этот парень?» Полагаю, это то же самое чувство, которое иногда появлялось у меня, когда я возвращалась в квартиру и видела, что Брэндон сидит на диване в трусах и футболке, слизывает с ножа арахисовое масло и шумно сглатывает слюну, не отрываясь от экрана даже для того, чтобы сказать «привет», потому что он слишком занят, убивая нарисованных врагов. Я имею в виду: что, если Брэндон на самом деле не отличается от тех парней с парковки супермаркета, которые пытались подцепить меня во время покупки туалетной бумаги? Что, если он даже хуже их? Что, если весь этот блеск, реалити-шоу и свадьбы – просто игра света? Что, если наша с Брэндоном любовь на самом деле не просто увядает, не просто распадается, но… я не знаю… что, если ее на самом деле вообще никогда не было? Кабинет Кто-то просматривает запись. Подождите, что? Запись? Да, запись. Мы видим его – то есть, в ретроспективе, мы представляем его – в кабинете; его обнаженное немолодое тело силуэтом выделяется на фоне огромных компьютерных мониторов. Он с энтузиазмом потирает руки, словно предвкушая эксклюзивную трапезу – плоть редкого существа, которое он выследил сам и которое кто-то другой сделает съедобным. Он перематывает запись взад-вперед, глядя, как женщины входят в комнату и выходят из нее, глядя, как они открывают и закрывают свои сумки, скрещивают и выпрямляют ноги, глядя, как Уилл ничуть не нервничает. Мужчина одной рукой извлекает смягчающий крем из флакона, нажимая на диспенсер большим пальцем, пока Эшли излагает сущность «Избранницы» – идеальная новообращенная, которой предстоит быть сломленной. Он растирает крем по ладоням, вверх по рукам, по ногам, по животу. Мужчина ставит видео на паузу, оставив на клавише пробела мазок. Втирает лосьон ногтями, чтобы одновременно чесаться и умащиваться. Ярко-красные полоски тянутся по его коже. Крем собирается белой пленкой. Мужчина похож на сырое мясо, смазанное сливочным маслом. Он втирает крем в свой скальп, пока его волосы не становятся скользкими и жирными. Все в этом кабинете покрыто жирными следами. Уборщица, наверное, считает его сумасшедшим. Этот эксперимент – огромный риск. Костюм-Уилл стоит небольшого состояния. Камеры – крошечные, как булавочная головка! почти невидимые! – тоже обошлись недешево, как и аудиооборудование. Его арсенал техники просто невероятен. Все это, по мнению мужчины, настоящее чудо и стоит каждого цента, и не в последнюю очередь потому, что он неприлично богат. Мужчина верит в силу нарратива. Он верит, что эти истории изменят мир и что эти женщины заслуживают того, чтобы рассказать эти истории – а мир заслуживает того, чтобы их услышать. Он хотел бы подать это именно так, честное слово. Он хотел бы просто сказать: «Эти женщины заслуживают того, чтобы быть услышанными!» Но индустрия есть индустрия, и ему придется действовать гораздо круче; и, кроме того, он поступил бы неправильно, не упомянув о том, что эта концепция, по сути, революционна. Она расширяет границы жанра. Это реалити-шоу и исповедь, дружеская комедия и драма. Это жизненный детектив, смешанный с колонкой сплетен. Это «Реабилитация знаменитостей» в смеси с «Шоу Опры Уинфри». Это вуайеристский восторг «Скрытой камеры» в сочетании с душераздирающей искренностью трагедии. Превыше всего он хочет, чтобы на экране отразились их честность, истина и сила духа. Но это не значит, что запись не будет отредактирована. Истории будут сокращены, личные качества преувеличены – но все это во имя цели. Это цена, которую ты платишь людям за сочувствие. Как ни иронично, он знает, кто тот гений, работающий в монтажной – или, по крайней мере, работавший. Но этого человека он не может нанять. Боже, в данный момент он вряд ли сможет даже поговорить с ним… В целом подбор исполнительниц – если рассматривать его в таком свете – весьма хорош. Он тщательно просматривал длинный список потенциальных участниц, рассылал им всем электронные письма, зная, что не каждая подойдет для проекта. Некоторые с самого начала словно были отмечены красными флажками. Он даже не смог найти прямой электронный адрес юной девушки, которая была заперта в каком-то заброшенном баварском замке, заросшем диким виноградом. Чтобы добраться до нее, нужно было пробиться через журналиста, который брал интервью у ее парня; этот парень, юный любитель приключений с «Ютьюба», перелез через стену и обнаружил девушку в одном из помещений замка без сознания. Еще была женщина из рекламы ортопедических матрасов: ее свекровь, бывшая участница «Настоящих домохозяек», заставляла всех девушек своего сына спать на старом пружинном матрасе, ожидая, что они пожалуются на неудобство и тем самым выдадут, что им нужны только деньги. Но эта девушка отреагировала слишком искренне, направив их к своему агенту. Кудрявая девочка, которая утверждала, будто ее едва не съела стая медведей, сначала отвечала на письма с интересом, но потом написала, что все это просто не кажется ей правильным. Светская дева, которая бесследно исчезла и была найдена спустя годы, в течение которых вела кочевую жизнь, утверждая, будто сбежала из дома потому, что ее мачеха пыталась ее убить. Она назначила собеседование, но так и не пришла. Это было разочарованием, но он не преследовал их дальше. Он намеренно составлял свои письма так, чтобы они выглядели немного сомнительными, самую чуточку похожими на спам. Это тоже был метод отбора. Он не хотел брать в проект женщин, которые были слишком осторожными или слишком здравомыслящими. Ему нужны были отчаянные. Ему нужны были наивные. Первое – для того, чтобы сделать хорошее телешоу. Второе – чтобы они легче поддались на финальное предложение сняться в рекламе. Не то чтобы это было обязательно, но это должно было значительно упростить дело. Для этих женщин Уилл планирует подать происходящее скорее не как телешоу, а как благотворительный проект. Он скажет им, что публикация их исповедей в эфире – это часть более широкого «эксперимента», попытки принести катарсис в массы. Показать другим женщинам, что они не одни, что испытания и травмы можно преодолеть, что уроки можно усвоить. Разве это в некоторой степени не эгоистично – хранить молчание, в то время как у них есть возможность помочь большому числу других женщин, просто поделившись с более широкой аудиторией тем, чем они уже поделились с группой? Он скажет им, что это их выбор. Если все пройдет хорошо, они будут ему на самом деле признательны. Если же все пройдет плохо, ему придется сделать тяжелый выбор и все равно выпустить это в эфир. Возможно, они подадут на него в суд. Весь этот замысел почти наверняка незаконен – технически говоря, – хотя у него есть их подписи на соглашении о конфиденциальности, в котором, возможно, отсутствовало несколько страниц, когда они его подписывали. Никто не будет об этом знать, кроме нескольких скрепок. Но основное заключается вот в чем: что такое их репутация против его репутации? Честно говоря, эта самая запись может быть использована для того, чтобы дискредитировать их, хотя он надеется, что до этого не дойдет. Еще одна ложка дегтя в бочке меда: Рэйна. Он не намеревался включать ее в электронную рассылку. Он был так обескуражен, увидев ее ответ, что на миг это показалось скорее не ошибкой, а злым роком, хотя он понял, в чем ошибся, когда снова просмотрел лист рассылки: адрес электронной почты Рэйны был похож на другой, который он намеревался включить в эту рассылку. Должно быть, он кликнул на адрес Рэйны, когда почтовый клиент предложил его автоматически. Ему было любопытно, поэтому он согласился на предварительное собеседование: просто посмотреть, что она скажет. Но собеседование только усилило его любопытство, а потом он вдруг обнаружил, что заносит ее в списки группы, хотя, назначая собеседование, планировал этого не делать. Он уверен, что при необходимости сможет вырезать из записи кадры с ней. Бернис будет крупной наживкой, особенно учитывая ее отказ давать публичные интервью. Гретель и Руби, конечно, давно не появлялись в желтой прессе, но культ таинственности, окружающий их, так до конца и не рассеялся. Конечно, Гретель скучновата, но Руби определенно компенсирует это. Боже, она упала в обморок! Вызывали «неотложку»! Он и сам не смог бы спланировать лучше. Эшли – настоящий приз, истинное чудо, подарок ему и всем преданным телезрителям. Неясно пока, как «Избранница» переживет ее исповедь, но это потенциальный побочный эффект, которым он, честно говоря, насладился бы. И еще – Уилл, будущая знаменитость, непревзойденный ведущий. Уилл кивает, улыбается, хмурится, озабоченно поджимает губы. Он так идеально настроен на них – даже когда совсем не настроен. Все, что от него требуется, – это продолжать задавать вопросы, нажимать на кнопки. Быть приятным в общении и беспристрастным, именно так ты становишься лицом франшизы. Он выдавливает в ладони еще больше крема и втирает его между ягодиц. На несколько секунд взгляд мужчины фокусируется не на изображении, застывшем на мониторе, а на его собственном отражении в гладкой поверхности. Бледное, уродливое лицо, которое почему-то принадлежит ему. Отчего-то он никогда не ожидал этого, никогда по-настоящему не представлял эту неизбежность: то, что он состарится. Ему нужно перестать сомневаться в себе. Он должен помнить свои успехи: эти женщины говорят, эти женщины приходят снова и снова, эти женщины открывают свои самые странные и глубокие секреты. И у Уилла, молодого и привлекательного, впереди вся его карьера. Мужчина снова нажимает клавишу пробела, снимая видео с паузы, и потрясающий, чудесный рот Эшли открывается, огромный, как черная дыра, которая затягивает их навстречу следующему успешному шоу. Неделя четвертая Гретель