Ибрагим Владимирович нажал зеленую кнопку ответа и сказал: – Да, папа, слушаю тебя. – Как твои дела, Ибрагим? – Работаем, папа. У нас сейчас боевая операция в разгаре. Ты хотел мне что-то важное сообщить? Говори побыстрее. – Да. Я постараюсь говорить коротко. Вчера мне звонила Полина. К ней приходил какой-то бородатый немолодой человек с выбритой головой, плохо разговаривающий по-русски. Акцент у него сильный, откровенный кавказский. Он интересовался тобой. Спрашивал, как тебя найти, где ты сейчас находишься. Полина, естественно, ничего про твою командировку не сказала. Дескать, ты теперь должен быть у себя в бригаде. А сегодня ко мне приходил какой-то майор из местного управления ФСБ. Он тоже про тебя расспрашивал, но куда больше интересовался твоим братом Темирханом. Не искал ли ты его? Я рассказал ему о твоих попытках, тогда он стал расспрашивать, не искал ли тебя сам Темирхан. Тут я вспомнил о человеке, приходившем к Полине, и рассказал об этом капитану. Тот сразу сильно заинтересовался, обещал ее навестить. На всякий случай я позвонил еще и к тебе в бригаду, побеседовал с вашим особистом. Он поблагодарил меня, обещал принять к сведению мое сообщение. Тут по внутренней связи командира роты стал вызывать старший лейтенант Соколовский. – Извини, папа, меня сейчас заместитель вызывает. Не отключайся от разговора. – Я уже все тебе сообщил. Просто поставил в известность на всякий случай. – Спасибо, папа. Как твое самочувствие? – Отличное. Не буду говорить, что не дождетесь, но в целом состояние завидное. Я еще крепок. Жду твоего возвращения. Все. Конец связи, – завершил разговор Владимир Васильевич привычной армейской формулировкой. Ибрагим Владимирович убрал смартфон в карман и ответил Соколовскому: – Да, Рюрик, слушаю тебя. Что ты хотел? – Просто сообщаю, что разминирование завершено. Мы вышли на новый горизонт, но там через двадцать шагов галерея раздваивается. По какой из них нам передвигаться? Вправо или влево? Сам решай. – Иди посредине, – пошутил Анчар. – Голову жалко. Последняя у меня осталась, – принял шутку ротного командир первого взвода. – Понял. Поищи следы. – Там песок насыпан уже после прохода банды. Эти огородники хреновы его граблями аккуратненько разровняли. – А ты подальше, дальше развилки пробегись. Поищи там. На всю галерею у них песка не хватит. Только перед собой не забудь сапера запустить! – Я понял тебя, командир. Работаю. – Иду к вам на помощь. – Спускайся. Командир разведывательной роты подошел к первому колодцу, жестом остановил очередь солдат и, как только внизу освободилось место, прыгнул сам. Высота тут была небольшая. Крушинину не раз приходилось десантироваться с вертолета. Он делал это не только на тренировочных занятиях, но и в реальной боевой обстановке, с высоты в два раза большей, в полной темноте падал на камни разного калибра. А тут внизу был мягкий пружинящий песок. К тому же тот солдат, который прыгал перед командиром, теперь подсвечивал ему тактическим фонарем. Старший лейтенант удачно приземлился, устоял на ногах и сразу определил направление, куда ему следовало идти. Солдата, который ему подсвечивал, он оставил на месте, велел ему помогать следующему, а сам двинулся догонять старшего лейтенанта Соколовского и лейтенанта Кротова. Если в первой галерее ему приходилось руками раздвигать плечи солдат, чтобы пройти вперед, то уже после преодоления второго колодца стало свободнее. Впереди были только пятеро бойцов. Ибрагим Владимирович позволил первому из них, уже готовому к этому, спрыгнуть в колодец, выждал положенное время и сам поступил точно так же. Он опять удачно приземлился и быстро вышел к развилке галереи. Тот и другой проходы выглядели совершенно одинаковыми. – Где Соколовский? – спросил командир роты лейтенанта Кротова, пытающегося перестроить свой тактический фонарь на дальний свет. По идее, согласно инструкции, точка фонаря должна бить на дистанцию до двух сотен метров. А вот в реальности, как сам Анчар вместе с другими офицерами проверял, на это расстояние она достает только с совершенно новым аккумулятором. Такого обычно не случается, потому что аккумулятор этот обеспечивает питанием и прицел, и дальномер на автомате, и систему связи, и другое дополнительное оборудование, вплоть до подогрева и сушки одежды, когда это требуется. – Ушел налево, – ответил командир взвода саперов и иронически хмыкнул. – С ним мой опытный парень. На вызовы они не отзываются. Игнорируют их, или же где-то экран образуется. Скорее второе. Три шага назад такое уже было. Образование экрана, мешающего связи, в условиях горной местности – дело совершенно естественное и обычное даже для поверхности земли, где их создают, например, стены ущелий. Поэтому старший лейтенант Крушинин не обеспокоился. Лейтенант Кротов тем временем перестроил фонарь и стал светить вдоль правой галереи. Точка фонаря расплылась на дистанции в тридцать с небольшим метров. Но даже с такого расстояния было непонятно, что там происходит – сама галерея круто поворачивает, то ли там располагается очередной колодец. Высвечивание стен и пола давало одинаковые результаты. Впереди могло встретиться как первое, так и второе. – Двину туда, гляну, – сказал Кротов и сделал знак солдату, находившемуся при нем, идти следом за ним. – Двинь и глянь, – согласился Анчар, перестраивая свой тактический фонарь и пытаясь высветить левый коридор с места разветвления. Здесь луч тоже показал впереди стену. Туда удалился старший лейтенант Соколовский с одним из саперов. Поскольку они прошли там и никакого грохота не последовало, ожидать наличия на пути взрывного устройства не приходилось. Хотя могло и так получиться, что старший лейтенант и солдат просто не заметили растяжку и, сами того не зная, через нее переступили. Если так оно и было на самом деле, то им очень повезло. Поэтому старший лейтенант Крушинин, выдвигаясь вперед, светил не только на стену, завершающую галерею, но и под ноги. Растяжку и он не обнаружил. Однако уже через пятнадцать шагов в левой стене открылся довольно низкий боковой проход, передвигаться по которому можно было только на четвереньках. Оставлять за спиной неисследованный участок командиру роты не хотелось. Он кое-как продвинулся вперед на пару метров и посветил перед собой. Внимание старшего лейтенанта привлек пол, посыпанный песком, на котором отчетливо можно было рассмотреть следы волочения. Впечатление складывалось такое, что на пол здесь кто-то уложил большой лист картона или брезентовый полог, к одному концу которого были прикреплены веревки. За них эти своеобразные сани без полозьев какие-то люди и тащили по низкому коридору. На ровном песке было достаточно следов человеческих локтей и коленок, но не было видно ни одного отпечатка подошвы, что нисколько не удивляло старшего лейтенанта. Ходить здесь в полный рост было никак невозможно. – Я Анчар, вызываю Крысу, – произнес Крушинин в микрофон, задом наперед выползая из тесного прохода в нормальную галерею. Лейтенант Кротов не отзывался. Похоже было, что командир роты попал под действие такого же экрана, который перед этим не давал ему связаться с Соколовским и сапером, сопровождающим его. Или же Кротов углубился в соседнюю галерею и сам угодил там под точно такой же экран. – Анчар, я – Рюрик. Ты где? – вместо Кротова отозвался командир первого взвода. – Тебя ищу. Ты сам-то куда провалился? – Я не провалился, а заглянул в боковой проход. – Это такой, для гномов и тараканов? – спросил Анчар. – Вот-вот. Верно ты его определил. Он самый. Мы там как тараканы, на четвереньках лезли. Хуже, чем ползком, но все же пробрались. Сам проход сделан в форме буквы «Г», то есть с поворотом. За этим переходом большой грот, заставленный картонными коробками с консервами. Там же пластиковые и дощатые ящики с овощами и различной зеленью – укроп, лук, петрушка, еще что-то. – А овощи-то у них откуда? По сводке МВД, они только коробки с консервами украли. – Ты, командир, плохо сводки смотрел. Или, скорее всего, не все подряд. – Не все. Это точно. Только ту, которую мне под нос сунули. – Пятью днями ранее ограбления магазина кто-то ловко обобрал сельское овощехранилище. В МВД намеревались искать украденный товар на рынке, а он тут, в горах оказался. Сторожа овощехранилища тогда нашли связанным в его же родной будке-каморке при воротах. Он ничего путного сообщить не смог. Пьян был. Только сказал, что молодые парни напали, свалили его, вылили в рот две бутылки водки, потом еще по голове дали. Бровь у него сильно опухла, но не рассечена. Плохо били… – Соколовский вдруг резко замолчал и через несколько секунд продолжил: – Командир, мой спутник сейчас вот заметил луч фонаря в низкой галерее, жестами мне показывает. Это ты к нам ползешь и светишь? Или бандиты? – Я свой фонарь уже давно выключил. Это еще кто-то. Ты аккуратнее, Рюрик. Постарайся не стрелять. Работай лопаткой. Хотя у тебя же глушитель. – Понял. Мы назад отползаем, на склад. Там удобнее будет. Бандитов надо брать живьем, чтобы допросить. – По возможности, – заявил командир роты. – Без особого риска. Он ведь отвечал за жизни своих подчиненных. Говоря честно, Анчар теперь был не совсем уверен в себе. Он сидел на каменном полу, слегка присыпанном песком. Темнота вокруг была полная. Пространство было пусть и не замкнутым полностью, но все же сильно ограниченным. Где-то рядом находились бандиты. Их не будет видно, пока до них не дотронешься, или же они сами тебя не коснутся. Анчар не догадался взять с собой хотя бы одного солдата. Он считал, что только осмотрит короткую галерею и вернется. Вдвоем опасность всегда ощущается далеко не так остро, как в одиночестве. Он не боялся ни противника, ни темноты, иначе говоря, ни людей, ни чертей, ни замкнутого пространства, но ощущение подземелья действовало на нервную систему угнетающе. Какой-то шорох донесся оттуда, где находился низкий проход. Этот звук заставил старшего лейтенанта насторожиться. Он говорил о приближении того самого момента, когда все должно было разрешиться. Это несло облегчение. Ибрагим Владимирович был опытным парашютистом. Когда он совершал свои первые прыжки, сразу хорошо понял, что страх подступает только в первые мгновения и длится до того, как раскроется парашют. А потом уже начинается эйфория парения, хотя спуск с парашютом тоже происходит на большой скорости – от пяти до семи с половиной метров в секунду, что близко к падению. Точно такие же ощущения возникают у человека, сидящего в засаде и ждущего появления противника. Ему в голову лезут всякие дурные мысли. А вдруг враг уже обнаружил засаду, не пойдет в нее, подкрадется сзади и нападет? При особенно длительном ожидании ты даже оборачиваться начинаешь. Но потом противник появляется там, где ему и следовало. После первых же выстрелов все становится на свои места. – Анчар, они, похоже, меня услышали и назад полезли, – проговорил Соколовский. – Вперед задами, медленно. Фонарь больше не включают. Я в прицел на них смотрю. Трое. Двое мелких парней, третий – громила, под стать полковнику Баратову. Примешь гостей? Или троих тебе мало? Они уже почти около поворота. Там, думаю, и развернутся рожами к тебе. Секунд через двадцать ты сможешь сам на них в прицел посмотреть. Сейчас, как повернут в твою сторону, только за углом скроются, мы тоже сразу за ними двинемся. Жди подкрепления. – Понял, – коротко ответил командир разведывательной роты. Он нащупал рукой верхний край низкой галереи и засунул туда ствол автомата. Старший лейтенант заранее включил тепловизор, чтобы потом, когда бандиты окажутся ближе, не демаскировать себя щелчком. Предохранитель автомата был опущен только на одну градацию, для одиночной стрельбы. Бить очередями в ограниченном пространстве всегда бывает очень опасно. Неизвестно, куда полетит вторая пуля, потому что уже после первого выстрела сгоревшие пороховые газы при выталкивании пустой гильзы бросают ствол автомата вверх и влево. Отсечка очереди по два патрона была еще допустимой, а вот при выставлении флажка на длинные очереди ствол гулял по своему усмотрению. Пуля могла лететь куда угодно, и вовсе не обязательно туда, куда хотел попасть стрелок. Потому в условиях тесноты одиночные выстрелы всегда являются предпочтительными. Старший лейтенант Крушинин всегда объяснял это солдатам и, естественно, умело применял такую особенность своего оружия в боевой обстановке. Когда, по мнению Анчара, враг приблизился, он заглянул в тепловизионный прицел, не прижимаясь к нему. Он увидел широкую бородатую физиономию бандита, ползущего первым. Эта рожа, говоря честно, была достаточно зверской. С таким человеком даже днем, на солнечном свету, никому общаться не захочется. Мелкие зубы были острыми и клинообразными, прямо как у хищника, словно специально заточенными. Между ними свободно могла бы поместиться спичка. Взгляд этого субъекта казался командиру разведывательной роты предельно сосредоточенным и тупым. Но главное, что отметил Ибрагим Владимирович, так это оттопыренные и многократно сломанные ушные раковины – характерный признак борца греко-римского или вольного стиля и бойца смешанных единоборств. Такого вот типа сразу остановить проблематично, хотя один на один справиться с гигантом Крушинин, наверное, и смог бы в силу своей боевой подготовленности. Она отличается от спортивной прежде всего тем, что не просто допускает, но и оттачивает, доводит до совершенства удары, в спорте запрещенные, например, в пах, в глаза, в горло, в уши. Крепкий пинок ногой в пах мигом выведет из строя любого силача. Да, захватить такого гиганта живьем, да еще с двумя помощниками, было довольно сложно. Бандит передвигался, выставив вперед глушитель штурмовой винтовки. Указательный палец он держал на спусковом крючке, за что судьи дисквалифицируют спортсменов на соревнованиях по практической стрельбе. Уже одно это говорило командиру разведывательной роты о том, что этого бандита следует уничтожать сразу. Иначе он может ответить выстрелом на любой подозрительный звук. Глава 8 – Рюрик, я сразу с тремя, пожалуй, могу и не справиться. Первый из них слишком уж здоровенный, как я вижу, бывший спортсмен. Я его, пожалуй, подстрелю, а ты давай-ка вместе с солдатом по длинной очереди в стену позади двух других бандитов накати. Припугни их как следует, – проговорил командир разведывательной роты едва слышимым шепотом, который с дистанции в десяток метров уже невозможно было отличить от тихого ворчания сквозняка, обязательного в подземных галереях. Старший лейтенант Крушинин сказал то, что и должен был. Он, конечно, опасался быть услышанным, но понимал, что скрываться теперь было уже абсолютно ни к чему. Пришло время приступать к конкретным действиям. Прицел «Шахин» легко нашел точку мгновенного смертельного ранения. При стрельбе анфас такой зоной считается треугольник, расположенный между уголками глаз и кончиком носа. Длина каждой из его сторон приблизительно равна десяти сантиметрам. Пуля, пробив череп, поражает продолговатый мозг, мозжечок или же то и другое, вызывает расслабление психофизиомоторики, когда противник не может ни на спусковой крючок нажать, ни провести какое-то иное действие. При стрельбе в профиль поражаться должна точка, находящаяся за ухом противника. Указательный палец старшего лейтенанта легко надавил на спусковой крючок. Анчар держал автомат только одной рукой, однако она у него была достаточно жесткой. Крушинину потребовалось только слегка подправить трубку «Шахина», чтобы посмотреть вперед. Он увидел, что пуля попала бандиту точно в переносицу, проломила ее и углубилась в череп.