Глава 41 Воскресенье уже давно мой самый любимый день недели, так было и в те времена, когда я не думала с ужасом о приходе почтальона. Когда я была замужем, мы никогда не работали по выходным, поэтому долго валялись в постели, а потом заставляли себя из нее вылезти, чтобы отправиться на неторопливую прогулку или покататься на машине по сельской местности. Я очень любила торговлю с капотов и могла часами ходить и рассматривать выставленные людьми на продажу подержанные вещи. После рождения Дилана мы часто брали его в местный парк покормить уточек, хотя их там осталось совсем немного. Сын был слишком маленьким, чтобы это оценить, но такие прогулки сплачивали нашу семью. В «Окдейле» воскресенье означало дополнительный час в кровати – настоящий подарок в месте, где простые удовольствия были редкостью. Потом мы отправлялись в часовню на службу. Я никогда не была особенно религиозна, но посещение часовни казалось таким обычным, нормальным делом в воскресенье, что я ценила каждую службу. Присутствие на них было доказательством того, что я все еще существую. И мысль о том, что Господь дарует мне прощение за содеянное, заставляла меня ходить в часовню каждую неделю. После освобождения я заменила посещение воскресной службы на волонтерство в ночлежке для бездомных и решила, что Бога это устроит. В это воскресенье меня тянет вниз запах готовящегося завтрака. Ник улыбается при виде меня в дверном проеме – я в его ворсистом темно-синем халате. – Что? – Ничего. Я приготовил тебе завтрак. – Ну, я надеялась, что мне, а не другой женщине, которую ты скрываешь в подвале. Это была шутка, но Ник не улыбается, опускает глаза в пол и быстро отворачивается. Что-то не так. У меня не хватает смелости спросить, что именно. Я не хочу слушать плохие новости о том, что он передумал или хочет, чтобы я съехала. Лучше не буду спрашивать. Если он собрался что-то сказать, не буду облегчать ему жизнь. Но он ничего не говорит. Ник подает мне завтрак. Не успеваю оглянуться, как впиваюсь в бекон, словно не ела несколько недель. Смеюсь, когда Ник в шутку предлагает мне ложку вместо вилки. Я так давно по-настоящему не смеялась, звук кажется мне чужеродным. – Я тут подумал… Ох! Вот оно. Ему не нужно, чтобы я усложняла его хорошую жизнь, ему пора возвращаться к работе. – Ты еще думаешь об участии Марка в этом деле? О, паранойя, дьяволенок, который не дает покоя. Чувствую облегчение, проглатываю свою гордость и честно отвечаю. Конечно, думала – чуть ли не каждую минуту. – Мне казалось, я все про него знаю. Мы говорили обо всем и не только в начале отношений. Иногда в период беременности я не могла заснуть. Он обычно садился рядом, тер мне спину, и мы разговаривали часами. – Ник внимательно слушает. – Он рассказывал мне про отношения с отцом, которые всегда были натянутыми, про свое детство, страхи; он боялся, что у нас никогда не будет ребенка. Он даже признался, что ему казалось, будто Господь наказывает его за что-то, сделанное в прошлом. После этого откровения Ник поднимает голову от полной бобов вилки. Быстро понимаю, как он это воспринял, и даю задний ход. – Я не думаю, что он на самом деле имел в виду, что совершил нечто ужасное, – поясняю я. – Просто все плохое, сделанное людьми, возвращается и не дает им покоя. – Девушка на фотографиях и припрятанные деньги. – Я могла на самом деле толком не знать своего мужа, правда? Мне становится грустно от этой мысли; все, что было между нами, испорчено горьким привкусом лжи. – Я много думала про девушку на фотографиях, – признаюсь после долгого молчания. – Кто она? Почему Марк никогда ее не упоминал? – Может, она для него ничего не значила, у них в университете был легкий романчик, который ничего не стоил. – Судя по виду Ника, у него после этих слов остается мерзкий привкус во рту. У меня сложилось совсем другое впечатление. Они так смотрели друг на друга, вместе путешествовали. Я слышала миллионы рассказов про университет, но ни разу не встречалась ни с кем из его университетских товарищей или вообще с кем-то из его прошлых друзей. Раньше это никогда не казалось странным – вероятно, они все переехали, у них началась взрослая жизнь, – но теперь я отчаянно хочу знать, какую жизнь вел Марк до знакомства со мной. Даже если эта девушка не имела никакого отношения к исчезновению Дилана, я знаю, что не успокоюсь, пока не выясню, почему Марк «забыл» ее. Я выдаю Нику все это и с удивлением вижу, как он кивает. – Я ожидал, что ты захочешь выяснить, кто она, – признается он. – Я удивился, когда ты так легко оставила эту тему. Если она знала Марка в университете, может, она также знает и про деньги, которые Марк от тебя прятал. – Мне прямо спросить у Марка, кто она? Я знаю, что до сих пор ему небезразлична. Когда я находилась в его доме, возник момент, когда мне показалось, что все еще его люблю. Если он никак не втянут в это дело, то заслуживает знать: Дилан жив. Хочу ли я сейчас к нему вернуться? Ник смотрит скептически. – Он выгнал тебя из дома, когда ты туда приехала. Не думаю, что он примет тебя с распростертыми объятиями и станет отвечать на все вопросы о его бывшей девушке из университета. Разве не так? – Но ему следует знать… – Когда мы выясним, что произошло, ты можешь рассказать ему все. Если ты отправишься к нему сейчас, он просто займет оборонительную позицию. Хорошо. – Так что вы предлагаете, мистер Журналист? Есть какие-то полезные намеки или подсказки? Как вести себя с широкой общественностью? Ник улыбается. – Я думал, ты никогда не спросишь. Он встает, идет за ноутбуком, ставит его на стол перед собой, что-то печатает, а через несколько минут разворачивает экраном ко мне. У него открыта страница, посвященная выпускникам Даремского университета, и «Фейсбук». – Марк почти избегает социальных сетей, что странно для айтишника, – сообщает Ник. – Я нашел его профиль в «Линкедине», там всего парочка бывших выпускников университета и нет никого даже отдаленно похожего на девушку, которую ты описывала. В «Фейсбуке» у него профиля нет. Это меня не удивляет. Марк всегда ненавидел «Фейсбук» и частенько говорил о том, сколько жизней разрушила компания. Я чувствовала себя в безопасности из-за того, что моему мужу не требовались социальные сети, его не интересовало возвращение в прошлое, подписчики или знакомство со случайными женщинами. Я предполагала, что дело в возрасте. Марк считал, что «Фейсбук» и «Твиттер» предназначены для подростков. Они там могут жаловаться на школу, узнавать про вечеринки и заявляться друг к другу без приглашения. Теперь я задумываюсь, не странно ли это – выпускник одного из лучших университетов в стране не хочет поддерживать связь с людьми, которые учились вместе с ним. – Куда мы отправимся теперь? – спрашиваю вслух. Ник улыбается – он рад моему вопросу. – Вот номер отдела по работе с выпускниками Даремского университета, – поясняет он, показывая мне веб-страницу, которую нашел. – Если мы хотим найти кого-то, кто учился в университете, нам помогут эти люди. – Если она училась в Дареме. – Давай надеяться, что училась. Ник достает мобильный и набирает номер. – Здравствуйте! Меня зовут Ник Уайтли, я работаю в газете «Стар» в Брэдфорде, – представляется он человеку на другом конце. Я немного удивлена, потому что он использует свое настоящее имя, но, предполагается, что мы не делаем ничего плохого, а лучшая ложь обычно на девяносто процентов состоит из правды. Я слушаю его объяснения: он пишет статью о социальных сетях и находится в поиске давно потерянных друзей, ему хотелось бы сравнить новые технологии со старыми. Он хочет знать, как найти человека, если есть только его фотография. Ник делает паузу, чтобы послушать, что говорит человек на другом конце. По его заигрывающему тону я догадываюсь – это женщина. – М-м-м, секундочку. – Он прикрывает микрофон рукой и спрашивает меня: – В каком году Марк закончил университет? За пять лет до меня. – В тысяча девятьсот девяносто третьем, – отвечаю я. Ник повторяет эту информацию и ждет ответа. – Спасибо, вы невероятно помогли. А где найти эту информацию? Отлично, Мередит, да? Я обязательно упомяну вас в статье с благодарностью. И вам того же. Ник кладет мобильный на стол и корчит гримасу. – Мне показалось, что Мередит очень помогла, – замечаю я. – Прекрати, – улыбается Ник. – Кстати, она на самом деле помогла. В библиотеке имени Билла Брайсона хранятся фотоальбомы по годам, начиная с 1990 года, с фотографиями поступивших в каждый колледж. Библиотека работает по воскресеньям. – Сколько нам нужно времени, чтобы туда добраться? – Пара часов. – Ник ударяет по клавиатуре, и на экран появляется изображение библиотеки Даремского университета. – Мы можем быть там к полудню, если быстро оденешься. * * * Это едва ли повод для того, чтобы собирать корзину для пикника, поэтому мы останавливаемся у магазина на углу с очень подходящим названием «Магазин на углу», берем пару плиток шоколада и бутылку колы. Тишина в машине кажется заряженной ожиданием, но ее нельзя назвать некомфортной. – Ты училась в университете? – спрашивает Ник через десять минут. Я рада отвлечься – мне не нравится, в каком направлении следуют мысли. – Да, в Ноттингемском. Мы с Марком познакомились через общих друзей, когда уже получили дипломы. – Поддерживаешь связь с кем-то из университетских друзей? Я качаю головой: – Нет. Раньше время от времени я получала письма по электронной почте. Они писали, как у них дела, но очень быстро стало понятно, что все мои однокурсники хотят сделать карьеру в Сити, а я в ответ рассказывала про свадебные планы и реновацию дома. После свадьбы контакты полностью прекратились. – У тебя было много подруг перед тем, как тебя отправили в «Окдейл»? Он пытается выяснить, почему в моей жизни никого нет, кроме Кэсси. Я предполагала, что ответ очевиден. Возможно, и нет. – Большинство наших с Марком друзей были общими, – честно отвечаю я. – После случившегося было гораздо легче их отпустить, чем тянуть за собой и осложнять им жизнь. Понятия не имею, продолжает ли Марк встречаться с нашими друзьями. Представляю, как он ходит на вечеринки к Фрэн и Крису без меня, рядом с ним – привлекающее внимание пустое место, которое раньше занимала я. А что еще хуже – место, занятое моей сменщицей.