По непонятной мне причине, я до сих пор абсолютно уверена, что незадачливого туриста в машине такси ждет жуткое надувательство. В жизни уже не раз мне приходилось стоять на обочине, призывно размахивая рукой и требуя остановки частника. И каждый раз я добиралась жива, невредима и не ободрана наподобие липки. Однако, опыт одних моих знакомых, которые ехали на такси с Казанского вокзала на Ярославский целых полчаса и заплатили таксисту полтыщи рублей, останавливает меня не хуже стоп-сигнала. Ведь нет никакой гарантии, что меня не покатают по ночной Варшаве и не высадят потом на соседней улице у самого дорогого отеля! Так что ночное такси было отвергнуто бесповоротно! Я побрела из полицейского участка по коридору, собираясь бросить свои косточки на кресло в зале ожидания. Пройдя шагов десять, я вдруг услышала радостный оклик: – Проше пани! Вернитесь! Реагировать не хотелось, но любопытство «сгубило кошку», я сначала обернулась, а потом тоскливо потащилась обратно. – У меня есть идея! – звал меня давешний полицейский пан. – На каких языках говорит ваш пан жених? – продолжал он кричать воодушевленно. – Немецкий, английский, немного польский… – все еще не понимая, отвечала я. Закончить перечисление лингвистических особенностей бельгийского гражданина я не успела, так как полученная информация привела моего пана полисмена просто в фурор: – Прекрасно! Великолепно! Такая коханая пани! Он не мог не приехать! Это маленькая ошибка! – расплескивал он брызги энтузиазма, – сейчас мы прокричим по радио и все будет окей! Надежда получить наконец свой синий букет, хотя и изрядно потрепанный, в душе моей угасла не совсем и я деловито поинтересовалась: – А текст какой кричать будем? И как: хором или речитативом? Заботливый полицейский иронии в моих словах не уловил, в пении хоровом оказался не силен и простодушно сказал: – О! Все так просто, пани! Нужно имя и фамилию! Давайте! Я принялась рыться в сумочке в поисках клочка с ФИО: столь скоропостижны были сборы на свидание, что такая малозначительная деталь, как имя жениха, просто не задержалась у меня в памяти. Пока я рылась, мой доблестный пан уже выставил на стол микрофон и включил радио. Наконец искомый клочок был найден, и долгожданное имя было аккуратно переписано на бумажку: – Сейчас он к нам прилетит, коханая пани! Не сомневайтесь! Такая коханая пани – и не приехал! – покровительственно ворковал он, ведя меня из участка в неизвестность. Мы дошли до угла, где боковой коридор пересекался с одним из центральных проходов. Вокруг не было ни души. Помещение тускло освещалось лампочками на потолке. Такой же неверный свет я еще раз наблюдала в метро румынской столицы: он нагонял тоску, создавал ощущение подземелья и еще больше усиливал волнение, которое вернулось с новой силой после того, как воспряла надежда. Пан полицейский довел меня до угла, остановился, оглядел местность и сказал: – Стойте тут, коханая пани! Мимо не пробежит! – сам же развернулся и ушел. А я осталась стоять одна на углу, не хватало только красного фонаря. И вот я стою, нервничаю. Пытаюсь понять кто и что кричит по радио. А кричат много – ведь вокзал – громко и непонятно… И вдруг, когда волнение мое было настолько сильно, что я была бы рада хоть людоеду или даже крокодилу, лишь бы уж появился, смотрю: бежит по коридору какой-то дядька! Волоса черные, кудрявые, явно чесанные давно, нос длинный, красный, на носу очечки поблескивают. И бежит – наяривает со всех ног в мою сторону. Весь одет в голубенькую джинсу, куртешка нараспашку, под ней свитерок синенький, джинсики обтерханные. У нас такой прикид легко купить в любом «секонд хенде», и в Польшу ездить не надо. А на шее у дядьки шнурок, а на шнурке – то ли черепок, то ли черепушка, словом подростковая фенька. Дядька этот со всех ног пролетел мимо меня, слегка все же скользнув по даме взглядом, и понесся дальше по направлению к полицейскому участку. А я осталась стоять. В голове медленно формировалась мысль: бежать и немедля! Однако убежать я не успела – слишком долго собиралась! В последний момент перед стартом на меня напрыгнул мой пан полисмен и, радостно вскрикивая, повел меня навстречу обретенному жениху. ГЛАВА 10 Справедливости ради нужно сказать, что я была рада, даже очень рада, когда найденный бельгиец кинулся ко мне с возгласом «Танья! Танья!» и расцеловал в обе щеки. У меня было ощущение, что я сначала потерялась, а потом, наконец, нашлась! Немного успокоившись, все действующие лица обрели способность говорить членораздельно, и удачно составленная пара распрощалась с полицией. Проделав все мои предыдущие действия в обратном порядке, то есть, сдав билет и забрав вещи, мы попробовали слегка объясниться: немецкоязычный бельгиец и англоязычная русская просто вынуждены были говорить на языке Шекспира. Так что все последующие диалоги между нами велись по-английски, что наложило определенный отпечаток на степень и скорость понимания друг друга. Франц повел меня куда-то, прокатил на эскалаторе и вывел в итоге на привокзальную площадь. На улице было темно, холодно, слякотно, температура вокруг нуля градусов. – Отшень поздно, Танья! Надо ехат отель! – Да, в отель! Знаете ли вы, куда ехать? – О! В центр отель отшень дорог! Лутше окраин! – и он подвел меня к видавшему виды микроавтобусу «Фольксваген». Ни номера, ни цвета я не рассмотрела, да и не очень старалась, – в голове было пусто и гулко, как в корчаге. Франц тем временем покопался в карманах, достал ключ и принялся открывать дверь машины. Замок не поддавался. Он крутил еще и еще: – Замерз! – в сердцах буркнул мой кавалер. Так как чайника «Тефаль», который бы подумал о нас, под рукой не оказалось, то пришлось ему отогревать замок своим горячим дыханием. Помучавшись с замком «роскошной тачки» еще минут семь, хозяин, наконец, распахнул дверцу и пригласил меня садиться. Сильно галантный жест у него не вышел, но друг друга мы поняли. А раз поняли, то я, задрав повыше подол, полезла по ступенькам вверх, в очередной раз забыв пригнуть вовремя голову. По причине крайней невнимательности своей, или (так мне нравится думать больше) по причине идиотской конструкции всех микроавтобусов, еще ни разу в жизни мне не удалось избежать травм при посадке и высадке! Если я не оступлюсь на узком порожке, то стукнусь лбом, а если не то и не другое, то обязательно прихлопну пальцы дверью в момент ее закрывания! Просто не средство передвижения, а адская машинка! Так и в этот ответственный раз – стоило полезть в машину, как я со всей присущей мне грацией треснулась лбом! Франц, выразив необходимое сочувствие, деловой трусцой потрусил укладывать мою сумку в грузовой отсек. Когда все загрузились, машина еще немного покапризничала, заводясь, и мы тронулись в путь. Поскольку вариант центральных отелей был отвергнут в самом начале как непосильный, нашу долгую поездку по ночному городу я восприняла без излишнего волнения. Мы ехали и мило беседовали о причинах, побудивших каждого из нас совершить данный вояж: – Франц, ты проделал длинный путь для встречи со мной, зачем? – задала я наводящий вопрос в расчете услышать наконец что-либо романтическое. – Этот вопрос не прост для ответ! – начал задумчиво Франц – Я иметь предки скифы… – Что такое? Почему скифы? – я лихорадочно рылась в памяти, стараясь отыскать крупицы знаний об этом народе. Крупицы отчаянно скрывались, настолько дикой показалась мне тема беседы меду бельгийцем и русской на польской земле. Сначала из памяти всплыло банальное золото скифов – уж не меркантильные ли интересы движут моим избранником? А не думает ли он на мне поживиться? Потом всплыло блоковское «Да, скифы мы, да, азиаты мы…». Это еще на что намек? Уж не на азиатскую ли жестокость? И картины изощренных восточных пыток поплыли перед моим мысленным взором. В тот момент, как я припомнила ободранных заживо пленников и печальные глаза Нины Гибоедовой – Чавчавадзе, по телу пробежала дрожь ужаса!.. А Франц тем временем продолжал: – Я хотеть продлять род скифов в мои и твои дети! Связь поколений! – Я уже не слушала и искала подвох в любом его слове. В ходе этих подозрений я вспомнила о его красной окраске: – Ты сказал, что ты коммунист. Что это значит? – Это все просто! Я – коммунист! – гордо заявил он, – член бельгийской коммунистической партии. – Как Зюганов? – глупо переспросила я, так как это была единственная ассоциация, пришедшая мне на ум в тот момент. – Да! Зюганов! – оживился Франц и кинулся перечислять еще какие-то смутно знакомые мне фамилии. Он говорил и говорил, а я сидела тихо-тихо и соображала, как вписать данную политинформацию в мои матримониальные планы. – … мои польский друзья будет отшен рат! – о чем это он? Все, на фиг, прослушала! – Конечно-конечно! – подхватила я, – А где мы встретим ваших польских друзей? – Я же сказать: он ждут нас Познань! Ты взять летний туфли? – Туфли? При чем тут туфли? Зачем им мои туфли? – О! Мы будет гуляй! Лес прекрасно весной! И мы будет гуляй и собирай синий цветы! Этого мне только не хватало: гуляй в Познань и собирай! И почему весной? А где мы будем до весны? Наверное, в этом и была долгожданная романтика, но красной нитью в моем мозгу билась одна мысль: ваучер-то въездной только на одни сутки! А билет-то обратный из Варшавы! И что там еще за друзья – неизвестно! Ой, что будет, что будет!? Постепенно начала формироваться паника: – И далеко нам еще до Познани? – осторожно начала я разведку. – О, нет! Четыре часа! – я чуть не свалилась с сидения, – Прекрасно! Решим это завтра! – бодро внесла я предложение, выглянула в окно и осеклась на полуслове: Варшава давно кончилась. По обочинам дороги и дальше вплоть до горизонта простирались ровные польские поля, ноябрьское небо мрачно нависало над землей, изредка мелькали огоньки одинокого жилья, растопыривали костлявые пальцы ветлы. Было одиноко, темно и страшно. – А где мы едем? Варшава – то уже кончилась! – Да, Варшава нет, едем Познань! – Как Познань? Какая еще Познань ночью! ГЛАВА 11 Франц сидел, вцепившись в руль. В салоне было темно. Я посмотрела внимательно на его профиль: острый длинный франкский нос, очечки блестят неверными бликами, доволен собой. Он же вдруг запел каким-то гортанным голосом, издавая странные, нечленораздельные звуки. Наверное, он пел от радости встречи с милой женщиной, проделавшей долгий путь для встречи с ним, приехавшей именно к нему! Он был очень доволен с виду! И тут я опять спросила: – А где мы будем спать? – Спат? В лесу! – засмеялся он. Я похолодела. – Как в лесу? – Так! Темный-темный лес! Сделай огон и тебья кушат! – он кровожадно рассмеялся. Я наивно призналась: – Мне страшно… Не надо в лесу! – О, Танья! Когда женщин боится, он не ездит с незнакомый мужчина в другая страна! – О-о-о-о… – только и смогла протянуть я. Если раньше паника только формировалась, то теперь она расцвела буйным цветом. Я еще ничего и никогда не боялась в жизни так, как этого бельгийского коммуниста на темной осенней пустой польской трассе! Весь мой страх сконцентрировался где-то в животе и стал там холодным камнем. Я судорожно нашарила в сумочке баллончик с газом «Черемуха», незаметно переложила в карман пальто и крепко сжала, положив указательный палец на специальное углубление: если что – брызну немедля! Франц, не подозревая о моих страхах, продолжал что-то побулькивать. Я опять взглянула на него. Он вдруг наклонился вперед и стал делать головой и горлом странные глотательные движения, будто силился что-то проглотить – и не мог. Ужас мой еще усилился, и я лихорадочно заговорила, лишь бы что-то сказать: – А где ты все же работаешь? – Я учусь… э-э-э…готовить! Этого мне только не хватало! – Как это готовить? Повар что ли? – Нет! Ха-ха! Это… Как сказат?… Хобби! – обрадовался Франц нужному слову. – О! Хобби! А какой у тебя бизнес? – подозрительность моя росла и расцветала, подогреваемая страхом, а машина все мчалась по пустому шоссе. Отсчитывая версты и увозя меня от спасительной Варшавской полиции. – Бизнес нет! Польский друзья… Как это… Возит вещи…Готовит…– тянул кота за хвост собеседник. И вдруг выдал: – Танья, зачьем ты была полиция? Не надо болше полиция! – и тут меня осенило! – Безработный? – выдохнула я. – Безработный, безработный! – радостно закивал жених. Теперь мне все стало ясно: и курсы от биржи труда и польские спекулянты и членство в партии… О, Боже! Этого мне только не хватало! Сейчас завезет меня неведомо куда, в темное место, обкрадет корыстно и жестоко! Или даже убьет! А друзья зачем? Может это у них бизнес такой для пополнения публичных домов и чтобы все в летних туфлях? Так. Хорошо, деньги у меня в трусах, на животе, но паспорт-то в сумке! И я покрепче ухватила сумку за ручки. Боже! И никто во всей Польше, да что там, бери шире! во всей Европе не знает, что я еду здесь по польской дороге прямо в лапы к врагам и мне грозит опасность! Страх придал мне силы: надо о себе заявить! Чтобы люди знали, что я есть, что я была, что меня надо спасать, что меня надо искать! Лихорадочно выглядывая в окно, я приказным тоном сказала: