– Да… поменялись… и мои девочки погибли. Но я-то остался не в накладе, я получил всех девушек Валеры. Разницы в принципе никакой – девки одни лярвы, кикиморы болотные. – Валера не заявил свои права на этих девушек? – Валера погиб. – Вот как? – поднял брови следователь. – И каким же образом? – Дело, как всегда, тёмное. Дорожная авария, обгоревший труп. Валера трижды был под судом – его голыми руками не возьмёшь. Так вот поди ж ты… Конечно, всё списали на дорожное происшествие. Кому охота копать смерть бандита? Собаке, как говорится, собачья смерть. А он явно был чем-то или кем-то напуган. Захотел убраться со своей «точки», а денег всё-таки пожалел, вот и поплатился. Я потом кому надо на лапу сунул, мне результат экспертизы дали почитать. Там чёрным по белому написано: применялись пытки – кости переломаны. А что если я следующий? Девочек погубили, а потом моя очередь? – Даларьянц снова потянулся к бутылке, которую осушил больше, чем наполовину. Ольшанский подмигнул ему: – Значит, скрываешься в больничной палате от карающего меча? Даларьянц хмуро ответил: – А что вы бы делали на моем месте? Жить-то всем хочется… И плановое обследование никому не помешает. Кстати, мне полагается адвокат? – Когда предъявят обвинение, появится и адвокат. А пока своими силами обходись. – Я слышал, что главарь банды, убивший девушек, уничтожен? – Да, это так. Вот взгляни… – Ольшанский протянул фото главаря. – Лаврухин Анатолий Яковлевич. Не доводилось встречаться? Даларьянц аккуратно взял фото и поднёс близко к глазам. Потом, сопя, полез в тумбочку и вытащил очешник. Водрузил на нос очки в роговой оправе и снова уставился в снимок. – Ну что? – поторопил его Ольшанский. – Нет. Не знаю. Никогда не встречались, – ответил Даларьянц и отвёл глаза. – Это точно? – Точнее не бывает. – Ну что же… – вздохнул следователь и убрал снимок в папку. – Не знаешь, значит, не знаешь. Память короткая? Даларьянц напрягся и даже повысил голос до визга: – Не знаю я никакого Лаврухина! Что, я всех бандитов должен знать?! Много чести! Ольшанский успокаивающе махнул рукой: – Ну-ну… Не надо так волноваться. Прости, что отняли время. Отдыхай пока… – и он направился к двери. Яна двинулась за ним. – Только если вспомнишь что, позвони, слышишь? Это тебе сейчас ой как надо, это тебе в зачёт пойдёт. Ладно, отдыхайте пока, гражданин Даларьянц, – вздохнул следователь, и они с Яной закрыли за собой дверь в палату. Пройдя обратным путём по больничному коридору, они оказались на улице. Яна зябко повела плечами: – Кругом одни бандиты… Ольшанский усмехнулся: – Это как посмотреть… Ясно, не консерватория… Может, пойдём перекусим? Что-то я проголодался. Тут недалеко местечко знаю замечательное. Пойдём, а? Есть очень хочется. Яна отрицательно качнула головой: – Аппетита нет. Да и дела у меня. Не сердись, Пётр, хорошо? – Да как можно на тебя сердиться? – улыбнулся Пётр Иванович. – Куда тебя подвезти? Яна хотела повидаться с матерью Мартина без присутствия любимого. Ей казалось, что она так быстрее и лучше найдёт с ней общий язык. Но объяснять это Ольшанскому она не стала, а только спросила: – Слушай, а мне не показалось, что этот жирный боров соврал? Он, кажется, Лаврушина узнал. – И я того же мнения, – кивнул следователь. – Врёт, гадюка, как сивый мерин. Но ничего, я еще из этого сутенёра лапшу нарежу… Сейчас за ним будет вестись круглосуточное наблюдение. – А это нужно? – Если бы точно знать, что может пригодиться в ходе расследования, а что нет – жил бы в Сочи! – пошутил Ольшанский. – Ну что, поехали? Тебе куда? – В гостиницу, – сказала Яна и села в машину. Глава 18 Яна, словно ураган, влетела в свой просторный номер, напоминающий студию, и прямиком направилась в душ, слушая голосовые послания от Мартина. Одно нежнее другого. Вечером он обещал отвезти ее на какую-то выставку с фуршетом. Погрузив бренное тело в тёплую воду с пеной, пахнущую экзотическими цветами, Яна закрыла глаза и расслабилась. Она очень хотела, чтобы Мартин был с ней. Сейчас он хотя бы был тут, рядом, в одном городе. Ничего их не разделяло. Сколько бессонных ночей она провела в Москве, думая, что вообще больше не увидит любимого. А теперь такое счастье!.. Яна вытерлась большим банным полотенцем, надела махровый халат, сунула ноги в мягкие тапочки и вышла из ванной. В глаза бросился конверт на полу, который, по всей видимости, подсунули под дверь. Она почему-то сразу решила, что это любовное послание от Мартина или приглашение на выставку. Яна схватила конверт и, устроившись калачиком в мягком кресле, с радостным волнением вскрыла его. На колени ей посыпались снимки. На каждом Мартин. Он был снят в джакузи. Рядом с ним плескалась такая же обнажённая девица и выражение их лиц не вызывали никаких сомнений – это близкие люди. У Яны задрожали руки и потемнело в глазах. Несколько минут она сидела, словно в столбняке, не в силах пошевелиться. Наконец она смогла обрести равновесие и встряхнула конверт. На пол спланировала газетная вырезка. Яна подняла ее и развернула. Это была статейка из какой-то никому не известной газетёнки. Автор, или, судя по подписи, авторша, гневно обрушилась на олигархов, имеющих частные самолёты, которыми они управляют в пьяном виде, тем самым подвергая пассажиров других лайнеров смертельной опасности. Авторша писала, как под видом проститутки попала на частный борт и что она там увидела. Кончалась статейка абзацем, в котором говорилось, как пьяный пилот, у которого стало плохо с сердцем, чуть не разбил самолёт. Спасло пассажиров только чудо. Яна брезгливо отбросила снимки и стала быстро одеваться. На душе было противно, а во рту чувствовалась горечь. Она выбрала броское платье леопардовой расцветки, красные туфли-лодочки на шпильках, расчесала волосы, которые слегка завились от влажности в ванной, собрала с пола снимки, положила их в сумочку и вышла из номера. Она отправилась в дом Мартина, к его матери – Стефании Сергеевне, сильно надеясь, что Мартина не будет дома. Видеть его сейчас она была просто не в силах. Яна шла по улицам Санкт-Петербурга, где каждый дом пропитан многовековой историей и неповторимой атмосферой, и не замечала красоты города. Шла по Невскому, по которому ходили Пушкин, Достоевский, Гоголь, Ахматова, Блок, и не думала об этих великих писателях и поэтах – в голове билась только одна мысль: как он мог! Как только посмел! Незаметно Яна оказалась у парадной дома Мартина. Она нажала кнопку консьержа, ей ответили, она сообщила к кому пришла, и ее пустили в подъезд. Яна поднялась в лифте на нужный этаж и в нерешительности остановилась перед массивной дверью квартиры Мартина. Потом она решительно тряхнула волосами и резко позвонила. Вскоре послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась. – Яна? – удивлённо спросила Стефания Сергеевна. – Здравствуй. Ты как здесь? Яна улыбнулась, но улыбка вышла какой-то невесёлой: – Здравствуйте, Стефания Сергеевна. Вот шла мимо… Дай, думаю, зайду. Примите?.. Стефания Сергеевна засуетилась: – Прошу, прошу, Яночка… Какая приятная неожиданность! Проходи, не стесняйся… – Она отступила, пропуская Яну в просторную питерскую прихожую. – Простите, что без подарка, – сказала Яна. – Как-то спонтанно получилось… – Она поставила сумочку на тумбочку у огромного зеркала в тёмной раме и… рухнула на пол. Сознание покинуло её. Яна словно выплывала из черноты, которая постепенно отступала, и появились очертания потолка. Она слабо застонала, не понимая, где находится и что произошло. Над ней склонилось встревоженное лицо Стефании Сергеевны. Перепуганная дама хлопала её по щекам и брызгала в лицо водой. – Яна, деточка, что с тобой? – причитала она. – Очнись, пожалуйста, не пугай меня! – Увидев, что Яна приходит в себя, она радостно воскликнула: – Ну, слава Всевышнему! Ты очнулась? Давай я помогу тебе сесть. Яна с трудом села, привалившись к стене. – Спасибо, Стефания Сергеевна… Что-то я не устояла… – Ты меня испугала до смерти! Так и инфаркт получить недолго. Ты нездорова? Яна помотала головой и тяжело встала. Держась за стенку, прошла в комнату и плюхнулась на стул с резной спинкой. – Простите, ради бога. Сама не знаю, как так случилось. Перенервничала, наверное. Я долго была без сознания? – Да пару минут! Не волнуйся, дорогая. Как самочувствие? Голова не кружится? Я попыталась тебя приподнять, но, сама понимаешь, годы, суставы больные… Извини… – Это вы меня простите, пожалуйста. – Яна потёрла виски. – Не знаю, что со мной… Сейчас уже лучше. Стефания Сергеевна протянула Яне снимки. – Ты из-за этого расстроилась? Яна кивнула. Ее мутило. – Плюнь. Это или коллаж, или какая-то ерунда. Что ужасного в этих снимках? Ты же не знаешь когда это было. Может, лет пять назад. Значит, Мартин не тебе изменял, а своей жене. И вообще, всё что было, то прошло. Вам надо заново строить отношения, а возвращаться в прошлое не годится. И опилки пилить не нужно. Выброси эти фотки в помойку и не доставляй радость тому, кто тебе их прислал. Ведь кто-то тебе их подкинул, да?