Эндрю сверился с ежедневником. – Могу прямо с утра. – Ну, ты молоток, – сказал Кит и вразвалочку направился к своему столу. «А ты – кусок ветчины, оставленный на солнце», – подумал Эндрю. Он вернул на место наушники, но тут из своего кабинета вышел Кэмерон и похлопал в ладоши, требуя общего внимания. – Общее собрание, парни, – объявил он. – И да, да, не волнуйтесь – нынешняя миссис Кэмерон, по своему обыкновению, испекла кекс. Ну что, устроим перерывчик? Троица отозвалась на предложение с энтузиазмом курицы, которую попросили надеть бикини из прошутто и заскочить в лисью нору. Уголок отдыха состоял из низенького, по колено, столика и двух диванчиков, от которых, непонятно почему, пахло серой. Кэмерон подумывал добавить парочку пуфов, но эта его идея осталась без поддержки, как и некоторые другие: вторничные пересаживания, негативная банка – «такая же, как и ругательная, но для негатива!» – и общие пробежки в парке. – Я занят, – зевнул Кит. Полное отсутствие энтузиазма с их стороны нисколько не обескуражило Кэмерона – последней его идеей стала банка предложений. Ее тоже проигнорировали. Все устроились на диванчиках. Кэмерон разделил кекс, разлил чай и попытался занять сотрудников болтовней ни о чем. Кит и Мередит втиснулись на диванчик поменьше, и Мередит смеялась над чем-то, что нашептывал ей Кит. Как родители различают варианты плача своих новорожденных, так и Эндрю начал различать тона в смехе Мередит. В этот конкретный момент ее пронзительное хихиканье указывало на то, что кто-то подвергается жестокому осмеянию. Судя по взглядам, которые эти двое бросали украдкой в сторону Эндрю, объектом обсуждения был, возможно, он. – Итак, леди и джентльмены, – начал Кэмерон, – начнем с самого главного. Не забывайте, что с завтрашнего дня у нас новенькая. Пегги Грин. Знаю, нам всем пришлось несладко после ухода Дэна и Бетани, так что пара новых рук – это круто. – При условии, что у нее не будет постоянных стрессов, как у Бетани, – вставила Мередит. – И она не окажется такой же выскочкой, как Дэн, – проворчал Кит. – Вообще-то, – сказал Кэмерон, – я хотел поговорить с вами о моей еженедельной – ту! ту! – он изобразил звук воображаемого рога… – интересной идее! Помните, ребята, вы все можете в этом участвовать. Какой бы безумной ни была идея. Правило только одно: она должна быть забавной. Эндрю содрогнулся. – Итак, – продолжал Кэмерон, – моя идея на эту неделю – барабанная дробь, пожалуйста! – каждый месяц мы собираемся у кого-то из нас дома на обед. Что-то вроде «Приходите на обед», но без последующего разбирательства. Поесть, немножко выпить, пообщаться – так у нас будет возможность укрепить неформальные межличностные связи, получше узнать друг друга, познакомиться с семьей и все такое. Мне уже не терпится поскорее начать. Что скажете? После «познакомиться с семьей» Эндрю больше ничего уже не слышал. – А ничего другого нельзя придумать? – спросил он, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. – О… – мгновенно приуныл Кэмерон. – Вообще-то, эта – одна из моих лучших идей. – Конечно, конечно! – поспешил исправиться Эндрю. – Просто… может, просто сходить в ресторан? – Слишком дорого, – сказал Кит, рассыпая крошки. – Ладно, как насчет чего-то еще? Не знаю… «Лазерный лабиринт»? В него еще играют? – Накладываю вето на «Лазерный лабиринт». Я не двенадцатилетний мальчишка, – заявила Мередит. – Идея с обедом мне нравится больше. Вообще-то, на кухне я – бог. – Она повернулась к Киту. – Держу пари, ты будешь в восторге от моей бараньей голени. Эндрю почувствовал, как к горлу подступает желчь. – Ну же, Эндрю. – Получив благословение Мередит, Кэмерон заметно оживился и даже попытался по-приятельски ткнуть Эндрю, в результате чего последний пролил на ногу чай. – Вот смеху будет! Изощряться не надо – никакого давления. И конечно, я буду счастлив познакомиться с Дианой и ребятишками. Ну, что скажешь? Готов, старик? Мысли в голове у Эндрю уже неслись наперегонки. Должно же быть что-то, что можно предложить в качестве альтернативы? Рисование с натуры. Травля барсуков собаками. Да что угодно. Остальные теперь просто смотрели на него и ждали. Нужно что-то сказать. – Черт возьми, Эндрю. Ты что, привидение увидел? – не выдержала Мередит. – Ну не может же быть, чтобы ты так плохо готовил. Диана наверняка чудесная хозяйка и уж, конечно, поможет тебе справиться. – Ммм… хмм, – пробормотал Эндрю, постукивая кончиками пальцев. – Она ведь юрист, если не ошибаюсь? – сказал Кит. Эндрю кивнул. Может быть, в ближайшие дни в мире случится что-то, какая-то катастрофа, атомная войнушка, и все позабудут про эту глупость? – У тебя ведь чудесный старый таунхаус на Далвич-уэй? – почти с ухмылкой спросила Мередит. – С пятью спальнями, да? – С четырьмя, – отозвался Эндрю. Он терпеть не мог, когда Мередит и Кит вели себя вот так, объединившись в дуэт насмешников. – Все равно, – подхватила Мередит, – большой симпатичный дом, способные и развитые, как все говорят, детишки и Диана, талантливая добытчица-жена. Ты у нас темная лошадка. Позднее, когда Эндрю уже собирался уходить, так и не сделав ничего толком из-за постоянно отвлекавших мыслей, Кэмерон подошел к его столу и опустился на корточки. Похоже, это был один из тех жестов, которым его научили на каких-то курсах. – Послушай, – негромко сказал Кэмерон, – знаю, тебе идея с обедами пришлась не по вкусу. Ты просто скажи, что подумаешь, ладно? Эндрю еще раз переложил уже сложенные бумаги. – Э, я к тому… Не хочу ничего портить… просто… Ладно, подумаю. Но если из этого ничего не получится, уверен, мы придумаем что-то другое… забавное. – Вот это мне нравится. – Кэмерон выпрямился и, обращаясь ко всем, добавил: – Надеюсь, все со мной согласны. Так что, команда, вперед! Давайте не будем затягивать. Лучше раньше… Да? Некоторое время назад Эндрю потратился на наушники с активным шумоподавлением для поездок на работу и с работы, так что теперь, видя сидящего напротив и жутко чихающего мужчину или орущего в вестибюле ребенка, протестующего против явной несправедливости, выраженной в том, что его заставляют носить не один, а целых два ботиночка, он как бы смотрел немой фильм с успокаивающим, пусть и не совмещенным хронологически, саундтреком Эллы Фицджеральд. Однако совсем скоро состоявшийся в офисе разговор снова закрутился в голове, соперничая с Эллой за его внимание. «Чудесный старый таунхаус… способные и развитые детишки… талантливая добытчица-жена». Самодовольная ухмылка Кита. Презрительная усмешка Мередит. Разговор не отпускал, не отставал до самой станции и продолжился, когда Эндрю пошел купить продуктов на ужин. Там он в какой-то момент поймал себя на том, что стоит в углу магазина возле пакетиков с хрустящими хлопьями, названных в честь знаменитостей, и старается не закричать. Минут через десять, взяв и вернув на место четыре готовых ужина и чувствуя себя не в состоянии сделать выбор в пользу одного, Эндрю вышел с пустыми руками под дождь и направился домой, слушая голодное ворчание желудка. Какое-то время он стоял, дрожа, перед дверью и, лишь когда терпеть холод стало невозможно, достал ключи. Такой день – когда он медлил у двери, уже вставив ключ в замок и затаив дыхание, – случался обычно раз в неделю. Может быть, сегодня… Может быть, сегодня все так и будет: милый старинный дом… Диана готовит ужин на кухне… запах чеснока и красного вина… голоса вечно цапающихся Стеф и Дэвида, а потом радостные крики, потому что… Папа пришел! Папа дома! Запах сырости в коридоре ударил сильнее, чем обычно. Знакомые потертости и царапины на стенах, мигающий молочно-желтый свет ламп. Поскрипывая промокшими ботинками, Эндрю устало поднялся по ступенькам и нацепил на кольцо второй ключ. Поправил покосившуюся дощечку с цифрой два на двери и прошел внутрь, где его встретила, как и все последние двадцать лет, только тишина. Глава 3 Пятью годами ранее Эндрю опаздывал. Наверно, в этом не было бы ничего страшного, если бы в резюме, отправленном утром, перед поездкой на собеседование, он не отметил свою «крайнюю пунктуальность». Не просто пунктуальность, а крайнюю пунктуальность. Что это такое? Возможна ли крайность в пунктуальности? Как можно измерить такое? Глупая ошибка. Эндрю переходил дорогу, когда странный гогочущий звук отвлек и заставил повернуться. Чуть в стороне летел гусь, чье белое подбрюшье казалось оранжевым в лучах утреннего солнца, а пугающие крики и неуверенное, с креном набок, движение придавали ему сходство с подбитым истребителем, пытающимся дотянуть до базы. В тот самый момент, когда птица выровнялась и продолжила полет по курсу, Эндрю поскользнулся на льду. На одно короткое мгновение он стал похож на спрыгнувшего с обрыва мультяшного героя, руками и ногами колотящего в пустоту, а потом с глухим чмякающим звуком хлопнулся на землю. – Вы в порядке? Вместо ответа женщине, помогшей ему подняться, Эндрю лишь хрипло выдохнул. Чувствовал он себя так, словно паровой молот только что врезал ему пониже спины. Но не это помешало Эндрю поблагодарить женщину. В том, как она смотрела на него, в ее полуулыбке и прическе было что-то столь поразительно знакомое, что у него перехватило дух. Женщина всматривалась в его лицо так пристально, словно ее тоже пронзило это чувство узнавания и боли. И только когда она сказала «Ладно, тогда пока», Эндрю понял, что женщина и в самом деле ждала, когда же он поблагодарит ее. Поспешить за ней? Догнать, извиниться? Но тут в голове зазвучала знакомая мелодия. «Голубая луна, меня ты видела стоящим одиноко». Лишь полностью сосредоточившись, крепко зажмурившись и помассировав виски, Эндрю смог прогнать ее прочь. Но когда он снова открыл глаза, незнакомка уже ушла. Эндрю отряхнулся и лишь тогда сообразил, что люди видели, как он упал, и получили свою дозу злорадства. Ни на кого не глядя, он опустил голову, сунул руки в карманы и зашагал дальше. Ощущение неловкости и смущения постепенно сменилось чем-то еще. Именно после таких вот происшествий оно пробуждалось в самой его глубине и растекалось, густое и холодное, вызывая ощущение движения через зыбучий песок. Поделиться случившимся было не с кем. Не с кем поговорить, посмеяться и забыть. Зато одиночество всегда было поблизости, всегда начеку, всегда готовое издевательскими аплодисментами отметить каждую его заминку, каждый неверный шаг. Пережив потрясение, Эндрю тем не менее ничуть не пострадал, если не считать небольшой царапины на руке. Теперь, приближаясь к сорока, Эндрю слишком хорошо понимал, что не за горами уже тот день, когда такой вот заурядный плюх перейдет в категорию «небольшого падения». (Втайне он даже представлял, как сочувственно настроенная незнакомка укроет его своим пальто в ожидании «Скорой помощи» и будет поддерживать голову и сжимать ему руку.) Если сам он нисколько не пострадал, то его рубашке, к сожалению, повезло куда меньше. Еще недавно чистая и белая, она оказалась забрызганной грязной бурой водой. В какой-то момент Эндрю даже подумал, что, может быть, стоит попытаться обратить царапину себе на пользу и произвести впечатление на собеседовании. «Что, это? О, по пути сюда мне пришлось на секунду отвлечься, чтобы спасти ребенка/щенка/важное лицо от автобуса/пули/тигра. В общем… я – человек инициативный, одинаково хорошо работаю как самостоятельно, так и в команде». Остановившись на более реалистичном варианте, он завернул в ближайший «Дебнемз» за новой рубашкой. В результате отклонения от маршрута перед секретарем-регистратором в храме из бетона, где располагались офисы муниципалитета, Эндрю предстал потным и запыхавшимся. Опустившись на стул, он постарался успокоить дыхание. Ему была нужна эта работа. Очень нужна. В двадцать с небольшим Эндрю поступил на службу в совет ближайшего боро[3], где, сменив несколько административных должностей, застрял на одном месте и откуда через восемь лет был бесцеремонно уволен в связи с сокращением. Жизненный принцип его тогдашнего босса, добродушной розовощекой уроженки Ланкастера по имени Джилл, выражался формулой «сначала обними, спрашивай потом». Переживая за Эндрю, она обзвонила все лондонские советы в поисках вакансии. Сегодняшнее собеседование было единственным результатом ее стараний, а описание работы в присланном по электронной почте письме не внушало оптимизма. Насколько он смог понять, заниматься пришлось бы примерно тем же, что и раньше, но еще его обязанности предполагали что-то связанное с проверкой имущества. Что еще важнее, зарплата на новом месте полагалась точно такая же, что и на прежнем, а выйти он мог уже в следующем месяце. Лет десять назад Эндрю еще мог бы колебаться, подумывать, не стоит ли начать с чистого листа. Поискать что-нибудь связанное с разъездами или, может быть, нечто совершенно новое. Но теперь, когда даже необходимость выйти из дома вызывала невнятное чувство беспокойства, вариант с подъемом на Мачу-Пикчу и переквалификацией в укротителя львов уже не представлялся заманчивым. Дрожали поджилки; Эндрю сорвал зубами заусеницу на пальце и попытался взять себя в руки. Когда в комнату наконец вошел Кэмерон Йейтс, Эндрю почему-то решил, что они встречались, и даже собрался спросить, действительно ли это так, – а вдруг удастся вырвать какую-то милость, – но потом вдруг понял, что узнал Кэмерона потому только, что тот как две капли воды похож на юного Громита из «Уоллес и Громит». Такие же близко посаженные, выпученные глаза и здоровенные передние зубы, напоминающие неровно торчащие сталактиты. Единственные отличия – хохолок черных косматых волос и характерный акцент уроженца «ближних графств». В крошечном, чуть больше гроба, лифте перекинулись парой вымученных реплик, причем Эндрю никак не удавалось оторвать взгляд от выпирающих сталактитов. «Прекрати пялиться на чертовы зубы», – приказал он себе, таращась на эти самые чертовы зубы. Потом ждали, пока принесут воды – два голубеньких пластиковых стаканчика с тепловатой жидкостью, – и лишь затем собеседование началось по-настоящему. Кэмерон начал с общей характеристики работы, потом, не переводя дыхания, расписал, как Эндрю, если получит место, будет разбираться со смертями, подпадающими под действие Закона об общественном здравоохранении. – Это значит – держать связь с организаторами похорон, писать извещения о смерти в местные газеты, регистрировать смерти, отыскивать родственников, взыскивать похоронные расходы через распоряжение имуществом умерших. В общем, можете себе представить, какая это куча бумажной ерунды. Слушая и пытаясь вникнуть в услышанное, Эндрю понимающе кивал, мысленно проклиная Джилл, позабывшую упомянуть о главном. А потом – он даже не понял, как это произошло, – Кэмерон переключился на него самого. Нервничая, похоже, не меньше, чем претендент на должность, он переключился с простых, дружелюбных вопросов на двусмысленные, неоднозначные, и даже в голосе его зазвучала резкая нотка, как будто он сам с собой играл в плохого и хорошего полицейского. Получив наконец возможность ответить на ту чушь, что нес Кэмерон, Эндрю обнаружил, что и сам запинается и не может подобрать нужные слова. Когда же ему все-таки удалось составить цельное предложение, энтузиазм больше походил на отчаяние, а попытки оживить ответ юмором смутили уже Кэмерона, который на протяжении речи Эндрю не раз и не два поглядывал за спину соискателю, отвлекаясь на кого-то в коридоре. В какой-то момент дошло до того, что Эндрю уже подумывал сдаться, бросить все и просто выйти из комнаты. Ко всему прочему, его по-прежнему отвлекали зубы Кэмерона. На первое место вышел новый вопрос: сталактиты или сталагмиты? Была ведь какая-то фраза, помогавшая отличить одни от других? Размышляя об этом, Эндрю в какой-то момент понял, что Кэмерон спросил о чем-то – но о чем? – и ждет ответа. Запаниковав, Эндрю подался вперед. – Э… ммм… – произнес он тоном, который должен был показать, что столь глубокий вопрос требует столь же глубокого осмысления. Расчет не оправдался – Кэмерон нахмурился, и Эндрю понял, что вопрос, должно быть, предполагал простой ответ. – Да, – выпалил он, сделав ставку на краткость, и с облегчением отметил, как лицо Кэмерона осветила угасшая было улыбка Громита. – Чудесно. И сколько? – спросил он. Это было уже потруднее, хотя Эндрю и почувствовал по добродушно-легкому тону Кэмерона, что может отделаться шуткой и не вдаваться в детали. – Ну, я и сам иногда путаюсь, – сказал он, добавив на пробу печальную улыбку. Кэмерон натянуто рассмеялся, как будто не поняв, шутит Эндрю или говорит серьезно. – Позвольте задать вам тот же вопрос? – в свою очередь спросил Эндрю, надеясь получить больше информации и прояснить ситуацию. – Конечно. У меня в единственном числе. – Кэмерон потянулся к карману брюк, и у Эндрю мелькнула дикая мысль, что вот сейчас собеседник покажет ему свое единственное яйцо, как будто он задает этот вопрос каждому встречному, отчаянно надеясь встретить такого же бедолагу, обделенного судьбой товарища по несчастью. Кэмерон, однако, извлек из кармана всего лишь бумажник, а из бумажника – фотографию ребенка в зимнем костюме и с лыжами. Лишь тогда Эндрю понял, какой вопрос ему задали, и быстро воспроизвел разговор уже с точки зрения Кэмерона. «У вас есть дети?» «Э… ммм… Да». «Чудесно. И сколько?»