– Думаю, да, – соглашаюсь я. – Можно мне как-нибудь прийти еще? С удовольствием послушаю истории о папе. – О большем я и желать не могу. – Она зачерпывает горсть теста, приятно пахнущего эгг-ногом[1] и топленым маслом. Джексон жестом показывает мне следовать за ним. Глава 11 Дружба – Как ты еще не растолстел? – спрашиваю я, сжимая в руках теплый стаканчик горячего шоколада из пекарни миссис Мэривезер с легкой ноткой чили и корицы. Хорошие гены. – Джексон хлопает себя по животу. Мы переходим улицу, направляясь к порту, и только тогда я впервые вижу огромный корабль. – Стой. – Ты еще не видела «Дружбу»? – Он улыбается. – Так вот как зовется ваш пиратский корабль! Джексон смеется: – На самом деле это реконструкция восточно-индийского торгового судна, построенного в 1797 году. – Ты знаешь точную дату? – Я искоса смотрю на него. – Когда я был маленьким, папа часто приводил меня сюда. Он строил корабли и особенно любил этот. Внезапно становится понятна обстановка его дома. Я делаю глоток горячего шоколада. – Это судно дюжину раз плавало через весь земной шар и каждый раз возвращалось в Салем, привозя товары со всего света. – Джексон смотрит на мачты с многоярусными деревянными перекладинами. – Правда? – Я очарована любовью Джексона к этому старому кораблю. – К сожалению, англичане захватили оригинал в войну 1812 года и продали его по частям. – Печально. Он красивый. – Да, ненавижу, когда люди уничтожают красивые вещи. – Джексон так искренен, когда говорит об этом корабле. К моим щекам приливает жар. – Значит, ты приходил сюда с папой? – Ага, он рассказывал обо всех частях корабля и как они работают. Потому мне и нравится делать мебель. Мы с отцом много чего создали вместе. Небо начинает из оранжевого становиться розовым. – Каким он был? Джексон улыбается: – Отец всегда носил подтяжки, и у него был глубокий смех, который сотрясает все тело. А еще он всегда брал с собой старую курительную трубку, из-за которой мама дико злилась. Она уверяла, что весь дом уже провонял этим запахом. Но больше всего на свете папа любил маму. Он был величайшим сладкоежкой. Прокрадывался посреди ночи на кухню и съедал приготовленную на продажу выпечку. Мама каждый раз жаловалась, но в глубине души ей это нравилось. Его любовь к отцу так понятна и близка, что у меня перехватывает дыхание. – Судя по твоему рассказу, он был чудесным. Джексон кладет руку мне на плечо и притягивает ближе к себе. Я напрягаюсь от его прикосновения. Может, миссис Мэривезер была права насчет Джексона. Я ведь не дала ему даже шанса. Просто не привыкла, что люди могут быть добры. Пару раз ребята из школы поступали со мной по-хорошему, чтобы потом подшутить, что не добавило очков доверию к людям. Я расслабляю мышцы и осторожно прислоняюсь к плечу Джексона, вдыхая запах хвои. – В Нью-Йорке у меня не было друзей. Мы смотрим, как разноцветное небо отражается в водной глади, и я размышляю о его руке, так и не отпустившей моих плеч. – Ты всегда говоришь то, что думаешь, правда? – спрашивает он, словно это хорошее качество. Я пожимаю плечами: – Вивиан говорит, я не умею фильтровать слова. Забавно, но, думаю, у меня это от нее. На самом деле я просто не вижу смысла приукрашивать действительность. – Получается, ты не скучаешь по городу? – Не особо. Но я скучаю по возможности каждый день приходить в больницу к папе. Мы не расставались так надолго, как сейчас, с самого первого дня его комы. Квартира была продана быстрее, чем Вивиан предполагала, и нам пришлось переехать раньше, до того, как его перевезут в Бостон. Объятия Джексона становятся крепче, а я не сопротивляюсь возможности прижаться к нему. Мое дыхание чуть ускоряется, грудь вздымается быстрей, чем раньше. Джексон опускает взгляд на меня. – Если не возражаешь, я спрошу: что с ним случилось? Я замираю. Джексон первый человек, который попросил рассказать эту историю. – Четыре месяца назад папа готовил завтрак. Было субботнее утро, а до его болезни у меня был настоящий талант спать до обеда. Меня не будили ни сигнализация, ни вой пожарных сирен – ничего. Но в то утро какая-то частичка сонного мозга уловила панику в голосе Вивиан, и я пулей подорвалась с постели. Тогда я еще не знала, но причиной резкого пробуждения стал ее звонок в девять-один-один. Помню только, как забежала на кухню и увидела отца, лежащего на черном кафеле. Самое странное, что именно в тот момент я сообразила, что папа как раз готовил мой любимый завтрак – банановые оладьи с шоколадной крошкой. Его глаза закрылись за секунду до того, как я оказалась рядом. Врачи сказали, что у него был небольшой разрыв в стенке сердца. Они провели операцию, но с тех пор папа в коме. Врачи не знают почему. – Мне ужасно жаль. – Джексон качает головой. – Теперь я часто просыпаюсь от панических атак. Я… думаю, что сама в этом виновата. В смысле, в болезни папы. – Никогда никому в этом не признавалась. – Сэм, в этом определенно нет твоей вины. Внезапно накатывает ощущение незащищенности, и отчаянно хочется спрятаться. Я отстраняюсь от Джексона. – Ты мало об этом знаешь. Люди рядом со мной всегда страдают. Я как магнит для катастроф. – Ты не можешь винить себя в том, что… – Давай просто закроем тему. – Я прикусываю нижнюю губу. – Лучше пойдем домой. Я так и не сказала Вивиан, куда пропала. – Конечно. Мы покидаем порт, снова оказываясь на улицах. Без руки Джексона на плечах становится холоднее, но не уверена, что мне комфортно находиться так близко к кому-либо. Чаще всего люди предпочитают ко мне не прикасаться. – Можно еще что-нибудь посмотреть по дороге домой? – спрашиваю я в надежде отогнать мрачные мысли. – Памятники истории, например? – Угу, они повсюду, – сообщает Джексон, не останавливаясь. – В паре кварталов по той дороге будет Старое кладбище, древнейшее кладбище Салема. Там покоится один из Мэзеров. Когда будет светло, я свожу тебя туда. – И кто сейчас боится? – спрашиваю я, и Джексон усмехается. Мы идем по маленькой улочке с красивыми старыми домами. – А на этой улице жил судья Корвин. Многие люди Салема приходили сюда по поводу обвинений в колдовстве. Его рука задевает мою, и я отдергиваю пальцы, не успев даже задуматься, хочу ли этого. – Ты правда многое знаешь об истории. Впечатлена. – Это комплимент? – Я хвалю людей только заслуженно. – Можешь повторить? Хочу запомнить этот момент. – Нет. – Пытаюсь не улыбаться, но терплю полный провал. Джексон останавливается перед огромным особняком с большими стеклянными окнами и сводчатой крышей. Он похож на замок в новоанглийском стиле. Ухоженная зелень вокруг и внушительный забор, окружающий территорию. – Что это за место? – интересуюсь я. – Когда-то было тюрьмой. – Необычная тюрьма.