— Чем обязаны? — оракул спешил по коридору навстречу. По растрепанной одежде, которую глава храма на ходу поправлял, можно было судить, что заявился Лерис весьма рано. — Я пришел за своим. — Вы упустили нареченную. Колодец не ответит. Он свою задачу выполнил, — без подведенных бровей и нарисованных стрелок оракул выглядел вполне себе обычным человечком. Бледным, некрасивым, незначительным. — А это не вам решать, — князь дерзил нарочно. Только нахрапом можно было пробиться к древнему артефакту. Начни он с прошений, и оракул придумал бы тысячу причин, почему Лерису нельзя посетить святое место. — Не наша вина, что вы были не в состоянии протянуть руку. — А я еще раз попробую. — Это нарушение! — оракул покраснел. На его лысине выступили капли пота. — Никто еще не тревожил колодец дважды. Он дал все ответы. — Разве где–то записано, что просящий не имеет права повторно посетить артефакт? Если да, то покажите, и я, устыдившись, уйду. Если же нет, то уступите дорогу. Колодец тридцать лет играл со мной, пришла моя очередь. — Он без крови не ответит! — Пущу сколько потребуется. Пусть захлебнется. — Я не дам ритуальный нож! Его нельзя применять после того, как стигма сформировалась. Она ведь сформировалась? — Не слишком ли много оговорок на одно исключение? — Лерис резко остановился, и оракул не ожидавший того, врезался в княжескую спину. Небоход развернулся с таким лицом, что храмовик невольно отступил. — Или у вас всякий раз вода покрывается льдом? — Ну… нет… подобное случилось впервые… — Вот и я о чем. Раз что–то пошло не по правилам, не стоит надеяться на обычный ход событий. — Но магия может наказать! — А я попробую. Мне терять нечего. Ставшая знакомой за столько раз посещения храма дорога вывела к нужному проходу. Оракул попытался остановить Птородея перед спуском, перекрыв путь своим телом, но не рассчитал сил. Князь переставил его в сторону, точно деревянную фигурку в игре «черные против белых». Знакомый зал встретил кромешной тьмой. Ни тебе ярких огней, ни мягкой дорожки под ногами. «А и хорошо. Значит, никого не ждут». Лерис переживал, что попадет в храм в тот день, когда какой–нибудь владыка явится испытать судьбу. Но во–первых, владык в Себатре было не так уж много, а во–вторых большинство из них уже нашли свою истинную, поэтому риск оказался невелик. Поняв, что непрошенного гостя не выставить, глава храма приказал зажечь огни. Не как в праздничный день, конечно, но достаточно, чтобы видеть, как поведет себя колодец. Оракула самого съедало любопытство. Все же за годы его службы в храме подобный случай встречался впервые. Глава 7 Князь больше не обращал внимания на оракула. Сосредоточился полностью на колодце. Упал перед ним на колени — уж больно тот был низок, достал из ножен на бедре нож и, не медля ни минуты, чиркнул себя по раскрытой ладони. Как раз по линии жизни. Кровь обильно потекла в колодец. Вода, сначала никак не реагирующая на гостя (князь от нетерпения аж скрипнул зубами), долгое время оставалась черной. — Я же говорил… — прошипел оракул, не в силах справиться со злорадной улыбкой. Лерис дернулся было, чтобы ответить ударом в рожу — сейчас он пошел бы на любую дикость, но вода резко побелела и ощерилась острыми льдинками. В воздухе закружились снежинки. Там, где кровь продолжала капать, снег окрасился в алый цвет. — Ну! — в нетерпении князь качнул древнюю кладку. — Показывай! Тишину напряженного ожидания нарушало ворчание оракула, переживающего, как бы нетерпеливый гость не разрушил древний артефакт. Устав надеяться на ответ, Лерис грудью лег на стенку колодца и со всей дури ударил кулаком в толщу льда. Тот раскололся с оглушающим треском, и рука небесного князя провалилась в воду по самое плечо. * * * Уставшая Ева наклонилась над раковиной. Лицо горело. Она бегом поднималась по лестнице, лишь бы не видеть насмешливые взгляды и не слышать неприятные шепотки. По факультету уже разлетелась сплетня, что какой–то шутник раздел Никольскую догола и, навеселившись с ней, пьяной, вволю, пометил татуировкой. Все совершенно так, как подумал Максим. Ева открыла кран так сильно, что вода не успевала уходить в сток. Дождавшись, когда та сделалась ледяной, Ева зачерпнула воду ладонями и опустила в них лицо. Она сдерживала дыхание так долго, что заболели легкие. Но когда отняла руки, закричала — раковина наполнилась кровью. — Ты чего? — на пороге туалетной комнаты появилась заспанная Ксюха. — Боже, что со мной?! — Ева была в ужасе, представляя, что творится с ее лицом. Иначе откуда взяться столько крови? — Да вроде ничего. Мокрая вся. — Сюда смотри, сюда! — Ева постучала ладонью по кончику носа. Ксюша подошла ближе, обхватила голову подруги руками и повернула к окну. — А, так ты про прыщ на лбу! Чего кричать? Совсем маленький. Ева не поверила, метнулась к зеркалу. Ксения покачала головой и повернулась к раковине, где продолжала хлестать вода. Молча закрыла кран и, желая, чтобы вода лучше уходила, покрутила пальцами в стоке. И взвизгнула от страха. — Меня кто–то схватил за пальцы! — она тряслась и прижимала мокрую руку к груди. Ева на цыпочках подошла к раковине, из которой с неприятным шумом уходила вода, и осторожно заглянула в нее. Со дна на нее смотрел тот самый темноволосый мужчина, что когда–то напугал в кафе. Теперь обе студентки орали в голос. Сбежавшиеся со всего этажа сокурсники никак не могли взять в толк, почему их соседки бьются в истерике. На вопрос, что случилось, обе показывали на раковину. Не найдя ничего примечательного ни в ней, ни поблизости, устав ждать вразумительных ответов, студенты разбрелись по своим комнатам. Самые нервные наградили девчонок званием чокнутых и посоветовали больше не «укуриваться». Любители сенсаций не торопились покидать цирк. Для таких любое шумное событие — развлечение. Тем более в клоунах все те же: Ева со своей подружкой. Напоив испуганных девушек валерьянкой и дождавшись, когда обе успокоятся, стойкие зрители были вознаграждены. — Ксюша, скажи честно, что случилось с тобой в туалете? — Еве важно было убедиться, что она не сходит с ума. Повторение галлюцинации ее напугало. — Ты что–то видела? — Да ничего я не видела! — встряска подействовала на Ксению отрезвляюще. Теперь она стыдилась, что повела себя, как дура. — Почему тогда кричала? — не отступалась Ева. — Ты меня напугала! — Ксюха, защищаясь, сложила руки на груди. — Но ты же сама сказала, что тебя кто–то схватил за пальцы! — Мне показалось. Вода воронкой закручивалась, вот и показалось. Теперь Ксения понимала, как глупо было думать, что кто–то потянул ее за руку. — Но разве в воде не была кровь? — Какая кровь, Ева? Очнись! — А мужчину… Отражение мужчины ты видела? — Боже! Откуда там взяться мужчине? Ничего я не видела. Ты орала, и я орала. — Все понятно, общий психоз, — староста третьего курса, молча наблюдавшая за перепалкой, поставила очевидный диагноз. Поднявшись со стула, Макеева сделала знак всем присутствующим удалиться. Театр окончен. — Вы своими криками просто довели друг друга. — Но почему вся эта хрень происходит именно со мной? — Ева не понимала, с какого перепуга она вдруг сделалась объектом осуждения и жалости. Она ничего не делала, чтобы превратиться в алкоголичку, не помнящую, когда и кто набил ей тату, или дерганную психичку, видящую то, чего нет. Никаких таблеток не принимала, не курила, не пила. Ну, почти не пила. День рождения Ксю не в счет. Ева вспомнила о паре таблеток от аллергии, но тут же отвергла притянутую за уши версию. Прошла почти неделя. Да и не дают антигистаминные препараты такого эффекта. «Что за наказание! Татуировка, пугающие галлюцинации». Хотя… хотя, может, на самом деле заболела? Первый звоночек случился в кафе, где Ева увидела лицо человека на дне стакана. Она легкомысленно отмахнулась от тревожного признака, списав видение на нервное напряжение. Сегодня тоже немало поволновалась. Вот и случился рецидив. Поход в тату–салон оказался тем еще испытанием, а еще эта неприятная ссора с Максимом. Повела себя как настоящая истеричка, бросила кольцо, ушла в ночь. — Больше отдыхать надо, Никольская. Спать, а не строчить курсовые. Совсем себя загнала, — Макеева осуждала подобный заработок. Кто–то гуляет, а кто–то себя гробит. — Да, наверное, ты права, — Ева легла на кровать и, отвернувшись к стене, положила под щеку ладошки. Четыре таблетки валерьянки вызывали сонливость. Глаза сами закрывались. — Вы идите. Я только немножко посплю и приду в себя. Завтра контрольная по вышке, нужно подготовиться. Высшая математика давалась ей легко, и можно было не переживать, но Ева обещала позаниматься с Ксюхой. «Потом, все потом».