* * * Лерис, ранясь об острые грани льда, раздвигал его, расчищал пространство, чтобы добиться чистоты воды, в толще которой что–то происходило. И увидел. Он замер, когда на дне колодца заметил девушку, закрывающую лицо ладонями. Он не успел ее рассмотреть, нареченная метнулась в сторону. Через некоторое время показалась вновь, и князь удивился. Ожидал увидеть светловолосую, а тут рыжая. Вся какая–то чересчур яркая. С крупными чертами лица. С дерзкой ухмылкой. Она без раздумий протянула руку, и небесный лорд, подчиняясь импульсу, тоже сунул свою в воду, но едва дотронулся до кончиков пальцев девушки, как почувствовал отвращение. Странное чувство напугало, он сжал ладонь в кулак, точно прикоснулся к жалящей траве. Такая росла на острове Руб, и воспоминания о причиняемой ею боли до сих пор были живы в памяти, хотя с детства прошло немало лет. Как такую любить, если все его естество против? Гримаса разочарования дернула мышцы лица. Лерис беспомощно обернулся на оракула, будто тот способен был открыть, что происходит. Не мог не заметить, как довольно тот потирает ладони. Неприятный шелестящий звук резанул по обнаженным нервам. Лучше уж смотреть в воду, чем в мерзкое лицо оракула. Князь сглотнул и вновь навис над колодцем. Ото льда не осталось следа, но дно зияло обидной пустотой. — Что же ты так мучаешь меня? — произнес князь себе под нос, но колодец услышал: вновь явил девушку, но уже другую. Такую, как описывал старый капитан. Светловолосую, радующую сердце тихой красотой. Она робко заглянула в воду, замерла на несколько секунд. Изображение было настолько четким, что Лерис увидел, как незнакомка моргнула. И открыла рот в крике. — Да что такое?! — князь от досады хлопнул ладонью по воде. Он даже не успел протянуть руку, чтобы предложить ее нареченной, а та уже исчезла. Вода в колодце неумолимо чернела, и теперь невозможно было разглядеть не только его дно, но даже осклизлые стены. Князь поднялся, вытер руки о край рубашки, подхватил с пола камзол (не заметил, когда его с себя скинул) и направился к крутой лестнице. — Все? Удовлетворили свое любопытство? Теперь пора и честь знать? — препротивнейшим голосом поинтересовался оракул. — Я вернусь, — князь бегом поднимался по лестнице. — Так быстро вы от меня не избавитесь. — Зачем же мучать древнюю вещь? Разве не понятно, что суженная не хочет вас видеть? — Это мы еще посмотрим. — Куда уж больше смотреть? Если бы вы были в милости, вам сразу же руку протянули бы. За всю жизнь не припомню подобного случая неповиновения. Может, оно к лучшему. Если она сейчас строптива, что будет потом? — За собой следи. И за своими речами. Перед тобой князь, а не мальчишка из подворотни, чтобы его отчитывать. Добежал до двери и хлопнул ею так, что посыпалась побелка. — Беги–беги, — оракул остановился. — Хоть все здесь сокруши, не будет тебе счастья. Сам сгинешь, и острова твои следом в небытие уйдут. Лорд Птородей за пределами священной залы ход сбавил. Было о чем подумать. Выйдя в пустой двор, где сиротливо стояла прислоненная к стене звезда, уже знал, что будет делать дальше. Громко свистнув, дождался, когда ему скинут канат. Сунув ногу в крепкую петлю, вновь свистнул и взмыл в небо. — Не вышло? — тир Пикарт сделал шаг назад, чтобы освободить пространство у шахты. По настроению лорда уже догадался о плохом исходе. Был тот темнее тучи. Осталось для полного сходства метнуть молнию и разразиться громом. — Видел, но руку не дала. Пугливая какая–то. — С нашими обычаями не знакома, вот и чурается. Что делать–то будем? — Где Сталко и Микуш? — Отправил делами заниматься. Что без толка у шахты мяться? — Позови. Пусть придут в мои покои. * * * — Ева, тебя на проходной ждут, — ее растолкала одна из студенток. — Кто? — Ева зевнула, прикрыв рот ладонью. Взглянула в окно и обреченно выдохнула. Ночь уже, а они с Ксюшей даже не начали заниматься. — Конь в пальто, — бросила соседка и закрыла дверь. Ева щелкнула выключателем и зажмурилась от яркого света. Стукаясь о мебель, поплелась к раковине. Протянула руку, чтобы открыть кран и замерла. — Совсем с ума сошла. Скоро своего отражения буду пугаться, — произнесла и решительно пустила воду. Тоненькой струйкой. Чтобы не вздумала накопиться на дне раковины. Ева чистила зубы и чувствовала себя героиней. Побороть свои страхи — одна из ступеней становления личности. Переодевшись и причесавшись, пошла вниз. — Мою Ксению не видели? — спросила у стайки девушек, облепивших бренчащего на гитаре студента. — Она ушла гулять с парнями с пятого курса. — Вот жучка, — цыкнула Ева, понимая, что подруга выбрала более приятное времяпровождение. А завтра на вышке замучает, требуя помощи. У проходной столб подпирал Максим. — Как ты? — спросил он, оглядывая «невесту» с ног до головы. — Нормально, — ответила Ева и отвела глаза в сторону. Она не была уверена, что с ней все хорошо. Странные видения и отсутствие воспоминаний, откуда взялась татуировка — реальный повод обратиться за помощью. Но не к Максу. Ева для себя уже решила, что сначала расскажет о странном умопомрачении отцу, и пусть тот решает, какой ей требуется врач. Она ни за что не отважится преподнести родителям шокирующую весть по телефону. Те тут же прилетят всем семейством к ней, поэтому нужно постараться дожить до воскресенья и не уехать на скорой помощи со связанными руками. «Надо понаблюдать», — извечная врачебная формулировка при неясном диагнозе вполне подходила для ее случая. — Ева, — рука Максима нашла ее ладонь и мягко сжала, — я сожалею, что накричал на тебя. Согласись, ситуация необычная. У тебя появилась татуировка, и ты не понимаешь, откуда она взялась. — Но это на самом деле так, — Ева освободила свои пальцы из захвата. — Я говорила со всеми, кто был на Ксюшиной вечеринке. И ни один человек не видел, чтобы я пропадала хоть на минуту. — Ладно, оставим. Я не хочу тебя мучить. Истина рано или поздно всплывет. — Зачем ты пришел, Максим? Кажется, мы уже все выяснили. Я тебе не подхожу. — Подходишь. Ты даже не подозреваешь, насколько подходишь, — он попробовал притянуть к себе Еву, но ее тело словно задеревенело и не хотело ложиться в объятия. — Мне без тебя не жить. Ева фыркнула. — Я не кривлю душой. Посмотри на меня, Ева. Посмотри, — Макс насильно поднял ее подбородок. — Что ты видишь? — У тебя синяки под глазами, — ее собственные тревожно мерцали. Максим на самом деле выглядел неважно. Двухдневная щетина, помятый ворот рубахи. Ни следа от былой подтянутости. — Ты пил? — Я не спал два дня. Сегодня даже не пошел на работу. Ты убиваешь меня, Ева. — Я… я не хотела. — Вернись ко мне, — Максим наклонился, прижался щекой к ее волосам. — Скажи, что прощаешь. Мы сведем эту чертову татуировку. Я уже проконсультировался. — А может… — Ева сглотнула, — а может, она мне нравится? — Хорошо. Оставим. Будем когда–нибудь вспоминать со смехом. — Когда–нибудь? Но мне сейчас не до смеха. — Мне тоже. Разве ты не видишь, что я готов умолять тебя? — шепот беспокоил. Хотелось оттолкнуть Макса, вырваться из его душных объятий. Но он не позволял. Ева затихла. — Максим, мне кажется, ты пьян. Никогда прежде он так себя не вел. Чаще был насмешливо–холоден. Словно она маленькая девочка, которая только и умеет говорить и делать глупости. — Я не пил. Я ничего не пил и не ел с тех пор, как ты ушла. Скажи, что ты все еще любишь меня. Скажи! Как же легко внушить человеку чувство вины, открыто демонстрируя боль и отчаяние! Ева вновь ощутила себя несвободной. — Максим, прекрати. Разве сейчас можно говорить о любви? Мы оба на взводе. И, боюсь, не способны мыслить трезво. — У нас должен быть шанс! Я сглупил, ты вспылила. Нельзя же казнить меня за это, — он говорил торопливо, боялся, что Ева прервет его. — Я боялся за тебя. Мало ли, вдруг ты снова окажешься в руках маньяка, седлавшего это с тобой? Он погладил Еву по плечу, на котором жила чужая метка. Как же Макса бесило, что его женщину пометили, а он не может ничего сделать! — Хорошо. Я согласна попробовать еще раз, — Ева сейчас на многое бы пошла, лишь бы вырваться из цепких рук, вдохнуть полной грудью. Поднимающаяся паника плохой советчик. Как бы снова не сорваться в галлюцинации. — Но с одним условием. Ты принимаешь меня такой, какая я есть. Со всеми моими страхами, глупостями и… татуировкой. Ни слова больше о ней. — Согласен, — он, наконец, выпустил ее. — У меня тоже есть условие. Ты никогда не вспомнишь о моей слабости. Не в моих правилах просить. Я обычно беру. И неважно, кто передо мной: сильный или слабый. Все из–за того, что я слишком люблю тебя.